Ради любви и чести (ЛП) - Хедланд Джоди

говорить спокойно. – Вы очень хороший друг.

– Очень?

– Что? Еще? – Поддразнила я. – «Очень, очень хороший друг»

удовлетворит вас?

– Нет, ни в малейшей степени.

– Тогда вам трудно угодить, сэр. – Я отстранилась с широкой улыбкой, но, когда увидела напряжение в лице, перестала улыбаться.

– Сабина, – начал он, изучая мое лицо. – Мне нравится быть друзьями.

Я рад, что это так, что мы можем так легко разговаривать. Но я не хочу быть

с вами просто друзьями.

Мой пульс замедлился, и побежали мурашки.

– Есть ли вероятность, что мы когда-нибудь станем больше, чем просто

друзья? – Спросил он нерешительно.

– Возможно. – Я была смущена и тяжело дышала.

– Вы дали мне надежду, за которую я буду цепляться.

Я начала качать головой:

– Я знаю: вы думаете о моей репутации.

Он прижал палец к моим губам, чтобы остановить мой протест:

– Я хочу жениться на вас. Никто меня к этому не принуждает.

Его слова вызвали трепет во мне, но я спряталась за шуткой:

– Вы боитесь того, что моя бабушка может сделать с вами, если вы

откажетесь.

– Ваша бабушка очень устрашающая. Но мне приходилось

сталкиваться и с худшим.

Я представила себе, как он бросается в бой с бесчисленными

вооруженными врагами, ловко орудуя мечом. Это жестокое зрелище. Он

сильный и храбрый мужчина. В этом не было никаких сомнений. Но хватит

ли у него смелости посмотреть правде в глаза? Осмелюсь ли я ему

открыться? Здесь, сейчас? Он почти сделал мне предложение, на этот раз

потому, что хотел этого, потому что любит меня. Он заслуживал узнать

правду, прежде чем я позволю надеяться ему.

Я потянулась к краю перчатки, но остановилась, представив, как

нежность в глазах сменяется отвращением. Я сомневаюсь, что он захочет

жениться на мне, а тем более находиться в моей компании, если узнает

правду о моей коже. Я отрицательно покачала головой. Нет, я пока не могу

ему это показать. Мне придется придумать способ, как раскрыть свою тайну.

В другой раз. При более благоприятных обстоятельствах. Когда он будет

готов увидеть мой изъян.

– Я думаю, мы забегаем вперед. – Я заставила себя рассмеяться. – Вам

не кажется, что нам следует подумать, как пережить неминуемую смерть и

голод, прежде чем мы начнем беспокоиться о том, что бабушка заставит вас

жениться на мне?

Я бросила взгляд за его спину на грязные поля и болота, вытоптанные

армией лорда Питта. Дальше, на более сухой земле, вражеские лагеря

расположились кольцом вокруг замка. Он проследил за моим взглядом.

– Возьмите взаймы, – тихо сказал я. – Как друг.

Прищурившись, он уставился на лагерь. Он долго молчал, и я

испугалась, что он снова откажет.

Наконец он отрывисто кивнул:

– Хорошо, миледи. Я возьму у вас взаймы, но только с условием, что в

течение пяти лет полностью верну вам деньги с процентами или продам вам

любые реликвии или произведения искусства, какие только пожелает ваше

сердце.

– Это мне нравится, – обрадовалась я. – На самом деле, думаю, мне

придется как-то помешать вам вернуть долг, чтобы я могла забрать что-то из

вашей коллекции.

Хотя теперь, когда я его знаю, у меня не будет возможности взять что-нибудь, принадлежащее Мейдстоуну.

Его слабая улыбка показала, во сколько обошлась его эта уступка. Он

хотел спасти Мейдстоун своими силами и умом. Это было оскорблением его

чести – взять мои деньги, пусть даже в долг. Но мы оба понимали, что у него

нет времени и других вариантов. Он должен был либо использовать мое

богатство, чтобы спасти Мейдстоун, либо потерять все, включая наши

жизни.

Глава 15

– Нет, вы не поедете со мной. – Я остановил Сабину суровым

взглядом.

– Я не позволю вам ехать одному, – возразила она.

