Одного поля ягодки (сборник) - Светлана Алешина

Жаба, чертов гад.

Кофе пролился на плиту, образуя коричневое пятно.

— Я тебя достану, Жаба, — пообещал Игорь, затуманившимися глазами смотря на это отвратительное пятно и не выключая газ, пока кофе окончательно не вылился из джезвы. — Я достану тебя, гаденыш!

— Вот твоя набережная, — кивнула дама, останавливая «Вольво» прямо перед ротондой. — А гостиница подальше.

— Спасибо, — Этель вышла из машины, запахнувшись в куртку, чтобы ветер не пробирал ее с такой силой, что, казалось, все внутренности ее организма превращаются в кусочки льда.

«Или в замороженное мясо», — печально усмехнулась она, спускаясь по лестнице к Волге.

Теперь ей было немного повеселее — река не обманула ее ожиданий. В руке был зажат листок с телефоном, который на всякий случай записала ей добрая мадам. Кажется, ее звали Галей. Галей Смирновой, или нет?

Этель посмотрела на листок.

— Га-ли-на Ни-ко-ла-е-вна, — по слогам прочитала она имя и почему-то улыбнулась.

Нельзя сказать, что мадам произвела на нее очень хорошее впечатление, но уж по крайней мере лучше знать хотя бы кого-то в этом ужасном месте, чем вообще не знать никого!

К тому же теперь Этель была уже почти готова позвонить отцу и сдаться с повинной.

Она уселась на спинку лавочки и достала сигареты. Ветер задувал огонек зажигалки, мешая ей прикурить. Но она все-таки зажгла сигарету.

Волга была такой величественной, даже скованная льдом, — кстати, подумалось Этель, может быть, русские называют снегом именно лед? По крайней мере, снега Этель по-прежнему не видела, зато на лед она уже успела насмотреться на всю жизнь.

Голове было холодно, и Этель уже почти смирилась с тем, что она скорее всего простудится.

— Сплошные неприятности, — вздохнула она, закуривая новую сигарету. Ей стало немножко теплее и совершенно не хотелось двигаться дальше по этой ужасающе блестящей льдистой поверхности!

— Так все-таки кто такая эта твоя Жаба?

Он продолжал молчать, вяло потягивая кофе из чашки.

— Мразь. Психопат. Идиот, — наконец отозвался он. — Все про него все знают, но никто не может уцепить за хвост. Сейчас, подожди…

Он резко вскочил и помчался в комнату. Я слышала только ворчание и шелест бумаг.

— А, вот он… — наконец раздался из комнаты удовлетворенный возглас, и вскоре Ларчик стоял на пороге кухни с конвертом в руке.

Протянув мне конверт, он снова сел на свое место и теперь вертел в руках пустую чашку из-под кофе, не сводя с меня взгляда.

— Это он?

Я достала из конверта пару фотографий и вздрогнула.

— Ну? — нетерпеливо спросил меня снова Андрей. — Он?

Я молча кивнула.

Несмотря на то, что человек на фотографии был совершенно лысым, я не сомневалась — именно это лицо я видела вчера в баре.

— Но, Андрей, я не совсем уверена, что письмо мне послал именно он, — попробовала не верить в худшее я.

— Подожди еще минуту.

Андрей снова исчез и теперь появился уже с другим снимком.

Одного взгляда на эту мрачную физиономию было достаточно, чтобы меня прошиб пот.

Я молча вернула фото Ларчику.

— Тот, кто к тебе приставал в баре? — поинтересовался Ларчик тихо.

Я кивнула.

— Значит, сомнений быть не может, — задумчиво проговорил мой босс. — Это подручный Жабы. Некий Обрубок. Вот так, маленькая… Из этого получается, что записку тебе послал именно Жаба. Они спутали тебя с Этель Мальпер. И, черт побери, я все-таки не понимаю, каким образом террорист Жаба может быть связан с господином Мальпером! Хотя, с другой стороны, для них киднепинг — средство существования… Может быть, и не знаком.

— Или знаком с кем-то из окружения Мальпера, — предположила я.

— Ну, нас это уже не касается, — отмахнулся Лариков. — Я не могу подставить тебя. Жаба — самая большая мразь, какую носила земля. Он жесток и безжалостен. Нет, Сашка, придется тебе обойтись без хорошего гонорара!

— Ну уж нет, — возразила я. — Вот теперь и мне стало интересно происходящее. А кроме того… Я уже подобрала домик, который собираюсь купить!

Пенс прищурился.

Быть того не может!

Что делает Сашка на набережной так рано утром?

По ее поникшей фигурке Пенс догадался, что у Сашки что-то случилось.

Наверное, неприятности с Лариковым, решил он, вот и сидит теперь без шапки и ревет. Курит и ревет, как маленькая дурочка… Тоже мне, сыщик-герой!

