Шпион, который ее убил - Сергей Донской

Развернулись вовсю, констатировал Бондарь, сосредоточив внимание на здании, лежащем прямо по курсу. Оно было выполнено в виде исполинской космической станции или инопланетного корабля – округлое, приплюснутое, с множеством окон по периметру и антеннами на крыше. Чем ближе подходил Бондарь, тем сильнее поражали его масштабы «летающей тарелки». Чтобы попасть внутрь, Раиса приложила ладонь к встроенному в стену сканеру.

Дверь с пневматическим шипением открылась. Не дожидаясь приглашения, Бондарь переступил через порог. Его нервы были на пределе. Как у космонавта, приготовившегося отправиться в созвездие Тау Кита. Без гарантий, что когда-нибудь доведется вернуться обратно.

Глава 14,

где хозяйское гостеприимство позволяет нам узнать кое-что о нравах, царящих на элитных горнолыжных курортах

В просторном холле было очень тепло, почти жарко. Бондарь расстегнул пальто и потопал ногами, стряхивая снег. Шум, произведенный им, не привлек внимания двух парней в свитерах, сидящих напротив игральных автоматов. Парни механически опускали в них жетоны и дергали рычаги, следя за вращением лимонов, апельсинов, вишен и колокольчиков.

– Лас-Вегас, – обронил Бондарь.

– Все как в лучших домах Европы, – гордо улыбнулась Раиса. – Идемте, я покажу вам апартаменты.

– Чьи?

– Ваши, разумеется. В мои апартаменты вам ход воспрещен. – Раиса погрозила пальцем. – Строго-настрого.

– Какая жалость, – вздохнул Бондарь.

– Ну, приговор не окончательный. Поживем – увидим. Возможно, как-нибудь я приглашу вас в гости. – Раиса лихо перебросила зубочистку из левой половины рта в правую. – Если вы будете пай-мальчиком.

«Не приведи господь», – содрогнулся Бондарь, ступая по мягкой ковровой дорожке красного цвета. Прямой коридор тянулся в глубь здания, отсутствие окон отчасти компенсировалось множеством качественных фотографий. Горы, горы, горы… Утром, днем, вечером… Зимой и летом… Цветные и черно-белые. Через несколько шагов это начало надоедать.

– Прошу. – Раиса толкнула дверь с цифрой 22.

Из маленькой прихожей они попали в уютную комнату, стены которой были обтянуты обоями, стилизованными под ситец. Здесь горел свет. Большое окно было наглухо задернуто шторами, но Бондарь не сомневался, что из него открывается красивейший вид на горные хребты и долины Кавказа. Безмолвный охранник поставил на ковер чемодан и удалился, плотно притворив за собой дверь. Раиса подбоченилась:

– Нравится?

– Простенько, но со вкусом, – ответил Бондарь.

– Простенько? Вам выделили лучший полулюкс с персональной ванной комнатой и туалетом.

– Отдельный туалет – награда за особые заслуги?

– Напрасно ехидничаете, – поджала губы Раиса. – Прокладка канализации в горах – дело трудоемкое и дорогостоящее. – Она достала изо рта зубочистку и принялась дирижировать ею в такт речи. – Далеко не каждый из нас имеет свой туалет, холодильник и телевизор. Потрогайте батареи. Они не просто горячие, они раскаленные. Мокрая одежда и ботинки сохнут за несколько часов.

– Здесь обязывают ходить в мокрой одежде?

– Здесь принято вести здоровый образ жизни, а не валяться в постелях, – отрезала Раиса. – Вы умеете кататься на лыжах?

– Более или менее, – ответил Бондарь.

– Ничего, наши инструкторы вас живо натаскают. Скучать вам не дадут. Теперь кое-что о наших порядках. Уборка в комнате производится раз в неделю, постельное белье меняется тоже раз в неделю, так что будьте аккуратны. Жилище одинокого холостяка порой ничем не отличается от хлева.

– Даже здесь, в Дагомысе? – притворился возмущенным Бондарь. Он хотел выяснить, как отреагирует собеседница на произнесенное наугад название.

– Мы не в Дагомысе. – Спохватившаяся Раиса покрепче прикусила зубочистку. – Совершенно не важно, где мы находимся. Порядок должен поддерживаться везде.

Бондарь кивнул. Глядишь, методом тыка удастся узнать, куда занесла его судьба.

– Сто лет не бывал в Красной Поляне, – посетовал он. – Здешние места здорово изменились. Как называется гора, на которой мы находимся? Чугуш? Ах, нет, Шесси!

– Мы не на Чугуше и не на Шесси. И хватит гадать. Маргарита Марковна сама решит, что вам следует знать, а что нет.

– Я могу ее увидеть?

– Возможно, – важно кивнула Раиса, – но не раньше, чем она сама изъявит такое желание. Увидимся за ужином, он начинается в семь часов вечера, и на него не принято опаздывать. За вами зайдут. Пока что отдохните с дороги, приведите себя в порядок.

