Корпорация чесс. Международный детектив - Ната Хаммер

– Объяснил мне, что такое Истина.

– И что такое Истина?

– Истина – это то, во что ты веришь.

– Пророк не мог так сказать. Ислам не предполагает плюрализма мнений.

– Так мне передали его слова.

– Их исказили, – твёрдо заверил Джамиль.

– Не буду спорить. Вам виднее, уважаемый Принц. Уверен, вы знаете это лучше меня. Я просто отвечал на ваш вопрос.

– А тарелка красивая, – Принц прильнул к иллюминатору, чтобы лучше рассмотреть объект.

– Хотели бы вы увидеть её изнутри?

– Нет, нет. Земной человек не должен входить в контакт с ангелами.

– Но я ведь вхожу.

– Есть мнение, что вы – не от мира сего. Вам, наверное, позволительно.

– А что не позволяет вам?

– Установки. Скажите, уважаемый Сапсан, если вам известно, а с какой целью инопланетяне мониторят горячие точки?

– Пытаются постичь причины и природу человеческой саморазрушительности. Во всяком случае, так я понял из тех вопросов, которые они мне задавали.

– И какие версии они выдвигают?

– Разные. К единому мнению они пока не пришли.

– Тарелка исчезла, – с сожалением констатировал Джамиль.

– Вернее сказать – стала невидима человеческому глазу, ушла в параллель. – уточнил Сапсан. – Сами понимаете, зрительный наш аппарат далёк от природного совершенства. У стрекоз куда лучше. Или у кошек. Кошки видят параллельных. Не то что мы с вами.

– Недаром Пророк, да благословит его Аллах и приветствует, однажды отрезал рукав своего одеяния, только чтобы не потревожить кошку, спящую на нем.

– В Японии вообще есть храм кошек – поддержал тему Любоженов.

– Ну, это уж слишком! Разве можно поклоняться низшим тварям?!

– Ничем не хотел задеть вас, уважаемый Принц. Просто к слову пришлось. Давайте лучше обсудим предстоящую церемонию награждения. Чтобы нигде не войти в противоречие с шариатскими законами и традициями королевства.

– Я думаю, лучше всего будет, если мужчин на церемонию не допустят, кроме родственников, то есть меня и Абдуллы.

– Уважаемый Принц, но кроме золотой медалистки будут ещё две, и они могут возражать против такой дискриминации. И пресса будет тоже протестовать.

– Чем дольше я живу, уважаемый Сапсан, тем больше я убеждаюсь в мудрости нашего короля, да продлит Всевышний его годы. У нас женщины не имеют возможности возражать, а пресса опасается протестовать.

– Да, это серьёзно облегчает процесс управления. Так что будем делать в нашей ситуации?

– Хорошо, пусть церемония будет открытой. Но медаль Принцессе пусть вручает женщина.

– Однако по регламенту, уважаемый Принц, медаль вручает главный арбитр. А главный арбитр у нас мужчина.

– Пусть заболеет на время церемонии. А заместитель-женщина у него есть?

– Нет, заместитель у него тоже мужчина.

– А где же ваше хвалёное равенство полов, уважаемый Сапсан?

– Строго между нами, высокочтимый Принц, я – сторонник патриархата. Поэтому места верховных арбитров у нас до сих пор остаются за мужчинами.

– Хорошо. Тогда пусть главный судья передаст медаль на блюде, чтобы не было соприкосновения рук.

– А Принцесса сможет сама надеть её себе на шею? Не запутается в хиджабе?

– Хорошо. Пусть ассистентка-женщина наденет медаль Принцессе на шею. Есть у вас ассистентка-женщина?

– Найдём. А какой вы хотели бы видеть ассистентку?

– Что вы имеете в виду?

– Молодой или старой, привлекательной или не очень, ну и в смысле одежды…

– Незапоминающейся. И скромно одетой.

