Свиток 3. Великий шаман - Егор Дмитриевич Чекрыгин

— Что сложного в том, чтобы ответить на такой простой вопрос! — рявкнул Эуотоосик, хлопнув ладонью по своей ляжке и кивнув Асииааку, после чего мою спину обжег удар хлыста. — Может, плети или угли на коже помогут тебе быть правдивее?

…Сдается, я достал мужика своей болтовней и употреблением множества незнакомых ему слов. И сейчас передо мной сидел не заботливый полковой лекарь, пытливый естествоиспытатель и добрый вивисектор, а грозный рыцарь-оуоо, сокрушивший своим копьем не один десяток противников куда покруче меня.

— Не-е, — испуганно проблеял я. — Не помогут… В смысле, — правдивее чем я уже есть, мне все равно не стать… Потому что я ни разу не солгал Величайшему оуоо Эуотоосику! Просто это ты меня не так понял. Я ведь еще так плохо знаю твой язык…

— Пожалуй, плети могут помочь тебе с этим. — Он опять кивнул Асииааку, и я едва удержался на ногах, когда хлыст снова обжог мою спину.

— Все дело в том, — поспешно заверещал я, — что в нашем и вашем языке, понятия несколько разные. У нас, хохлов, почти все хоть немножечко да обладают шаманскими способностями, такой уж мы народ! Даже такой простой работник копья и дубины, как я, может приоткрыть дверцу между мирами и пообщаться с духами, коли в этом будет насущная необходимость.

…Ведь вокруг нас мир сплошных демонов и нелюдей… взять вон тех же псеглавцев, про которых я тебе рассказывал. Воины они, конечно, очень слабые, но могут такую порчу навести, что коли не будешь знать, как от нее оборониться, в один миг лихоманка сожрет или чирей на жопе выскочит… Ну и, конечно, воину необходимы знания для лечения болезней и ран!.. Нас этому учат, но только умения мои самые примитивные, — настоящие лекари-шаманы, знают намного-намного больше меня… Они даже иногда могут оживить человека, если тот умер совсем недавно… Или заменить ему сердце, или… (слов, обозначающих другие органы, я не знал, и смог лишь потыкать себя в разные места организма)… Ну короче, — всякий ливер, что внутри тела обитает.

— Зачем менять сердце? — очень удивился Эуотоосик. — Ты опять лжешь?

— Клянусь тебе, оуоо Эуотоосик. Посмотри сам. Посмотри в мои честные глаза! — Разве такой простой парнишка, как я, сможет обмануть Великого оуоо Эуотоосика, глубоко проникшего в мир тайн и духов?

…Он и правда поднялся с места, подошел поближе и внимательно заглянул мне в глаза. Чего он там почитал, было непонятно. Но явно это не было чем-то уж совсем плохим, потому что убивать он меня не стал, а лишь кивнул и велел продолжать: «… Что там с сердцем?».

— Ну если сердце больное или слабое, — радостно начал вещать я, — то можно взять сердце донора… В смысле, вырезать его у врага и поставить в грудь хорошему правильному человеку и заставить снова биться!

— А как же духи, живущие внутри сердца? — подозрительно глянул на меня коллега. — Как можно подселить чужой дух в тело другого человека и чтобы один из них при этом не умер или не обиделся?

— …Вот в этом и сила наших настоящих лекарей-шаманов. Они умеют договариваться даже с такими духами… Клянусь тебе чем угодно, — я говорю чистую правду, — наши лекари так могут! А еще вылечивать самые серьезные раны и болезни. — (Надо сильно заинтересовать оппонента на случай еще одного прокола.)… Я по сравнению с ними, что крохотный кузнечик рядом с верблюдом-оуоо… — Ничтожная букашка!

…Возвращался я, уже когда почти стемнело. Что ни говори, а день выдался насыщенным и весьма волнительным. И что самое ужасное, — за весь день меня так никто и не удосужился покормить. Видать, думали, что я уже не жилец, и не хотели тратить харчи впустую.

В сочетании с убойной дозой обезболивающего корешка прыжков через костер в состоянии транса и продолжительного разговора с Эуотоосиком, во время которого я еще раза три огреб хлыстом по спине, — текущее состояние организма можно было бы сравнить с неким почти мифическим северным зверьком… В отличие от меня весьма упитанным, я бы даже сказал — «полным». Меня всего шатало и трясло, а свежеполученные удары хлыстом Асииаака как раз вошли в фазу, когда ушедший из крови адреналин полностью уступает место боли. Боли, которая не позволяет уснуть даже такому измученному организму как у меня… Боли, по своей гадостности сравнимой разве что с просмотром индийской мелодрамы, где тянущиеся бесконечно убивающие нервную систему и мозг диалоги взрываются мучительными вспышками-прострелами ужасающих песен и плясок.

…Я знаю, о чем говорю. Помнится, еще там, в Москве, ухаживал я за одной девчонкой, поклонницей подобных фильмов. Поэтому высидел немало сеансов, наблюдая за трагической любовью какой-нибудь полнотелой красотки и ейного пузатенько-усатенького хахеля. Жуть! Если бы не возможность разместить свою ладонь где-то чуть повыше коленки своей спутницы, перспективы сеанса тисканья и поцелуев, следующего за пыткой кинематографом далекой экзотической страны и маячащего светлым пятном в конце туннеля слабого шанса пойти дальше тисканья, я бы обходил кинотеатры с рекламой подобных фильмов за пару кварталов. (Я потом и обходил, еще долгое время.)

…Это я все к тому, что и в сегодняшнем дне не обошлось без кое-каких жизненных ништяков! Разговор-допрос Эуотоосика, дал кое-какую информацию и мне… Когда тебя допрашивают, то по вопросам можно определить кое-что об интересах и информированности самого допрашивающего. Эуотоосика сильно интересовала Великая Окраина, а главное, — народ, который ее населяет.

Он заставил меня рассказывать множество подробностей о нашей жизни, обычаях, законах и отраслях промышленности… Эх, где моя чудесная возможность врать все что взбредет в голову? Нет, ясное дело, что и сейчас я врал от всей души (а куда мне было деваться), только врать надо было теперь очень осмотрительно. Пусть в аиотеекском я еще и не достиг полного совершенства, но и отнекаться полным незнанием теперь не получалось, — если не лезть в философские дебри и стихосложение, — изъяснялся я на нем вполне достаточно хорошо.

…Как я уже давно понял, чтобы грамотно врать, надо врать про то, что знаешь. Поэтому в качестве образца для «Великой Окраины» я выбрал собственное представление о жизни древних славян, щедро сдобрил его суржиком и украинским колоритом, и скормил Эуотоосику… Разве что вместо картошки на грядках у нас росли котлеты по-киевски, сало