Зови меня Лео. Том I - Ростислав Левгеров

куда ж без них, граф Теоду ван Пеит-Паннота, Кляйвус ван Туррис, алхимик, члены совета Патрикус Корель, Мариуш Забава и остальные, казначей Элоиз ван Дурреник с дочерью Губертой, которую он тщетно пытается выдать замуж, рыцарь Фнуфт Шортля со своей сворой. Ему недавно кто-то неизвестный выбил чуть ли не все зубы, представляешь? – (Х-мм… кто же это может быть, интересно?) – Толстяк банкир Олаф Олла Шоирто Пятнадцатый, со стражей из числа смуглокожих едва одетых гаратов, ожидается даже сам дигник Утт с птахами и пташками, бурмистр Кортно Веннимейсто…

– Слушай, – перебиваю его, – хватит уже нудеть о своих графьях, банкирах и бурмистрах. Пойдем лучше куда повеселей. Ты обещал меня развлечь, а не усыплять рассказами о местных тузах. От этих имен голова кругом идет.

– Ты права, – со вздохом отвечает Дантеро. – Не буду, а то и мне скоро тоскливо станет.

– Жалеешь, что потерял возможность бывать в высшем свете?

– Откуда ты… Кто-то уже рассказал, да?

– Об этом много говорят, Данте. Сочувствую.

– Не стоит. Правда, бывая здесь, я начинаю скучать по былым подвигам, но разумом понимаю, что возврата к прежнему не будет, даже если предоставится такая возможность. Я сам изменился, и необратимо.

– Так-так, а что раньше было?

– Признаюсь честно – был повесой. Ловеласом хоть куда. Ночным гулякой, беззаботным, как весенний ветер!

– Да что ты говоришь?

– Ты мне не веришь?

– Ну, на мордашку-то ты и правда ничего…

– Не только на мордашку. Поверь.

– Только не надо вот этого!

– Чего именно?

– Типично мужского бахвальства. Парни вроде тебя часто рассказывают, как они пили с друзьями до утра, как дрались с превосходящим числом соперников, как совершали глупости, навроде: «я проснулся, едва пропели петухи, в постели с обнаженной незнакомкой, имени которой хоть убей не вспомню, но несмотря на то, что голова моя буквально раскалывалась от тяжкого похмелья, а во рту будто кошки насрали, я схватил ее, такую желанную, такую беззащитную, бесстыдно нагую и любил все утро напролет…» ну и так далее.

– Было, было, не скрою. А что такого-то?

– Насчет этого у моей бабушки есть теория, что всё это – завуалированная форма восхваления своих сексуальных способностей. Ну, мужских способностей, понял? Которая происходит бессознательно. Только потому что мужские особи такие. Вот прямо как самцы павлинов распушают хвост. Для чего они это делают? Чтобы самке понравиться. Но в реальности все гораздо прозаичнее, увы. И павлин может оказаться всего-то обычным петухом, у которого только и есть, что хвост. А что толку от хвоста? Ничего, как от козла молока.

Красавчик с удивлением смотрит на меня и спрашивает:

– У твоей бабушки есть теория? Кто она, твоя бабушка?

– Философ. Ну, дедушка тоже был философом, так вот и бабушку научил философствовать. Хотя… лучше бы он этого не делал. А что?

– Нет, ничего, – немного растерянно отвечает Дантеро. – Под таким углом на это я еще не смотрел.

– Ну, согласись, ведь этом есть что-то, правда?

– Выглядит так, будто мы обезьяны, только и умеющие, что бить себя в грудь и орать.

– Так и есть, поверь.

– Но если самки на это ведутся, ума у них тоже никак не больше.

– К сожалению.

Мы смотрим друг на друга и… внезапно начинаем смеяться. Окружающие обращают на нас внимание и шепчутся.

– А ты необычная, – говорит он.

– Я такая. Иногда это отторгает поклонников.

– Меня не отторгнет, поверь.

– Посмотрим.

Тем временем мы подходим к некоему подобию площади, со статуями полуобнаженных девушек и юношей, аккуратно подстриженными кустиками и вычурными скамейками, где больше всего народу. Тут же раскинулась небольшая сценка с картонными декорациями, изображавшими наспех намалеванные горы с угрюмым черным замком посередине. За ширмой пара виолистов старательно пиликает нечто возвышенно-тревожное, маленький вертлявый лысеющий антрепренер в местами облезлом бархатном камзоле, размахивая руками, держит перед немногочисленными зеваками речь:

– Итак, любезные дамы и господа! Прошу минуточку внимания! Сейчас вашему вниманию предстанет третья, заключительная часть пьесы несравненного Кресцеглорио Леогериуса из Тарабар-Трантабали, известной как «Приключения пресветлого рыцаря Грогара в Долине Смерти»! Мы уже успели стать свидетелями чудовищнейшего предательства со стороны мнимого друга, барона Фрейра, отдавшего Грогара в лапы свирепых людоедов, для того, чтобы обманом и колдовством завладеть сердцем красавицы Миранды; с замиранием сердца следили за тем, с какими трудностями сталкивался наш рыцарь с верным слугою Лунгой, спасаясь от лютого чудовища в дебрях колдовского края; как победил, наконец, его! Как, рискуя жизнью, спас от смерти девочку-сиротку! И теперь, дамы и господа, эпичное завершение истории – схватка с самим колдуном, сиречь отродьем тьмы! Внимайте же! Спешите! Только сегодня и только для вас!

На сцену выходит, видимо, главный герой – щеголь в шоссах, между ног его выпирает балетный бандажик, с кривым реквизитом в руке, отдаленно напоминающим меч, и плохо приклеенными усиками. За ним трусцой выбегает горбатый карлик в дурашливом колпаке, затем выползает некое уродливое подобие Мефистофеля с корпспэйнтом[1] на всю рожу. Все трое начинают с ужимками и театральными вздохами задвигать друг дружке выспреннюю мутотень. Ничего не понятно, но забавно.

– Что-то рыцарь на рыцаря не похож, – замечаю я.

– Вообще-то, Грогар и не рыцарь вовсе, – говорит Дантеро.

– А кто?

– Он был форнолдским вельможей.

– То есть он реально существовал?

– Еще как! Лет пятьдесят назад эта история основательно так прогремела. К сожалению, теперь уже трудно установить, истина это, или нет. А такие, с позволения сказать, писаки, как этот Леогериус, те еще извращенцы. Но! Скажу тебе по великому секрету, милая Лео, я лично общался с человеком, утверждавшим, что он водил знакомство со стариком Лунгой.

– Лунга – это слуга? Карлик? Как вон тот, на сцене?

– Лунга не был карликом, как не был дураком.

– И то, что с ними приключилось, вовсе не об этом, я права?

– Да.

– И что же с ними приключилось на самом деле?

– Это долгий рассказ, потом как-нибудь расскажу. Лучше всего для этого подходит ночь.

– А день чем хуже?

– Повесть ведь страшная. Ночью будет интереснее. Ночью должно пугаться.

– Хорошо, я скажу мальчикам. Соберемся и будем тебя слушать. Если они не упьются вусмерть или не уснут со скуки.

– О каких мальчиках речь, что-то не пойму?

– О мальчиках Буна.

– А они-то с какого