Человек-тело - Сергей Саканский

Ждать пришлось совсем недолго. Он написал через два часа.

3

События развивались стремительно, словно в романе Тюльпанова. По замыслу Беса я не должна была давать «писателю» до самой свадьбы, разыгрывая мою хирургическую целку. Все это могло бы выглядеть вполне естественно: христианская девушка ведь не должна была позволить себе вступать в связь с женихом до венчания.

Между прочим, я так и хотела распорядиться своей жизнью. Мне было пятнадцать, когда я пришла в церковь, где служил отец Георгий. Я так проникалась духом служения, что решила: пусть будет в моей жизни единственный мужчина: мой будущий муж. Мне тогда казалось, что этим человеком как раз и станет отец Георгий, но судьба распорядилась иначе: отец продал меня, то есть — родной уже отец. Не отец Георгий.

«Писателю» я наблазила, что оставалась девственницей не только потому, что воцерковленная, но и потому что его, писателя, любила всю жизнь и для него, писателя, себя берегла.

Все произошло на автопилоте: как только я почувствовала запах мужика, его пальцы в своих ушах, как из меня полилось фонтаном. Ноги мои подкосились и я упала ему в руки, как сочное спелое яблоко падает на голову умудренному ученому. Едва и успела, что показать ему эту хирургическую вставку, но она его, как выяснилось, мало интересовала.

Бес же опасался, что добившись своего, «писатель» передумает жениться, да так и оставит меня в любимых девушках. А умрет он как-нибудь сам, по своей собственной инициативе, от передозняка виски или от слишком бурного оргазма.

Но все прошло гладко: он сам захотел жениться, и причина, как ни странно, была у него та же самая: он хотел, чтобы я унаследовала его имущество после его смерти, только он не знал, что событие планирувается[17] гораздо раньше, чем он предполагал. Только вот от венчания он отказался категорически. Жаль. Это очень красиво — венчание.

4

Вторую часть нашего плана мы постановили выполнить как можно скорее, но все же не раньше, чем через полгода, потому что странным было бы, что молодой муж покончит с собой на другой день после свадьбы. Да и самоубийство решилось не сразу: сначала были грибы. Самоубийство было запасным вариантом. Почитывая его тетрадь, я вдруг напоролась на любопытную страницу. Я осторожно вытащила ее из скрепа тетради и принесла Бесу. Как мы стречались с Бесом, когда я уже была замужем, как я ухитрялась? Впрочем, позже об этом… Про страницу я.

Так вот, эта страница, если рассматривать ее отдельно, выглядит как предсмертная записка самоубийцы. Бес это тоже заметил, внимательно прочитав страницу. Он покачал своей изящной головой:

— Не пойдет. Не может молодой счастливый муж покончить с собой на другой день после свадьбы.

Правда, тогда уже месяц прошел со свадьбы, но это он фигурально выражался. Тогда он и придумал: грибы.

Как же мы стречались-то? Как часто??

Получалось два раза в неделю. Бес придумал для меня курсы по подготовке в вуз. Мы с «писателем» решили: я уже не буду возвращаться в медулище, а лучше сразу поступлю в вуз. Для этого мне надо было закончить вечернюю школу, чтобы получить среднее образование. Для этого мне нужен был год, и я собиралась пойти в школу с сентября.

И вот, я записалась на курсы при Московском Гуманитарном Университете. «Писатель» мой выбор одобрил и оплатил обучение. Занятия были три раза в неделю, я ходила — один раз. Для моей будущей актерской карьеры это было хорошим упражнением. По вечерам, за семейным ужином, я рассказывала мужу о том, что произошло на занятиях, показывала в лицах смешные сценки, которые придумывала сама. Некоторые из этих сценок придумывал Бес — ведь эти самые занятия я чаще проводила в занятиях любовью с ним.

[На полях: «А «писатель» (как называет его моя девочка, в кавычках) посчитал это за очередной выверт реальности, бедный мой! Вот уж воистину можно, если постараться, свести человека с ума.»]

С этими сценками стало твориться что-то странное. Однажды «писатель» нахмурился и попросил повторить мой рассказ. В другой раз он вскочил с постели и забегал по комнате, нервно жестикулируя, приговаривая: «Но этого же не может быть!» Наконец, строго-настрого запретил мне рассказывать о моих занятиях, и я вздохнула с облегчением, потому что мне уже изрядно надоело это развлечение.

Лишь теперь, имея перед глазами тетрадь, я поняла, что так расстроило «писателя». Его расшатанный спиртным мозг вообразил, что и он помнит все эти смешные случаи, которых даже и на самом деле-то и не было.

