Новое начало (СИ) - Траумер Ронни

***

Конец марта, на улице туман и слякоть, я уже три часа как занимаюсь своими обязанностями на рабочем месте. Светка уехала со своим шефом на деловую встречу. Мирослав Маратович попросил кофе для него и его гостя. Отнесла им напиток и, сделав себе чай, продолжила готовить отчёты к завтрашнему совещанию. И тут меня отвлёк звонок на мой сотовый с незнакомого номера.

— Алло, — ответила я.

— Ирина, это тётя Оля, — я узнала голос маминой коллеги.

— Да, тёть Оля, что-то случилось? — спросила я, вдруг маму ищет, которая наверняка опять оставила телефон где-то.

— Случилось, Ириш, — я заволновалась, — Миле опять стало плохо, — что значит, опять? — Но на этот раз намного хуже, — о, господи, моё сердце сейчас выскочит. — В общем, Ириш, маме требуется срочная операция — нужно менять клапан на сердце, она и так слишком долго тянула, — как так, почему мама ничего не говорила?

— Тёть Оль, что с ней сейчас, и сколько у меня времени? Такие операции наверно дорого стоят? — спросила я и мысленно прикинула, что продать, ведь у нас, кроме дома, никаких ценностей.

— Сейчас она в палате, под капельницей. И да, такого рода операция дорого стоит, а если учесть, что она тянула долго, и клапан повреждён очень сильно, и ещё реабилитация… это будет где-то шестьдесят тысяч евро, — о, господи, дрожь во всем теле охватила меня.

— Я поняла, тёть Оль. Спасибо, — я отключила звонок и тихо заплакала. Что мне делать?

Мирослав Маратович вышел провожать своего гостя, когда я уже выплакала всю жидкость из себя.

— Ирина, что случилось? — спросил шеф.

— Ничего, простите Мирослав Маратович, — вытерла красные глаза и шмыгнула распухшим носом.

— Так, давай выпей водички, я сейчас провожу Николая и вернусь. Хорошо? — я кивнула. Мой шеф всегда был добр ко мне, хотя с другими сотрудниками был очень строг.

Шеф вернулся через две минуты, мы прошли в его кабинет и сквозь слёзы я рассказала ему всё.

— Что же, — он барабанил пальцами по столу. — Я могу тебе помочь, Ирина, — я моментально перестала всхлипывать.

— Я не знаю, как смогу вернуть вам такую большую сумму. Лучше я продам дом и постараюсь кредит взять. Спасибо, но не надо, — я так всю жизни буду работать в счёт долга.

— Я не сказал, что ты должна будешь вернуть эти деньги, — я ещё больше округлила глаза. — Я дам тебе нужную сумму на операцию и на реабилитацию, и на другие траты, — я его не понимаю и не знаю, что сказать. — Но не просто так, у меня есть условие, — я и не думала что его не будет.

— Какое? — спросила я хриплым дрожащим голосом.

— Ты выйдешь за меня замуж, — тут я чуть со стула не упала.

— Как, замуж, я же … — замолкла: я к такому не готова. Да у меня и отношений серьёзных-то не было, сходила пару раз на свидание, пока училась, но не более: учёба всегда была на первом месте.

— Ты пойми, я уже немолодой, — ну как сказать, в сорок лет он выглядит вполне себе ничего. — И женатых бизнесменов больше уважают. Времени на поиски хорошей девушки нет, а ты умная, приличная и вполне подходишь на эту роль, — я входила в ступор с каждым его словом. — Ты у нас работаешь почти год, и я не замечал за тобой развязности, — воспитание не позволяет, да и не интересны мне прокуренные и полные пьяных людей заведения. — Ты не переживай: трогать или требовать от тебя чего-то не буду, мне просто нужна скромная красивая женщина, с которой я смогу выйти в свет.

— Вы меня ошарашили, Мирослав Маратович, — не отводя от него пристального взгляда, сказала я.

— Не принимай решение прямо сейчас, подумай, но недолго. На кону ведь жизнь твоей матери, — я кивнула, не в состоянии сказать что-то ещё. — Можешь идти домой сегодня, твоими обязанностями займётся Светлана. Отдыхай и подумай хорошенько, — я в очередной раз кивнула и на деревянных ногах поплелась домой.

