Странник и Шалопай - Сергей Минутин

Странник помнил задание наизусть: «Прекратить разрушение созданной на Земле цивилизации. Довести до профессора информацию о том, что «небесная канцелярия» в заданных им процессах ускорения, перестройки, реформирования не видит улучшения качества индивидуального творчества, а видит только попытку создания единого Творца — Себя на ограниченной территории, что окончательно остановит эволюцию и приведёт дураков и гениев в состояние космической пыли. И если Профессор хочет продолжать свои опыты, то пусть не создаёт, а воссоздаёт.

Странник ходил от встречи с Верой с лёгким сердцем. Он уже уяснил, что Вера не делает из своих замыслов секрета, да и замыслы её на Земле были никому не доступны, то, что силы зла что–то начали понимать в происходящем, означало лишь то, что она им это позволила.

Странник шёл по Арбату, по одной из самых известных магистралей Земли. Профессор однажды позволил одному мелкому представителю тёмных сил создать очаги своего влияния в этом мире. И этот представитель постарался на славу, создав улицы ярких реклам, шумных ресторанов, казино и немыслимой роскоши.

Весь мир пересекался этими очагами–магистралями: Бродвей, Арбат, Невский проспект, Крещатик, Пикадили. Это были вотчины сил зла, но на этих улицах они и выдохлись, рекламируя свою, альтернативную, жизнь.

Большинство народов Земли оставалось привязанным к труду, к той жизни, которую в них вдохнул Творец. Силы зла, даже совершив с одним из земных племён «синайский турпоход», в котором это племя 40 лет отучали трудиться, так и не смогли сбить с пути истинного остальные народы. Но из этого племени произросли многочисленные банкиры, ростовщики, мошенники и прочее теневое украшение Земли. Именно они селились на таких улицах и помогали силам зла всасывать в себя, как в воронку, всех тех, кто старался врасти в эту земную жизнь «материей».

Профессор только однажды сказал им: «Помни о смерти». Но вместо того, чтобы задуматься над этим озарением, племя это взяло сей лозунг за основу своей жизни, решив урвать как можно больше при жизни.

Профессор, видя эту жадность и неверие в его озарение, перестал их наставлять. Альтернатива, так альтернатива. Но профессор не обходил своим вниманием и эти улицы. Что может быть обиднее для сил зла, чем нищий художник, рисующий на такой улице совершенно бесплатно свои шедевры изобразительного искусства. Конечно, с представителями свободных профессий, пытающихся творить на таких улицах даром, силы зла боролись как могли, то рэкет, то полиция или милиция, то другая напасть, но круги некупленного и нетленного творчества всё равно расходились и из этих «гнилых мест» по всему миру.

Кроме того, Профессор делал на этих мировых магистралях замеры падения нравов землян, он наблюдал, на какие подлости готовы пойти люди, чтобы удержаться на этих улицах или, как они сами говорили, «на плаву».

Профессор искушал, а тех, кто искушение выдержал и не оподлился, что означало изгнание с улицы, не оставлял без своего внимания и чем–нибудь одаривал.

Странник шёл по ночному Арбату в уже знакомое ему казино «Метелица».

Профессор создал своё собственное казино прямо в логове тёмных сил, обозвав его символично «Метелица». Мол, всё может выдуть: и деньги, и мысли. И «Метелица» завьюжила так, что бюджеты не только средних и крупных городов России, а с долларизацией страны и других государств, исчезали в дырках на игральных столах, как в чёрной дыре.

Вера подумывала над тем, чтобы жертвовать часть этих средств врачам и учителям, как того требовали силы зла, но оздоровление и поумнение тел её никогда не интересовало. А тем, кто этим занимался, она никогда не доверяла.

Но вот к игре профессор пристрастился не на шутку, он так нагнетал страсти за игральным столом, что на мир стали обрушиваться ураганы и наводнения, падали самолёты и тонули корабли.

