Царица Горго - Виктор Петрович Поротников

полное отсутствие полководческих способностей. Спартанские цари являлись прежде всего полководцами, поскольку Лакедемон с момента своего образования вёл постоянные войны. Однако не все спартанские цари отличались воинственностью, попадались среди них и такие, кто был совершенно непригоден для командования войском. В царском роду Эврипонтидов кроме Леотихида неумелым военачальником был также его прадед Гиппократид.

Неприязненная реплика Диномахи дала повод Еврибиаду заговорить о доблестной гибели царя Леонида и о печальной судьбе Аристодема, лишённого гражданских прав по решению эфоров.

– Будь стойкой и послушной закону, дочь моя, – молвил Еврибиад. – Согласен с тобой, что Аристодем не трус, но все обстоятельства против него, к сожалению. Твоя мать поступила правильно, расторгнув твою помолвку с Аристодемом. Ты не можешь быть невестой изгоя.

– А если я люблю Аристодема, отец? – с вызовом в голосе произнесла Диномаха.

– Чувствами придётся поступиться, дочь моя, – непреклонно промолвил Еврибиад. – Прояви волю и характер, как ты это делаешь на состязаниях в борьбе и беге. Хвала богам, в Лакедемоне хватает отважных юношей и кроме Аристодема.

– Как легко ты отвернулся от Аристодема, отец, – с горечью сказала Диномаха. – Ведь ты же видел его в битвах. Выходит, ты веришь лживому навету эфоров, мигом позабыв о былых военных подвигах Аристодема? Всем в Спарте понятно, что эфоры взъелись на Аристодема за его смелые речи. Аристодем открыто обвиняет эфоров в преступной медлительности, которая и погубила царя Леонида. Так что законы Ликурга тут ни при чём!

Выскочив из-за стола, Диномаха выбежала из трапезной, едва не сбив с ног рабыню, которая несла на подносе яблоки, груши и айву.

– Я говорила тебе, что всё обстоит очень серьёзно, – негромко заметила Алкибия, обменявшись взглядом с мужем. – Надо что-то делать, Еврибиад. Не держать же нам Диномаху днём и ночью под замком.

– Я сегодня же поговорю с эфорами, – сказал Еврибиад. – Кстати, кто именно прошёл в новую коллегию на этих выборах?

Алкибия перечислила поимённо состав новой коллегии эфоров.

Выслушав её, Еврибиад помрачнел. Среди вновь избранных эфоров не оказалось ни одного сторонника Агиадов, приверженцев наступательной войны с персами. В эфоры-эпонимы прошёл и вовсе Эфхенор, сын Тимархида, давний недоброжелатель Еврибиада.

Скрепя сердце Еврибиад отправился прямо домой к Эфхенору, узнав, что тот уже покинул здание эфорейона. Небесный свод на западе окрасился пурпуром скрывшегося за горами солнца. По узким улицам Спарты ветер гнал сухую опавшую листву. Дом Эфхенора находился через две улицы от дома Еврибиада.

Эфхенор встретил Еврибиада с радушной улыбкой. Впрочем, эта улыбка Эфхенора могла обмануть кого угодно, но только не Еврибиада. Лет пятнадцать тому назад в одном из сражений с аргосцами Эфхенор получил тяжёлую рану в ногу. С той поры он заметно хромал. От военных походов Эфхенор был отстранён, и это сильно его уязвляло. Эфхенор, пользуясь своими связями в среде спартанской знати, внёс на рассмотрение совета старейшин предложение разрешающее спартанским военачальникам с незначительными увечьями выступать в поход верхом на коне. Обсуждение предложения Эфхенора вызвало бурные споры в герусии. Ведь резличные увечья вследствие ранений имели многие спартанские граждане, отчисленные за это из войска.

В ту пору царём на троне Агиадов был Клеомен, старший брат Леонида. Клеомен имел сильное влияние на старейшин, которые под его давлением отвергли предложение Эфхенора о введении конницы в спартанском войске.

