Охота на Голема - Михаил Шухраев

Глава 20

В мир безумный

Санкт-Петербург, сентябрь 2010 г

Беспокойство не прекращалось — вот что было совершенно скверно. Поликсена не знала, что об этом думать.

С матерью она если и говорила, то резко и раздраженно. Понять, в чем дело, что происходит с дочерью, та совершенно не могла — но списывал все на переживания из-за парней, а посему — была вполне снисходительна.

В школе все шло, вроде бы, как надо, как она того хотела. Ее реферат «Великая Французская революция и революционные движения XX века» был одобрен, больше того, работу посчитали примером для всего класса. Еще совсем недавно она необыкновенно гордилась бы этим — теперь же ей было все совершенно безразлично. И похвалы учителей, и разговоры с матерью, и даже добрые отношения с Веркой.

Та сама стала наблюдать, что с подругой происходит нечто непонятное. Но что именно, она даже не могла бы сформулировать как следует.

А Поликсене становилось все хуже и хуже — не только с каждым днем, но и с каждым часом. Она даже не могла представить себе, что такое случилось уже со многими людьми. Вначале идет беспокойство — совершенно беспричинное. Потом начинается радость и эйфория — все удается, все просто замечательно, все заветные желания исполнились, ура!

А потом следует опустошение, когда «заветные желания» абсолютно не волнуют, хочется плюнуть на все.

Что бывает после, могла бы рассказать та самая «бомжиха», которая так напугала бомжа Витьку — если бы зомби такого рода вообще могли разговаривать.

Могла бы поведать об этом и женщина с красивым бледным лицом, по виду — цыганка или испанка, если бы она повстречалась с Поликсеной в эти дни. Хотя вряд ли она стала бы говорить хоть что-нибудь — с МЕЧЕНЫМИ незачем говорить и доказывать им, насколько они были неправы. Заключивших контракт надо от него освобождать — быстро и безболезненно, одним резки движением руки.

Хотя, попадись Поликсена Жаклин, уже в этот момент она могла бы вызвать некоторую растерянность.

Быть может, гадалка даже попыталась бы заговорить с девочкой.

Но этой встречи не произошло.

Наконец, кое-что о контрактах могла бы рассказать и Веркина сестра — если бы она жила в той квартире, где обитала подруга Ксены, а не при своей малопонятной работе.

Так что не случилось и этой встречи.

И Поликсена оказалась предоставленной самой себе и своим настроениям.

В то воскресенье она шла по Литовскому проспекту без всякой цели, едва волоча ноги — так можно идти, если осознаешь, что завтра придется опять отправляться в эту поганую школу, получать эти растреклятые «двойки», попадать под горячую руку предкам — пропади они пропадом!

Ничего подобного в жизни Поликсены не было, да и быть того не могло. Все — ровно наоборот!

Но это не радовало, а лишь вызывало тревогу. А уж насчет хорошего настроения и думать было нечего — никакого настроения просто-напросто не было вообще.

Было другое — ей казалось, что с ней уже произошло нечто нехорошее, и жить, вообще-то, не стоит. Что именно — она понять не могла. Теперь уже тревога никак не связывалась с той злополучной анкеткой, заполненной матерью. Неприятности Ксены были как бы сами по себе, не вмещались в какое-то конкретное событие.

И еще — отчего-то ей было очень страшно. Но чего надо бояться — она не знала и сама.

Вот в таком состоянии она и решила пройтись, сама не зная, куда, — может быть, осенний городской воздух прогонит эту совершенно беспричинную тревогу.

Городской воздух не спешил это делать. Скорее, наоборот — тревога только усилилась.

Она свернула с проспекта в переулок — почти не отдавая себе отчета, зачем ей это понадобилось. Просто так — на Лиговке было слишком много машин и слишком много людей, а здесь все-таки потише.

Узкая улица упиралась в небольшую площадь со сквером, где стоял памятник Пушкину. Сейчас на скамейках было довольно пустынно — хотя до зимы и морозов еще далеко, но питерская осень бывает слишком прохладной, чтобы долго задерживаться в сквере.

Поликсена задумчиво присела на скамейку. Достала из кармана крохотные наушники к плееру, включила звук. Она даже не расслышала, что там за радиостанция, и уж, тем более, не расслышала название группы. Просто музыка — и все. По крайней мере, какой-то живой звук — и на том спасибо.

Поликсена сидела с закрытыми глазами, стараясь отвлечься от своих тяжелых мыслей и ощущений.