Пока крутился барабан рулетки, Вера думала о том, сколько творческих людей было уничтожено, сколько всю жизнь делали не то, что хотели, сколько могли сделать больше, но не сделали, упёршись в равнодушие бездарей и дураков. Иногда она вспоминала отрывки разговоров и целые главы книг и думала, что многое могло бы быть иначе, но:

«Горький позвал меня в кабинет. Слова, сказанные им там, решили мою судьбу: «Гвозди бывают маленькие, — сказал он…, — бывают и большие-с мой палец. И он поднёс к моим глазам длинный, сильно и нежно вылепленный палец. — Писательский путь, уважаемый пистолет (с ударением на о), усеян гвоздями, преимущественно крупного формата. Ходить придётся босыми ногами, крови сойдёт довольно, и с каждым годом она будет течь всё обильнее… Слабый вы человек — вас купят и продадут, вас затормошат, усыпят, и вы увянете, притворившись деревом в цвету… Честному человеку, честному литератору и революционеру пройти по этой дороге — великая честь, на каковые нелёгкие действия я вас, сударь, и благословляю… Выйдя оттуда, я полностью потерял физическое ощущение моего существа.

В тридцатиградусный, синий, обжигающий мороз я бежал в бреду по громадным пышным коридорам столицы, открытым далёкому тёмному небу…»[19].

Профессор вспомнил, как он искушал Горького, оставив его один на один с целым враждебным ему городом. Горький тоже не вписывался в рамки земной морали, бродяжничал, дрался и любил чужих жён. Город не любил Горького, он изгонял его. Когда Горький ушёл, профессор начал искушать город его именем. Он очень не любил этот город за его мещанство и угодничество перед ним и не оставлял его в покое.

Он хорошо помнил напутствие Космического гения: «Кого люблю, того и испытываю», и действовал наоборот. Как только жители объединялись в нём какой–нибудь целью, он тут же разбавлял их потомками фарисеев, распявших его брата.

И город никогда не мог устоять против более сладкой альтернативы. Город отделил Минина от Пожарского, забыл Горького и Балакирева, а Пушкина вспоминал только в периоды юбилеев, да и то с целью воровства денежных знаков, «списанных» под его бакенбарды.

Ученик Горького Исаак Бабель почти повторил путь учителя, но он был искушаем людьми, а не целым городом, поэтому его мало кто знает, его легче убрать из людской памяти.

Зачем? Конечно, для торжества одного над другим. Но вот добра над злом или наоборот, выбор делали сами люди.

Каким был выбор, Странник решил разобраться сам. Он надолго засел возле киноэкрана, на котором стали проявляться фильмы — картины минувшей жизни.

Глава двадцать вторая

Фильмы — картины минувшей жизни

фильм первый — Истина и басня, или

Опасайтесь внезапности

Внезапно произошло нечто совершенно неожиданное: «закрытый» город Горький стал «открытым». Город сразу же стал объектом пристального внимания разведывательных организаций всех стран мира, наконец — то получивших возможность узнать досконально, что значит «закрытый» город в российском понимании, особенно если в нём проживает более миллиона жителей. К слову сказать, в России подобные эксперименты были не новы, так, до сих пор многие институты мира изучали опыт выживания другого «закрытого» города — Ленинграда во время блокадной зимы 1942 года.

Кроме разведок, в город потянулись и внуки бывших купцов, дворян, владельцев различной недвижимости, дедушки которых были когда — то тесно связаны с нижегородской ярмаркой, но затем изгнаны из этого торгового «рая» в эмиграцию. Казалось бы, вот оно, свершилось. Город опять становился возвращённым благом международной ярмарочной торговли.

Горьковчане, будучи признанным карманом России, суетились быстрее всех. Накопленный веками опыт им подсказывал, что деньги обычно там, где «дрожжи» и наоборот. Но, если в городе уже есть и деньги, и евреи, а его ещё и «открывают», то как бы чего не вышло.

С другой стороны, искушённый коммерческий ум горьковской элиты подсказывал, что в истории это очередной выигрышный билет для нижегородцев, который они уже однажды вытащили, свергнув с престола Рюриковичей и утвердив на 300 с лишним лет династию Романовых.

За это, собственно, они до сих пор и славили своего купца Кузьму Минина и иногда вспоминали князя Дмитрия Пожарского. Совсем от князя они отказаться не могли, так как на Красной площади стоял памятник символизирующий единство России, именно рукопожатием Минина и Пожарского: Единство, Россия, Нижний Новгород — это был крупный выигрыш.

Потом пришли большевики, но в предчувствии их прихода нижегородская элита так «затрахала» А. М. Горького, что он в своих произведениях сделал Нижний Новгород самым революционным городом, что собственно и нужно было. В знак благодарности Нижний Новгород быстренько переименовали в город Горький, куда и хлынули потоком со всей страны бюджетные деньги на развитие ВПК. Нижегородцы опять выиграли и даже долгое время чтили Алексея Максимовича.