Гиппократ - Жак Жуана

Таким образом, древний врач стремился увидеть одновременно настоящее, прошлое и будущее. Само древнее определение прогноза, странное для современного сознания, можно понять, соотнеся его с предсказаниями прорицателей. Самое древнее для Греции пророчество зафиксировано в «Илиаде», и оно относится именно к болезни. На ахейскую армию, осаждающую Трою, обрушился мор. Никто не сомневался, что причиной его был гнев Аполлона. Но что вызвало этот гнев? Предсказатель Калхас узнает, что смертоносная болезнь отступит, как только Агамемнон вернет Хрису, жрецу Аполлона, его дочь, причем без выкупа, а грозному Аполлону принесут искупительную жертву. Пророчество Калхаса распространяется не только на будущее, но и на прошлое болезни, на ее причину. Гомер представляет прорицателя, охватывающего все временные измерения:

«Калхас, сын Тестора, встает: превосходя всех остальных предсказателей, он знает настоящее, прошедшее и будущее».

Поразительно сходство характеристик лучшего предсказателя у Гомера и лучшего врача у Гиппократа. Таким образом, медицинский прогноз отличается от пророчества лишь тем, что ведет свое начало не от знаков, ниспосланных богами, а от симптомов, определяющих состояние больного.

Итак, предвидение будущего является главным. Оно крайне интересует больного, и дает врачу возможность предохранить от болезни. Но врач всегда ставит себе в заслугу умение рассказать о прошлом и настоящем, обнаруживая без помощи больного недуги, от которых он страдал или страдает сейчас. Автор «Прорретики» II делает прогноз о настоящем болезни, говоря о пациентах с болями в суставах:

«Если эти люди имеют плохой цвет лица, их нужно спросить, болит ли у них также и голова; они ответят утвердительно».

Косские врачи критикуют коллег книдской школы как раз за то, что они игнорируют эту часть прогноза: прошлое и настоящее. Древние книдцы как правило интересовались тем, что «врач должен знать сам без сообщения больного».

Врач-гиппократик приближается к прорицателю, хотя он коренным образом отличается от него рациональным методом предсказания и не скупится на сарказм в отношении прорицателей-мистиков. Но в сознании простого человека эта аналогия тем более естественна, что он наслышан о мифических врачах или о богах-врачевателях, которые одновременно были предсказателями. Сам Аполлон Дельфийский — и врач, и предсказатель. Таким образом, слово смертного врача, делающего прогноз, легко могло превратиться в сознании народа в пророчество, вызывающее восхищение и удивление.

Врачи это хорошо понимали и не упускали случая привлечь к себе внимание необычайными прогнозами, достойными пророчеств. «Рассказывают о многократных, прекрасных, удивительных прогнозах врачей, таких, которых не делал ни я сам и не слышал, чтобы делали другие», — заявляет автор «Прорретики» II в начале этого труда, полностью посвященного прогнозу. Он дает ряд примеров:

«Один больной кажется врачу и другим людям приговоренным; но появляется другой врач и заявляет, что больной не погибнет, но останется слепым; придя к другому больному, который кажется при последнем издыхании, он предсказывает, что тот поправится, но одна рука у него будет искалечена; или у другого больного, который, казалось, не должен выжить, он заявляет, что он поправится, но пальцы на ноге почернеют и сгниют».

Мы видим, как врач, усердствуя перед клиентурой, делает утешительные и одновременно удивительные прогнозы, чтобы завоевать доверие больного и его близких и развенчать своего коллегу. В этих безнадежных случаях он играет на двух человеческих чувствах: надежды и удивления.

Такие необычайные прогнозы осуждаются врачом-гиппократиком:

«Что касается меня, — говорит автор «Прорретики» II, — я не делаю таких пророчеств; но я пишу о признаках, по которым нужно определять тех больных, которые поправятся, и тех, которые умрут, тех, которые поправятся скоро или не скоро, и то же самое для тех, кто умрет».

Перечисляя сенсационные прогнозы, которые он клеймит словом «пророчество», автор ясно дает понять, что уподобляет их прорицаниям оракула. Он осуждает их, потому что они не основываются на наблюдении признаков болезни. Показные прогнозы впоследствии могут обернуться против их авторов:

«Я советую врачам быть крайне осторожными, как в медицине вообще, так и в таких предсказаниях, и отдавать себе отчет в том, что в случае успеха прогноза больной будет им восхищаться, но в случае неудачи врача, кроме того, что вызовет ненависть, рискует прослыть сумасшедшим».

Однако, совершенно исключая для себя этот род предсказаний и предостерегая от опасности, которой подвергается репутация врача, автор-гиппократик допускает, что их можно делать при условии, если они основаны на медицинских знаниях:

«Когда хотят делать такие театральные предсказания, нужно предсказывать, имея безупречные знания всего этого».

В конечном счете, позиция автора «Прорретики» II по поводу необыкновенных предсказаний сходна с позицией автора «Суставов» по поводу зрелищных операций. В двух трактатах врачи-гиппократики допускают сделку со сторонниками театральных методов при условии, что это не противоречит ни интересам больного, ни требованиям медицинского искусства.

Гиппократики превыше всего ценили правильность прогноза. Ничто не может так повысить авторитет, как ясный и точный прогноз, который сбывается.

В этом случае врач «вызовет справедливое восхищение и будет хорошим врачом», — заявляет автор «Прогноза». Он посчитал необходимым перед словом «восхищение» поставить прилагательное «справедливое» потому, что согласно «Сборнику», эти чувства чаще вызывали своими зрелищными методами невежественные шарлатаны. Здесь автор восхищается знаниями истинного врача и доверием, которое ему окажет больной. Из «Горгия» Платона известно, как трудно было завоевать подобное доверие.

Даже в самых объективных повествованиях чувствуется гордость врача-гиппократика, чей прогноз оказался правильным. Вот, например, карточка больного, излагающая случай с корабельным надсмотрщиком, рука которого была раздроблена якорем: «Возможно воспаление, а также сухая гангрена, лихорадка. Больному дали умеренную дозу слабительного; небольшой жар и боли; часть пальца отпала. Через семь дней вытекла соответствующая сукровица; после чего он говорил о языке, что не может все выговаривать. Прогноз: наступит опистотонус (разновидность столбняка). Челюсти судорожно сжимались, потом судороги достигли шеи. На третий день больной весь в поту выгнулся всем телом назад. На шестой день после прогноза он умер».