– Я бы прогулялся по окрестностям, – сказал Бондарь.

– Всему свое время. – Приблизившись к двери, Раиса вытащила изо рта зубочистку и, действуя ею как миниатюрной шпагой, отчеканила: – Самостоятельно из номера выходить запрещено. Позже вам выдадут пропуск, а пока считайте себя под домашним арестом. Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь вызывать обслугу. – Зубочистка коснулась красной кнопки под выключателем. – Всяческое хождение по корпусу без сопровождающих запрещается. Отбой в десять. Подъем в семь.

– Я даже не могу самостоятельно сходить в буфет? – раздраженно спросил Бондарь.

– Никаких буфетов тут нет, а есть общая столовая, где мы встретимся в девятнадцать ноль-ноль. – Надо полагать, Раисе стало слегка неловко за свой суровый тон, потому что она смягчила голос и даже попыталась сложить губы бантиком. – Это для вашего же блага, надеюсь, вы понимаете? Строгий распорядок дисциплинирует.

– Строгий режим, – уточнил Бондарь.

– У нас не тюрьма, – обиделась Раиса. – За ужином сами увидите. Тут полно девушек, и никто не помешает вам общаться с любой из них.

– Они молоденькие?

– Да. Ведь вас, мужчин, интересуют только молоденькие…

– Меня привлекают женщины постарше, – сказал, не моргнув глазом, Бондарь. – Зрелые. Сформировавшиеся.

Раиса погрозила ему пальцем и вышла.

Мысленно обругав ее глупой гусыней, Бондарь закрыл дверь, не спеша выкурил сигарету и снова высунулся в коридор. Не прошло и двадцати секунд, как из-за угла вышел парень в свитере, который дежурил в холле возле игральных аппаратов. Это означало, что дверь комнаты 22 снабжена хитрой сигнализацией, оповещавшей охрану о попытках выйти наружу. Возмущаться было бесполезно. Несмотря на свитер с высоким горлом, было заметно, что шея у охранника бычья.

Бондарь захлопнул дверь, подошел к окну и отдернул шторы. То, что он увидел, заставило его присвистнуть. Пейзаж, которым предлагали ему любоваться в номере, представлял собой глухую стену, обклеенную обоями. Оконная ниша и шторы были декорацией.

Н-да, в веселенькую историю он вляпался, черт побери! Возникло острое желание расколотить часть элегантной мебели, украшавшей эту одиночную камеру. Но тут Бондарь заметил, что один из четырех выпуклых плафонов на потолке слегка отличается от остальных. Вместо лампочки там был вмонтирован телеобъектив. Камера внутреннего наблюдения? Несомненно, но каков у нее сектор обзора? Просматривается только середина комнаты или за Бондарем наблюдают с помощью панорамного объектива? А микрофоны? Вряд ли обошлось без них.

Распаковывая вещи, Бондарь не мог отделаться от ощущения, что за ним постоянно наблюдает недремлющее око Леди М, а стены комнаты представляют собой настороженные уши. Сознавать это было противно. Но что он мог? Ровным счетом ничего.

Столовая сверкала чистотой, но пахло в ней как в салоне мебели, совмещенном с магазином строительных материалов. Дальняя стена была сооружена с претензией на тирольский сруб, но искусственные бревна способствовали уюту не в большей степени, чем большой электрический камин с раздражающими малиновыми всполохами несуществующего пламени. Дизайнеры также прицепили к потолку совершенно идиотскую люстру в виде колеса от телеги, оснащенную лампочками в виде оплавленных свечей.

Деревенской атмосферы не получилось. В столовой было слишком много инородных предметов, а ультрасовременная барная стойка с обилием разнокалиберных бутылок и вымпелов вообще раздражала. Окончательно портила впечатление музыка, льющаяся из невидимых динамиков. Крутили нечто джазовое, расплывчатое, монотонное, невразумительное. Хорошо, что не на полную громкость. Бондарь просто сатанел от джаза. По его глубочайшему убеждению, все эти великие импровизаторы с дудками и контрабасами просто морочили публике голову, вместо того чтобы отрепетировать как следует хотя бы один музыкальный номер, а потом уж выходить на сцену.

«Тю-лю-лю», – заливалась труба. «Бум-бум, бум», – частил контрабасист, которому не было никакого дела ни до трубача, ни до пианиста, рассыпавшегося мелким бесом по клавишам. Какофонию довершал гитарист, берущий неблагозвучные аккорды именно в те моменты, когда они казались особенно неуместными.

Все это музыкальное безобразие происходило на фоне усиливающегося шелеста множества девичьих голосов. Умолкшие при появлении незнакомого мужчины, они спешили обменяться впечатлениями, перебивая друг друга с такой же непосредственностью, как делали это участники виртуальной джаз-банды.