И я решилась. У меня выхода не было. Или я становлюсь женой богатого человека для публики или теряю маму — единственного дорогого человека в моей жизни. Я могла, конечно, продать дом, взять кредит, и после того, как маму выпишут, жить на вокзале, ведь родственников у нас никаких. Мама была единственным ребёнком своих детдомовских родителей. Нет, я спасу маму! К тому же он сказал, что не тронет меня: я буду почти фиктивной женой.

Мирослав оплатил половину денег за операцию, и в тот же день мы расписались. После операции он оплатил оставшуюся часть, и я несколько дней просидела рядом с мамой в больнице. Когда ей стало лучше, и она уже могла вставать и даже гулять, у нас с… мужем начались фотосессии и интервью для разных журналов. Он отвёл меня в салон и расплёл мою косу, мне впервые сделали макияж, а ещё он полностью поменял мой гардероб.

Потом я переехала в его огромный дом в одном из лучших районов города. Туда привезли и маму на время восстановления, и Мирослав нанял сиделку, чтобы мамочка всегда была под присмотром. Всё было как в сказке: я вернулась на работу, мама выздоравливала, мы жили в роскошном доме, где были прислуга и повар. Это было немного странно, потому что его фирма была среди первых, но не настолько, чтобы иметь такой огромный роскошный дом, несколько люксовых машин, да и охраны было слишком много. Его партнёр и лучший друг Алексей жил через дорогу в не менее роскошном особняке, у них и машины были одинаковые, только разных цветов.

Меня не интересовало, куда он пропадает по ночам, и кто эти мужчины, что каждое воскресение приходят в наш дом.

Один раз он разозлился.

— Чтобы я больше не видел на тебя эти тряпки! Или сама их выбросишь, или я сожгу их, — прорычал он, указав на мою старую одежду. Да, это были не дорогие брендовые вещи, а простые, купленные на мои личные деньги, но в хорошем состоянии. Пришлось отдать их одной нуждающейся семье. Тогда я впервые увидела его в гневе.

–

Далее он всё чаще начал повышать голос на меня: его всё время что-то не устраивало. Я не должна была выходить из дома ненакрашеная и не в парадном виде, он уволил меня, то есть, сказал как-то вечером, что я больше на работу не выйду. Я просто кивнула, соглашаясь.

Однажды вечером он пришёл очень пьяным, ворвался в мою комнату и прорычав: «ты моя законная жена, и я должен тебя трахнуть», накинулся на меня. Я сопротивлялась, плакала, кричала, била его кулаками, пока не получила такую пощёчину, что чуть не потеряла сознание от звона в ушах. Сознание я потеряла потом, когда он, не беспокоясь о том, что я была девственницей и вообще не готова к половому акту, ворвался в меня, причиняя нестерпимую боль.

Это продолжалось каждую ночь, независимо от того, пьяный он или трезвый. Я не могла смириться с таким звериным обращением, я всё равно сопротивлялась каждый раз, я кричала, что он обещал не трогать, не требовать. Каждый раз моё сопротивление заканчивалось пощёчинами, а их становилась всё больше и больше. После таких ночей я из дома не выходила, даже к маме не ездила, чтобы она не заметила синяков. А синяки у меня было везде, и отпечатки его рук были повсюду: он не соотносил свою силу и моё хрупкое тело.

Я ходила с ним на разные мероприятия, он заставлял одеваться роскошно, показывать всем своё тело, чтобы все видели, какая у него жена. На публике он выглядел как любящий муж, а я — как любящая жена: улыбалась всё время и вела себя как настоящая женщина из высшего общества. Мне не нравились короткие платья, высокие каблуки, облегающая одежда, но я не могла ничего сделать. Я была его куклой, как он сам говорил.

Один раз я заикнулась о разводе, так он ударил, а потом толкнул меня так сильно, что я упала и ударилась об каркас кровати. Тогда я сломала руку и рёбра, и нет, меня не отвезли в больницу. Он вызвал врача на дом и заплатил, чтобы тот молчал. Я не могла понять, как человек, на которого я работала почти год, который всегда был добрым и милым, мог оказаться таким чудовищем.

Потом я забеременела и испугалась. Испугалась, что он заставит сделать аборт или забьёт меня до выкидыша, но и молчать не могла.

— Отлично, — первое, что он сказал про мою беременность. — Теперь меня ещё больше зауважают, — у меня камень с души упал. — Иди, я найду врача, — показал на выход из своего кабинета. Я кивнула, ведь мне можно было говорить только, когда он разрешал.