Эфхенор затаил злобу против Клеомена. И когда Клеомен попытался низвергнуть владычество эфоров, добиваясь для себя неограниченной власти, то Эфхенор оказался в числе заговорщиков, убивших Клеомена. Не ладил Эфхенор и с Леонидом, сменившим Клеомена на троне Агиадов. Леонид тоже выступал против создания даже небольшого конного отряда в армии лакедемонян. Леонид полагал, что это приведёт к неизбежному расколу среди граждан Лакедемона, ибо конные воины станут более привилегированными по сравнению с пехотой. Прекрасным примером этого могут служить те из греческих государств, в которых имеется конница. Прежде всего, Фессалия и Беотия.

Спартанские граждане сами себя называли гомеями, то есть «равными». Это равенство подразумевало не только одинаковый у всех имущественный ценз, но и равенство в боевом строю, где цари и военачальники стоят плечом к плечу с простыми воинами в пешей фаланге.

Разговор между Эфхенором и Еврибиадом состоялся в центральном помещении дома, где был расположен большой очаг, пышущий жаром. Дом Эфхенора был невелик и довольно неказист с виду, как и большинство жилищ в Спарте. Законы Ликурга запрещали спартанцам гоняться за роскошью в быту, поэтому всякий гражданин, построивший дом крупнее и наряднее соседних домов, подвергался всеобщему осуждению. Не приветствовались в Лакедемоне и роскошные одежды, и слишком изысканные яства, и стремление к длинным витиеватым речам…

Ведя беседу, Эфхенор и Еврибиад сидели на грубых стульях возле очага. У Эфхенора опять разболелась когда-то покалеченная нога, поэтому он уселся таким образом, чтобы жар от раскалённых углей прогревал его больное место.

Еврибиад заговорил об Аристодеме, желая выяснить, насколько сильно Эфхенор настроен против него. Всё-таки эфор-эпоним имеет решающий голос в коллегии эфоров по любому вопросу. Даже если Еврибиаду удастся убедить прочих эфоров помиловать Аристодема, запрет со стороны Эфхенора перечеркнёт все его усилия.

– Не понимаю твоей озабоченности, друг мой, – молвил Эфхенор, потирая свою больную ногу и поглядывая на Еврибиада не то с недоумением, не то с укором. – Насколько мне известно, твоя супруга расторгла помолвку вашей дочери с Аристодемом. Зачем тебе ворошить это дело?

– Затем, что я хорошо знаю Аристодема, – ответил Еврибиад. – Уверен, на него возвели напраслину за его смелый язык. Аристодема обрекла на изгойство предыдущая коллегия эфоров, дабы тем самым заткнуть рты всем недовольным гражданам, коих возмущало то, что Леонид и его телохранители так и не дождались помощи из Спарты.

– Говори сразу, что ты предлагаешь, – хмуро бросил Эфхенор. – Ты ведь за этим и пришёл сюда, не так ли?

– В твоей власти, Эфхенор, вернуть Аристодему его честное имя, – продолжил Еврибиад. – Не только я и моя дочь, но и многие другие лакедемоняне будут признательны тебе за это.

– Если я восстановлю Аристодема, не пролившего ни капли крови, в гражданских правах, то как мне после этого смотреть в глаза родственникам Леарха, покончившего с собой ради искупления той же самой вины, – промолвил Эфхенор, осторожно закинув ногу на ногу. – Смерть Леарха мешает мне совершить этот поступок милосердия, к которому ты меня подталкиваешь, Еврибиад. Вот, если бы Леарх был жив, тогда другое дело. Теперь же Аристодему остаётся либо последовать примеру Леарха, либо жить в позоре. – Эфхенор пожал плечами, всем своим видом показывая своему гостю, что закон в данном случае сильнее его воли.

– Как скоро у нас забывают заслуги гражданина перед отечеством, – нахмурился Еврибиад. –