Но я отвлеклась. В начале были грибы. Стоял сентябрь. На маленьком базарчике у метро, куда я хаживала за едой, появилось несколько деревенских, по утрам раскладывающих соблазнительные пузатые боровики рядками и кучками. Бес уже заготовил порошок. Еще в августе он дважды ездил в лесную глушь, где набрал грибов, высушил их и истолок.

Когда я рассказала Бесу про базарчик, он сказал:

— Пора. Теперь тебе надо вытащить нашего фенолога за грибами.

Одна мысль не давала мне покоя:

— А почему бы просто не купить грибков на базарчике? Очень мне хочется тащится с ним в лес!

— Неправильная мысль. Никто не подсунет тебе бледную поганку вместо боровика. А вот в лесу один из вас может ошибиться.

План был прост. Сама я грибы не ем, потому что у меня аллергия на них, а вот «писатель», судя по одному его вкусному рассказу, был большим любителем. Так что, супчик, как мы полагали, будет есть только он. Мы с мужем набрали грибов, я сварила изумительный жульен, бросив в кастрюльку порошок.

Идея оказалась бросовой. Я думала, что самым трудным будет вывести «писателя» из дому, но он согласился поехать в лес с большой радостью. Трудность оказалась в другом: «писатель» наотрез отказался жрать грибы. Пришлось вылить жульен нахер. Одно и осталось в утешение — интим в лесу. Я люблю необычный интим, в каком-то неожиданном месте. Бес тоже это знает и заламывает меня где и как попало. Недавно я стояла в коридоре, подложив под мои нежные коленочки валенок. Раскрыла кладовку и разбирала вещи внутри. Бес шел мимо, куда-то по своим делам. Увидев соблазнительную попку мою, молча накрыл меня сзади и кончил в три толчка. Я не успела, рукой догнала потом. Но это был кайф великий. Уже догоняя, в ванной, я снова представила, что стою на коленях, на валенке и разбираю вещи в кладовке, а сзади наяривает мой неистовый Бес.

[На полях: «Что-то не припомню такого. Может быть, эта котовасия забывчивости происходит и со мной? Шутка. «]

Я всегда представляла его, с кем бы ни трахалась. Знали бы все эти клиенты, что девченка,[18] которая скакала на них, словно муха на слонах, на самом деле была доброй волшебницей, которая превращала их всех не в крыс и пауков, а в красивого, обаятельного, самого лучшего в мире мужчину!

А тогда, в лесу, я была сама собой. Это было нечто волшебное, будто дивный сон самой осени. Не было со мной ни мужа, ни Беса. Я была духом дерева, вплетенной в его корни, таинственной дриадой, отдающейся самому лесу, его могучим стволам… Очнувшись, я увидела свои розовые трусики, на которых топтался мой жирный «писатель».

— Возьмем их собой? — деловито спросил он, застегивая молнию между ног и указывая на трусики своим белым лбом.

— Да ну их в жопку, — ласково ответила я.

Так и остались лежать мои невинные трусики в жухлой осенней траве… Я была настолько удовлетворена в тот день, что не хотела продолжать дома, а ведь он был готов наброситься на меня, возбужденный совместным перебором грибов, касаясь под столом своими жирными коленями моих — изящных, словно суставы молодой газели. Сыпанула ему снотворного, как всегда делала при необходимости, чтоб он вырубился со своим гребаным медведом, большой ребенок, небось кончал с ним в сладком детстве своем! К тому же, надо было варить суп…

Перечитала сейчас назад. Да не Бес это был, в коридоре у кладовки, а мой несчастный муж. Что-то у меня с головой, будто старуха какая-то. И правда думала, что это был Бес. Отчего? Наверное, воспоминание о маструбации[19] врезалось сильнее, чем реальность.

[На полях: «То-то и оно. Помнишь именно оргазм. И нет у меня никаких валенков»]

5

Что-то сбивчиво я стала писать, как к самому главному подхожу. В общем, был принят план номер раз — самоубийство великого русского писателя.

В начале октября всё уже было готово. Старые рукописи «писателя» лежали на даче, я увязала их в коробки. Помню, как сладко мы провели время, когда отвозили эти коробки. Я повалила «писателя» на коробки и трахнула его сверху. Из-под полуприкрытых серповидных век своих я видела бедного моего мужа, лежащего на своих собственных сочинениях, словно апарыш на куче говна. А я скакала на нем, смеясь и вихляясь, как арлекин. Сквозь это бренное тело я ебла все его рукописи, все его «творчество», всю его жизнь.