Золото наших предков - Виктор Дьяков

– Русская культура 18 века. Собирались переходить к первой половине 19-го, – подсказал Пашков.

– Хорошо, приступаем к характеристике русской художественной культуры первой половины 19-го века. Здесь необходимо учитывать последствия победы в Отечественной войне 1812 года, торжество победившего государства, в то же время отметить гражданское начало и развитие всех видов искусства. Может показаться, что сходная ситуация возникла после победы в 1945-м. Но в 20-м веке, увы, начало было не столько гражданским, сколько тоталитарным, военным. Развитие официального искусства ограничивалось прокрустовым ложем соцреализма и настоящего расцвета, по большому счёту, не получилось даже у нон-комформистов, ведь в подполье, где они творили, можно встретить только крыс, как говорил генерал Григоренко. Ну, об этом позже. Вернёмся в 19-й век. Русская живопись этого периода связана с направлением романтизма, со стремлением передать внутренний мир человека и развитием жанра. С развитием революционного движения и эстетической мысли после 1825 года возник стиль «ранний реализм». В живописи к художникам-романтикам можно отнести Брюллова, особенно его портреты. А ранний реализм наиболее полно проявился в бытовых жанрах, в работах Венецианова, Плахова, Щедровского…

13

С отпуском Калине пришлось повременить. Где-то в середине июня вновь привезли боль-шое количество материала с ЦУПа – фирме удалось там «запустить лапу» глубоко. На этот раз Горбунов оказался трезвый и опять он привёз матрицы с «золотыми» реле. Матриц было много.

– Слышь Сергей, одна матрица и две сотни разъёмов сверх того, что в документах, – зашептал на ухо снабженец.

– Понял, – кивнул в ответ Пашков.

Пока шла разгрузка он, обдумывая как лучше сразу отделить материал, что пойдёт в переработку от «лишнего», сам для себя неожиданно надумал:

– Слушай Михалыч… давай того, не на двоих, а на троих поделим. Петю в долю возьмём. В отпуск человек идёт, ему деньги, край нужны.

Немного поразмыслив Горбунов согласно кивнул. Собравшись с духом, Пашков подошёл к руководившему разгрузкой Калине:

– Иваныч, тут такое дело… Михалыч лишнего привёз…

– Какого лишнего? – насторожился Калина.

– Ну, сверх того, что в документах значится…

Калина задумался, собрав морщины на покатом лбу.

– Много? – едва слышно спросил он.

– Одна матрица и две сотни разъёмов. Не бойся, всё чисто… Ну, что делим на троих?

Калина молчал с минуту.

– …Не знаю… как хотите, – он явно колебался.

– Хорошо. Мы сами всё сделаем, матрицу размонтируем, реле, разъёмы соберём. Дня через четыре я тебе твою долю отдам.

Калина ничего не ответил.

На следующий день Пашков с Горбуновым заперлись на складе и ударно работали по «разделке» излишков. А Калина, наладив переработку вновьпоступившего материала, отправился в офис для оформления отпуска. Впрочем, оформлять фактически было нечего, он просто хотел получить отпускные деньги. Однако его ожидания не оправдались. Шебаршин, криво усмехнувшись и совершенно не смущаясь, объявил, что денег в кассе фирмы в данный момент нет…

Это было верх всего, Калина давно уже не чувствовал себя до такой степени оскорблённым. Несомненно, директор не просто пожалел эти несчастные две тысячи, он ясно давал понять – хватит с тебя, и без того много воруешь. Калина же считал, что если и «брал» сверх зарплаты, то за это уже много раз отработал, а то что «стриг» для него Обделенцев… это же из материала, который он лично достал по своим каналам, и за который ему не то что премию, спасибо не сказали…

На заводе его ждал Пашков.

– Иваныч, реле и разъёмы… твоя доля у меня в кабинете. Заберёшь?

– Что? Ах да… конечно. Прямо сейчас, пойдём…

Калина передал Пашкову все дела, и в ближайшую субботу решил пойти и сдать весь накопившийся у него материал, и тот, что «настриг» Роман, и тот, что передал ему Пашков. Вместе это обещало весьма приличную сумму. Этих денег должно было хватить и ему на поездку к сестре, и на жизнь семье. Идти решил на Рождественку – только там приёмный пункт работал в субботу. Узнав, что муж собирается ехать в центр, Валентина, боявшаяся отдаляться от квартиры в незнакомом ей городе, напросилась с ним, чтобы потом пройтись там по магазинам, купить подарки для кубанских родственников…