Он сорвал с себя вязаную шапочку и решительно двинулся к Сашке. Уж ее-то рыжую гриву спутать с чьей-то другой было невозможно!

Подойдя, он решительно напялил на ее голову свой колпак с надписью «Мановар», отчего Сашка стала похожа на гнома, и проворчал:

— Ты станешь менингитной, глупыха! Что случилось-то?

Она обернулась, и Пенс застыл, удивленный.

На него смотрела с немым вопросом и некоторым испугом совершенно незнакомая девица.

Более того, девица что-то пробормотала по-французски и спросила потом на ломаном русском:

— Кто вы такой? И что вам от меня надо?

В шапке она смотрелась довольно забавно, да и ситуация была смешной, поэтому Пенс фыркнул и произнес:

— Простите, я вас спутал. Вы очень похожи на одну мою подругу.

Она разочарованно вздохнула — судя по всему, ей больше нравилось быть в шапке, чем без нее, и начала стягивать ее с себя.

— Нет, — горячо возразил Пенс. — Вы же и так замерзли, как суслик.

Она долго соображала, что такое суслик, но слово ей понравилось, потому что она рассмеялась и проговорила:

— Кто есть суслик?

— Зверек, — пояснил Пенс.

— Он часто замерзает?

— Постоянно, — соврал Пенс, с горечью признаваясь себе, что ничего-то он о сусликах не знает.

— Я и правда замерзла как этот сюс…

— Суслик, — напомнил ей Пенс.

Девчонка была очень похожа на Сашку и очень милая.

— Хочешь кофе? — сам удивившись своей смелости, спросил он.

Она торопливо закивала головой. Слишком торопливо…

Пенсу показалось, что она ухватилась за него как за соломинку, что с ней происходит что-то не то. Она одинока, как брошенный щенок, вот, наверное, в чем все дело, думал Пенс, смотря в ее странные, зеленые, как у Сашки, глаза. Нет, решил он, скорее, они обе похожи на котят. Рыжих котят, только Сашка самоуверенный котенок с любопытной рожицей, а эта свалившаяся на его голову француженка — растерянный котенок.

— Кстати, меня зовут Сергей, — сказал он, протягивая руку.

Она крепко пожала ее замерзшей ладошкой и улыбнулась:

— Этти. Этель.

И в ее глазах впервые за сегодняшнее утро появилась радость, когда он, подставив ей локоть, сказал:

— Только передвигайся с максимальной осторожностью. Впрочем, ты уже наверняка столкнулась с такой прелестью русской зимушки, как гололед…

Галина Смирнова ехала по городу, забывая о правилах. Честно говоря, другие машины ее раздражали.

Как вообще раздражал окружающий мир.

Она была слишком пресыщена им, чтобы восхищаться. Сейчас она вернулась из Флоренции и была готова искусать своего незадачливого супруга за то, что он наслушался этих бредней про Флоренцию.

Галина умирала там от скуки.

Лучше бы она съездила в Анталию! Там хотя бы тепло, а это так круто — знать, что кто-то мерзнет, а Галя греет на солнышке свое тело!

Ей сейчас надо было спешить. Иван Саныч, ее муж, дал ей машину ненадолго и с условием, что она на перекрестке возле светофора на Московской прихватит его приятеля Садика с каким-то хмырем.

Садика она увидела сразу.

То есть даже не его самого, а его огромный нос. Садик Аббасов о чем-то трепался с красивым парнем в коричневом пальто. Парень отчего-то был в темных очках, хотя солнца и в помине не было. Впрочем, в последнее время Иван Саныч общался со странненькими друзьями, большинство из которых напоминало Галине трансвеститов.

Этот был тоже похож на фрика.

Притормозив, Галина распахнула дверцу.

Садик, усмехнувшись, влез в машину и сказал:

— Нам к Бородинской набережной.

— На тралике езжай, — фыркнула Галина. — Я только что оттуда. Девку отвозила. Я тебе что, таксистка?

— Тогда езжай домой на тралике, а машину нам оставь.

Губы Садика раздвинула наглая ухмылка. Галина подняла на него глаза, готовая убить этого восточного осла.

— Может быть, ты не будешь мне приказывать? — взорвалась она. — Машина-то моя!

— Не твоя, — холодно отрезал Садик. — И не твоего мужа. Все твое — мое, поняла? Вези к набережной.

Она хотела послать его в родное Баку, но, обернувшись, встретилась взглядом с его спутником.

— О черт, — вырвалось у нее.

Его глаза были такими странными и страшными, что ей расхотелось им возражать.

— Хорошо, хорошо, — пробормотала она, чувствуя, как по спине сползает струйка холодного пота, в то время как к щекам приливает кровь. — Поехали…