Сидя на лошади в каменной сторожке внешнего двора, она держалась

царственно, как королева. На ней было изысканное голубое платье, в котором

я увидел ее в первый вечер и редкие голубые жемчужины. Все в ней – от

тонких щек до длинного гибкого тела – было прекрасно. Ярко-синий цвет

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

придавал ей сияния, выражение лица становилось более живым, а глаза –

яркими. Как же я не увидел ее красоту при встрече? Может быть, она и не

обладала такой редкостной красотой, как мать или леди Элейн, но Сабина

была не менее эффектная. Она излучала внутреннюю силу и ум, которые

выделяли ее.

Я надел свои лучшие одежды: тончайшую тунику, которую подпоясал

поясом, плащ с золотыми пуговицами, перчатки, расшитые широкой золотой

полосой до самых костяшек с золотыми пуговицами на запястьях. Поля

черной бархатной шляпы были подвернуты и украшены жемчугом и

страусовыми перьями. Как фактический хозяин Мейдстоуна, я должен был

поддерживать имидж. Я не хотел, чтобы лорд Питт думал, будто я впал в

отчаяние от осады. Пусть думает, что у нас все в порядке, и что он напрасно

тратит свое время и усилия. То, что Сабина поедет со мной, добавит

эффектности, и она это знала.

И все же это было опасно. Я снова покачал головой.

– Мама поедет со мной.

– Я сказала Ее Светлости, что поеду вместо нее.

Как я мог устоять? В конце концов, я должен был доставить деньги

Сабины. Управляющий уже пересыпал все серебро из ее сундука в десять

бархатных мешочков. Этого было недостаточно, чтобы выплатить весь наш

долг, но этого хватит, чтобы убедить лорда Питта, что мы серьезно

настроены на прекращении осады. Но даже в этом случае никто не знал, как

он поступит. Что, если он возьмет серебро и продолжит осаду, несмотря ни

на что? Что, если он не успокоится, пока не получит Мейдстоун и его

сокровища? Я не мог рисковать, подвергая Сабину еще большей опасности, чем уже подверг.

Олдрик выступил вперед и предложил нести белый флаг перемирия.

Сначала он поедет один, неся знамя, и, надеюсь, мирно поговорит с лордом

Питтом. Олдрик настоял на том, чтобы именно он выполнил свой опасный

долг, потому что именно из-за него мы оказались в затруднительном

положении. А теперь он настоял на том, чтобы выйти первым. Я не смог

отговорить его так же, как не смог отговорить Сабину. Он сидел верхом на

одной из оставшихся лошадей и тоже был одет в свою лучшую тунику. Он

привел себя в порядок, завязав длинные волосы на затылке кожаной лентой.

Сбривать бороду отказался, но она шла ему, делая его старше и, внешне

мудрее. По крайней мере, я надеялся, что он действительно стал мудрее за

время осады. Олдрик уже несколько дней не пил спиртного и неустанно

выполнял все задания, которые я ему давал, и каждое его действие было

просьбой о прощении за свои ошибки. Хотя какая-то часть меня все еще

возмущалась теми неприятностями, которые он навлек на нас, возможно, сегодня он сможет искупить свою вину.

Стражники подняли решетку, она лязгнула и застучала по цепям, которые медленно потянули ее вверх. Я остановил свою лошадь рядом с

лошадью Олдрика и похлопал его по плечу:

– Да пребудет с тобой Господь, брат.

Он кивнул, его лицо было словно отлито из бронзы, темные глаза

неотрывно смотрели на вражеский лагерь. Затем, не говоря ни слова, вышел

из тени сторожки на освещенное солнцем открытое грязное поле, раскинувшееся перед Мейдстоуном. Высоко поднял свой белый флаг, полотнище подхватил ветер, и оно захлопало.

Мои мускулы напряглись, когда он направил своего коня на открытое

место, потому что там он будет уязвим и отдан на милость лорда Питта. Я

молился, чтобы соседний лорд был благоразумен. Хотелось надеяться, что

дождь и грязь ослабили его дух и желание сражаться, и сейчас он готов вести

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

переговоры о прекращении боевых действий.