Париж от A до Z - Мари Секстон

скажу, что это приводит меня в восторг. Но и сердиться я тоже не вправе. Зак, я думаю, это просто-напросто делает тебя человеком.

Какое же облегчение я испытал. С моих плеч словно сняли всю тяжесть, которую я носил со дня, когда узнал о поездке. В этот момент я любил Анжело сильнее, чем когда бы то ни было, хотя до сих пор и не представлял, что такое возможно. Я взял его за руку. И, наклонившись, поцеловал в ладонь.

– Ты изумляешь меня, – сказал ему я, – каждый день.

Он положил ладонь мне на щеку, понуждая снова посмотреть на себя, и я впервые за очень долгое время увидел в его взгляде тень страха. Того самого страха, который я часто наблюдал в наши первые месяцы вместе. После Вегаса он стал появляться все реже. Я не помнил, в какой момент он ушел окончательно, но сейчас с изумлением понял, что довольно давно. Страх в его глазах был еле заметным, и все же он был там.

– Зак, скажи мне еще раз, – попросил он, и его голос немного дрожал. – Скажи, что ты по-прежнему любишь меня. Что я по-прежнему единственный, кто тебе нужен.

– Ангел, – произнес я, привлекая его к себе, – ты моя жизнь, ты мой север, ты мое все. Я люблю тебя больше всего на свете.

– Скажи, что у нас все нормально.

– У нас все идеально.

Он обнял меня за шею, и я поцеловал его. Его тело было словно создано для моего. Рот раскрывался под моим ртом идеально. Я провел рукой по его спине. Мне нравилось то, что мои прикосновения до сих пор рождали в нем дрожь. Как и то, что когда я обнял его за шею, он вздохнул и стал целовать меня крепче. Медленно раздевая его, скользя губами и пальцами по его гладкой и смуглой коже, я думал о том, сколько раз он меня удивлял. То, что случилось с Джоном, в Вегасе уничтожило бы его. Но здесь и сейчас он справился с этим намного лучше меня.

Он стал сильнее, чем раньше – намного сильнее, чем я полагал. Он был моим ангелом, и хотя я оставался накрепко приросшим к земле, позволял мне притрагиваться к себе, обнимать себя и заниматься с собой любовью. Я превратил любовь к нему в акт поклонения, словно через него мог дотянуться до рая. Я бы не удивился, если это и впрямь было так. Это было долго, и медленно, и божественно. Я постарался сделать ему так приятно, как только мог, и если он и не упал в обморок, пока не дышал, я был счастлив уже от того, что ему потребовалось немало времени на то, чтобы восстановить дыхание.

***

Церемония была очень простой. Джон надел строгий темный костюм, такой же консервативный, как и он сам. Неожиданным был только галстук – немного более яркий, чем я от него ожидал. Коулова версия свадебного костюма была значительно неформальнее и намного моднее. Он выглядел так, словно только что сошел с одного из парижских подиумов. Их клятвы друг другу были интимными и очень короткими.

Джон сказал только:

– Я обещаю следовать за тобой, куда бы ты не повел меня.

Тихий ответ Коула был таким:

– А я обещаю научить тебя летать.

Джон улыбнулся, и я задумался о том, что же значат для них эти слова.

Они поцеловались – нежным, продолжительным поцелуем. Смотреть на него ощущалось неправильным, и я отвернулся. Опустил взгляд на колени. И почувствовал на своей руке ладонь Анжело. Его длинные, тонкие пальцы переплелись с моими. Я посмотрел на его улыбающееся лицо, и сияние его света разогнало тени в моем сердце.

– Я люблю тебя, – прошептал я.

– Я знаю.

Вместо приема Коул повел нас на ужин. Еда была превосходной, а вино дорогим. Джордж каким-то образом заблаговременно договорился с официантами, и пока всем остальным подавали изысканные десерты с фруктовыми ликерами и густым шоколадным сиропом, Джону принесли нечто коричневое на тарелке. Коул с явным замешательством уставился на это нечто, и по щекам Джона медленно разлилась краска.

– Очень смешно, пап, – сказал он.

– Что, бога ради, это такое? – спросил Коул.

Мэтт, судя по всему, был посвящен в соль шутки, поскольку захохотал, как ненормальный. А Джордж только улыбнулся.

– Это пирожок, – ответил он. – Любимое лакомство Джонни.

После ужина мы на автобусе поехали в бар, который находился всего в нескольких кварталах от нас. К полной моей неожиданности бар оказался спортивным – совсем не таким заведением, в котором я мог бы представить Коула. Судя по всему, он позаботился обо всем какое-то время назад, поскольку нас там ждал столик.

– Ты спланировал это заранее? – приподняв одну бровь, спросил Мэтт у Коула.

– Ну естественно, – сказал Коул. – Я, знаешь ли, не конченный эгоист. – Мэтт радостно рассмеялся и хлопнул Коула по спине с такой силой, что я испугался, как бы тот не шлепнулся на пол. Коул поморщился. – Господи боже, – негромко сказал он Анжело, как только Мэтт отвернулся. – Больше никаких ему одолжений. Это было больно.

– Мне можешь не рассказывать, – рассмеялся Анжело.

И мы сели смотреть Супербоул. Мэтт, Джордж и Анжело болели за «Чифс». Джаред разрывался, болея то против Мэтта, то за него. Природный инстинкт понуждал его, как всегда, выбрать первое, но еще он не мог не желать, чтобы его партнер был доволен. Джон, Коул и я в основном пили вино и смеялись над ними. В конце концов «Чифс» пусть не намного, но проиграли. Мэтт перенес удар стойко. Главным образом потому, что изрядно набрался.

Ко времени, когда все закончилось, на часах было три утра, и мы все перепились. Несмотря на минусовую температуру, мы решили прогуляться до отеля пешком. Ударил мороз. Наше дыхание, вырываясь наружу, превращалось в белые облачка, и мы покрепче запахивали наши пальто. На мокрой поверхности тротуаров отражались огни уличных фонарей. Редкие снежинки медленно опускались на землю, создавая интимное ощущение сказки. Дороги были пусты, и здания на узких улочках словно жались друг к другу. Казалось, что время остановилось.

За нами шли вместе Мэтт, Джаред и Джордж. Они болтали и смеялись так, словно знали друг друга целую вечность. Джон с Коулом шли в нескольких шагах впереди и вели нас, показывая дорогу. С такого