– Вас понял. Найдём. Ещё какие-нибудь пожелания будут?

– Побыстрее всё завершить.

– Постараемся. Сегодня сыграем полуфинал, завтра финал, и вечером – церемония закрытия. А в ночь можно уже и улететь.

Принц Джамиль прикрыл глаза и замолчал. Он думал о том, что скоро вернётся домой, увидит жён и детей, а потом, ближе к ночи, сядет на джип и поедет с любимой младшей женой в пустыню, где к его приезду уже разобьют палатки и целиком зажарят молодого верблюжонка, и искры бедуинского костра будут улетать в чёрное небо, и от его жара будет гореть лицо, а по спине будет тянуть прохладой ночной пустыни. И он будет вести неспешные беседы с бедуинами за чашечкой зелёного кофе, а в палатке будет терпеливо дожидаться его прихода жена.

Голос Сапсана был слышен словно издалека.

– Уважаемый Принц, посмотрите вниз, Башню видно. Мы приземляемся.

Принц открыл глаза и посмотрел в иллюминатор. Грандиозная белая тура стояла в пустынной местности словно на шахматной доске. Все подходы к ней были вымощены клетками, белым и черным камнем. По периметру площадь была окаймлена зелёными газонами. Красивое зрелище.

– Надеюсь, это можно фотографировать?

– Конечно, уважаемый Принц. Это же земное.

– Похоже на сказку.

– «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», – как поётся в одной русской песне.

– Восхищаюсь вашей неуёмней энергией, уважаемый Сапсан. Вас что, инопланетяне снабдили неиссякаемой батареей?

– Это у меня от рождения, уважаемый Принц. Всевышний заложил.

Вертолёт завис над площадкой, прицелился и мягко приземлился. Через иллюминатор пассажирам было видно, что к ним уже бежит охрана. На пятки охране наступал батальон журналистов. Колонну замыкал представительский раритетный «Линкольн» с затемнёнными стёклами. По двум бокам его двигались полицейские машины с мигалками. Когда лопасти вертолёта замерли, охрана взяла зону выхода в плотное кольцо, а с задних сидений полицейских машин спешно высадились три девушки в национальных костюмах: одна в синем казачьем сарафане, вторая в зелёном аварском наряде, третья – в красном калмыцком платье. Подхватив длиннополые подолы одной рукой и придерживая головные уборы другой, они стали проталкиваться сквозь толпу журналистов. Упитанные полицейские по бокам несли над своими головами завёрнутый в рушник каравай и кувшин с водой. Девушки выстроились, пилот зафиксировал трап. Начальник охраны дал отмашку. Принц, подобрав подол традиционной белой шилахи, ступил на трап, приветственно возведя руку. Сапсан, стоящий на полкорпуса сзади и слева от Джамиля, поправил галстук и изобразил на лице улыбку Моны Лизы. Почти чревовещательно он проинструктировал Принца:

– Нужно отломить кусок хлеба, макнуть в соль и положить в рот. Потом взять стакан с водой и отпить из него. Центральную девушку, которая с хлебом, можно ещё и расцеловать. Но это по желанию.

Пока Принц исполнял ритуал, у Сапсана зазвонил телефон. «Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна…» По мелодии он понял, что это звонил Личпом. Любоженов, не глядя, сбросил звонок. Телефон повторил мелодию. Сапсан снова выключил. Была его очередь отламывать хлеб. Отщипнув кусочек, Сапсан улыбнулся, поднял глаза и замер над солонкой, позируя для прессы. Из-за кружевной наколки нарумяненной казачки на него смотрело багровое лицо начальника охраны Николая Васильевича Луковки. Голова Луковки была обвязана бинтами, а в его глазах было полное смятение. Сапсан понял: опять что-то стряслось. Он задумчиво дожевал солёную корочку, отхлебнул из серебряной пиалы тепловатой воды, поставил её обратно на поднос и расслабил тело и мозг для принятия удара.