В ту же субботу Пашков совершал свой очередной визит на Рождественку. Вёз он в основном те реле, что «добыл» из матриц последней «получки». Он как всегда доехал на метро до «Кузнецкого моста», вышел на Рождественку… Что-то хорошо знакомое бросилось ему в глаза в походке и суетливых движениях рук идущего впереди мужчины. Присмотревшись, он с изумлением опознал Калину. Рядом с ним шла женщина, они переговаривались. Плечо Калины оттягивала объёмистая сумка, и они тоже направлялись вверх по Рождественке. Куда они идут Пашков догадался довольно быстро, как и о содержимом сумки. Держась на некоторой дистанции, он присмотрелся к женщине, и довольно скоро понял, что это жена Калины – они так свободно, по семейному разговаривали. Со спины женщина, что называется, не смотрелась, среднего роста, коротконогая, почти лишенная «эротических» изгибов по линии плечи-бёдра. Всё это усугублялось дешевым, немодным платьем, поношенными босоножками… Маскируясь за многочисленными прохожими, Пашков проследовал за ними до самого здания, где располагался приёмный пункт. Калина со своей спутницей вошли…

Пашкову ничего не оставалось, как спрятаться за асфальтоукладчик, стоящий тут же без движения ввиду нерабочего дня. Из своего укрытия он внимательно следил за входом в здание. Ждать пришлось минут двадцать. Калина с женой вышли, сумка явно опустела, так как он помахивал ею весело и легко. Теперь Пашков мог рассмотреть жену Калины в «фас», правда мельком. Вид спереди его окончательно разочаровал. Это оказалась весьма непримечательная женщина чуть за сорок, с посредственным лицом и более чем посредственной фигурой. Пашков был весьма удивлён, что Калина прослужив столько лет в Алма-Ате, в городе, по советским меркам, достаточно сытым и экологически чистым, где проживало значительное русское население, много девушек, и большинство из них очень красивы… И всё-таки, почему Калина соблазнился Людмилой, Пашков так и не понял, по его понятиям обе его женщины были примерно одинаково «привлекательны». «Лучше бы подумал о том, как жену получше приодеть, может не смотрелась такой нескладёхой. Если в квартиру пятьдесят тысяч баксов врюхал, значит не последние…» – думал Пашков, глядя из своего укрытия вслед удаляющейся супружеской паре.

Домой Пашков вернулся в глубокой задумчивости.

– Что-то случилось? – тревожно спросила Настя. Она не перестала переживать за мужа, когда он уходил сдавать радиодетали, боясь что там его накроет какая-нибудь облава.

– Да ничего, всё нормально, – поспешил успокоить её Пашков.

– Сколько сегодня?

– Четыре сотни в баксах и рублей три сотни с мелочью.

К «добыче» Настя уже привыкла и относительно спокойно, хоть и с удовлетворением, приняла протянутые ей доллары.

– Слушай, Насть, давай на тебя долларов двести истратим, сразу, – вдруг предложил он.

– Как это на меня?… Истратим, на всех нас… вот на годовщину свадьбы вино какое-нибудь дорогое купить надо.

– Да нет, чисто на тебя, на одежду, обувь… Может из драгоценностей, что-нибудь купим?

– Чего это ты… Я ведь и так только костюм себе купила, в школе все иззавидовались. Хватит, а то с кем-нибудь удар случиться. Чего-то ты очень заботливый стал… – подозрительно заулыбалась Настя. – Уж не грешок ли какой замолить заранее хочешь?

– Да ну конечно… влюбился, и знаешь в кого?

Настя с полминуты вглядывалась в мужа и вдруг с облегчением рассмеялась:

– Знаю… догадалась, ха-ха… в богинь, что в альбомах профессорских увидел… Смотри, я ведь и к ним приревновать могу.

Пашков засмеялся вслед за женой.

– А если серьёзно, Насть ну его, это накопление, боюсь, опять деньги пропадут.

– Ну, ты даёшь, ты что думаешь за двести долларов мне и одежду и бриллианты купить? Не хватит.

– Ну, так давай все четыреста истратим, в кои годы я имею возможность жену побаловать.

– Не заводись. Сначала запас надо сделать, мало ли что, и на питание… пять лет ведь впроголодь жили. Потом в квартиру ещё сколько вложить надо, Сашке после школы в институт поступать, тоже наверняка деньги понадобятся. Так что о бриллиантах пока рановато думать, – наставительно сказала Настя.

– Да будут деньги. Я этот месяц за Калину остаюсь, много принесу.

– Ладно, посмотрим…

Первый рабочий день, когда Пашков совмещал в одном лице и кладовщика и начальника производства ознаменовался тем, что его вызвал в офис Шебаршин.

– Как вы собираетесь руководить производством в отсутствии Калины? – спросил он, подозрительно глядя на Пашкова.