Получалось это очень трудно. Ей неожиданно показалось, что если она сейчас откроет глаза, то окажется в каком-то совершенно ином мире — с теми же Двориками и домами, улицами и скверами — но каждый подъезд «гостеприимно» распахнет перед ней хищную пасть, каждый дворик начнет сжиматься, пытаясь навсегда запереть, проглотить ее. И она будет вечно метаться по этим улицам, стараясь найти хоть какой-нибудь выход…

«Боже мой, что со мной такое творится!» Поликсене вдруг подумалось, что она сходит с ума. Да-да, наверное, так и бывает со всеми сумасшедшими — только вот с чего, почему?!

Тут же явилась и спасительная мысль — если она представляет, что все эти настроения — неправильные, если она считает, что может сойти с ума — значит, на самом деле с ума она вовсе даже и не сошла.

Пожалуй, это хоть чуть-чуть, но утешало.

Песня прервалась, ведущая стала что-то рассказывать о группе «Пикник». Ведущая говорила еще что-то, когда зазвучала негромкая музыка. Поликсена неожиданно подумала, что ее всегда это раздражало — болтливые ведущие на фоне уже начавшейся песни. Как будто им времени для своей болтовни мало. Зачем они так? Только портят все.

Она снова представила себе те же самые узкие дворики, дома, тесно стоящие друг к другу, безлюдные скверы — но теперь никакой жути в них не было.

Скорее уж, они были настроены дружески, пусть и слегка настороженно.

В этом мире было много непонятного. Почему-то над одним кварталом странного города светило солнце, в другом всегда шел дождь, а кое-где встречались январские сугробы. Где-то жили люди — и не только люди, но и какие-то совсем уж таинственные существа, где-то не было ни единой души.

Поликсена словно бы пролетала над этим странным городом, пытаясь понять, что она видит и куда она попала.

А голос, в такт мыслям Поликсены, уводил куда-то — тихо, но властно.

В город лунный, мир безумныйДальше, дальше от земли,В город лунный, в мир безумныйНаши мысли унесли…

— О, привет! Что слушаем? — эти слова, раздавшиеся совсем рядом, вывели Поликсену из забытья.

Она открыла глаза. Рядом стояли девушка и длинноволосый молодой человек, — оба в черных плащах, — вполне по погоде, — и таких мощных огромных ботинках, в которых можно было смело отправиться в турпоход по самой пересеченной местности.

На плече у девушки была черная же сумка — Поликсена обратила внимание, что на этом бэге красовались жутковатого вида череп и кости вместе с надписью «Смерть попсе!»

— Так, «Пикник» на радиостанции одной, — пожала плечами Поликсена. Ей не очень-то нравилось, что кто-то вторгается в ее одиночество, но почему-то банально послать незнакомцев она не захотела. К тому же, в них не было ничего агрессивного — несмотря на слегка жутковатый вид.

— А… там редко чего-то хорошее бывает, — пожала плечами девица.

Только сейчас Поликсена поняла, почему эта странноватая пара подошла к ней — она была одета в черную куртку и черные же джинсы — вполне похоже на их «национальные костюмы». Правда, заклепок нет.

— Слушать хорошо «Лакримозу» и «Найт виш», — пояснил парень. — А из наших — Кипелова, конечно. Ну, «Пикник». А вот «Хим», например, — это так, ерунда.

Поликсена кивнула.

— Тебя как, вообще, зовут? — спросил парень. — Ты тут, вроде, редко появляешься?

В этом скверике Поликсена вообще прежде не появлялась, но говорить об этом она не стала.

— Ксена, — коротко представилась девушка, протянув руку.

— Кот, — ответил парень. Просто и мило: таких имен на тусовке — пруд пруди: Коты и Волки там в чести. — А это — Наэния. — Он кивнул на девицу.

— Только не Ниэна, — уточнила его подруга. — А то, сама знаешь, как себя любят называть всякие-разные без году неделя на тусовке — громко и пафосно.

Через пять минут выяснилось, что Кот и Наэния пришли сюда, чтобы подождать какую-то из многочисленных Наэниевских подруг, чтобы вместе пойти в клуб на какую-то вечеринку. Подруга динамила, что за ней водилось постоянно, так что время назначили специально пораньше, — глядишь, за лишний час она все-таки соизволит собраться.

— А что за клуб? — спросила Поликсена, слегка насторожившись. Ей вспомнились хождения по клубам с матерью — ничего, в общем-то, хорошего, от таких «выходов в свет» не было — только усталость и головная боль. Но там человек в черном плаще или куртке, с амулетами на шее смотрелся бы просто дико.