Аллилуйя женщине-цветку - Рене Депестр

Звонок от Кристины Мело-Пессо зазвенел рано утром в понедельник. Мими только что ушла. Я тоже собирался уходить. Сняв трубку, я услышал:

— Алло! С кем я говорю? Назовите себя, пожалуйста.

— Ален Рикабье. По буквам…

— Профессор Ален Рикабье, — перебила она, — я прочла ваше объявление в «Эстадо». Меня интересует литература. Вы не могли бы заглянуть ко мне в любой час дня, какой вас устроит? (Дикция безупречная, тембр голоса Греты Гарбо.)

— Сожалею, мадам. Сегодня у меня перегруженное расписание до позднего вечера. Одну минуту, мадам. Та-ак, во вторник то же самое… А-а, вот: в среду где-то около полудня вас устроит?

— Да, месье. Вот мои координаты.

Я опустил трубку и тут же поднял ее, еще не остывшую, набирая номер Альваро в книжном магазине Парфенон.

— Алло, дон Альваро? Привет! У моей новой ученицы голос звезды. Догадайся кто?

— Театральная актриса? Марина де ла Коста?

— Нет. Перебирай дальше.

— Да откуда мне знать! Инга Вольф, прима-балерина?

— Нет. У нее фамилия, как у одного португальского поэта.

— Да не тяни ты! Кто?

— Кристина Мело-Пессо.

— Ты серьезно? Так она же из сливок сан-паулского общества! Она принадлежит к четырехсотлетним семействам, как у нас называют, к прямым потомкам португальских завоевателей. Ее отец — бразильский представитель в ООН. Она замужем за Фернандо Мело-Веспуччи, финансовым соперником миллиардера Матарассо. Страшно везучий малый, зверь, активный до невероятности. Я уже чувствую, как ты загораешься на конце провода. Но берегись: до замужества Кристину однажды выбрали мисс Бразилией, а Фернандо отличный теннисист, но и отличный стрелок из карабина.

Резиденция семейства Мело-Пессо вполне соответствовала словам Альваро. Когда я нажал звонок при воротах-портале, на аллее появилась горничная, свежая, как сестричка милосердия, ухаживающая за феями. Посреди аллеи она остановилась как вкопанная.

— Здесь никого не ждут. Нам не нужен ни шофер, ни садовник.

— Я преподаватель французского языка, которого пригласила мадам. Сообщите ей о моем прибытии и не мешкайте!

— Это ты-то учитель доньи Кристины? Предупреждаю: наша немецкая овчарка тяпнет всякого, кто ей не по нраву!

— Не грубите. Отправляйтесь докладывать.

В эту минуту на площадке особняка появилась сама Кристина Мело-Пессо, которая властно и весьма умело выправила положение.

— Франка! Не спорьте. Откройте профессору.

Надо было видеть физиономию Франки, когда я степенно поднялся по ступеням и поцеловал руку доньи Кристины.

— Моя горничная не обидела вас?

— Никоим образом. Она очень корректна.

Снова косой взгляд Франки, которая уже вообразила себя уволенной и вышвырнутой на беспощадные улицы Сан-Паулу.

Французский был почти родным языком для Кристины. Она говорила на нем с детства и произносила слова лишь с едва уловимым акцентом. Дочь дипломата, она училась в колледже в Лозанне, жила в Женеве и Брюсселе, прослушала курс по истории Древнего Рима в Сорбонне. Но со времени замужества из иностранных языков она чаще пользовалась английским.

— У меня наметились морщины на душе, — говорила она. — Вы мне из разгладите? Но не интенсивно! Раза два в неделю по паре часов свободной беседы на темы, которые волнуют сейчас культурную Европу. Как разворачивается дуэль между Камю и Сартром? Чего хочет группа «гусаров»? Как там сияет Франсуаза Саган, что со школой нового романа…

— Вы что сейчас читаете? — спросил я.

— «На берегу Большого Сирта». Вы любите Гракка?

— Чудесный вопрос! За последние девять лет мне задают его в третий раз и всегда с целью открыть шлюзы для потока грез молодого человека, охваченного страстями. В 1946 году, когда мне было двадцать, я попросил Пьера Мабиля помочь мне в выборе чтения в Париже. Он сразу же мне заявил: брось все и приобрети томики Жюльена Гракка у букиниста Жозе Корта. Через пять лет в полицейской префектуре Милана итальянский чиновник, который наотрез отказывался продлять мою визу, вдруг отрывает голову от бумаг и глядит мне в глаза: «У меня сегодня прекрасное настроение. На моем ночном столике лежит книга одного французского писателя, малоизвестного. Если через минуту вы назовете его имя, я продлю вам пребывание в Италии на срок, какой вы сами пожелаете.» «Это не иначе как Жюльен Гракк», — не раздумывая ответил я. «Вы выиграли Италию. Я и в самом деле читаю его „Угрюмого красавца". Это, скажу вам, вещичка! Куда там нашим Силоне, Малапарте, Моравиа».

— Вы получили шикарный итальянский приз, вечную весну, не правда ли?

— Но это было так мало в сравнении с солнечным мигом, который я переживаю сейчас, — любезно-галантно отбарабанил я и даже прищурил глаза, как подобает ослепленному.

Это оказался и в самом деле самый мимолетный курс в моей роли профессора по французской беллетристике. В непринужденном и бессистемном разговоре всплыло имя Гийома Аполлинера. Я принялся рассказывать о его решающей роли в становлении стиля модерн, чувствительного и чувственного, о его месте в одном ряду с Сандраром и Пикассо. Я признался Кристине, что в мои семнадцать лет был потрясен и совершенно покорен, прочтя в журнале «Фонтен» Макса-Поля Фуше аполлинеровскую поэму «Любовь, презрение и надежда», написанную белым стихом.

— Вы помните из нее что-нибудь наизусть? Я готова слушать.

И я начал:

     Я стиснул тебя на груди, как голубку,     как девочка душит в объятиях птичку.     Я раздобыл всю твою красоту роскошнее калифорнийской     добычи времен золотой лихорадки.     Я окунул иссохшие губы в улыбку твою, в синеву твоих     глаз и в волны твоих содроганий.     Гордость твою взял я в лапы, когда ты склонилась     под мощью моей и господством…     Я уже почти дошел до заключительных строк:     Красивые руки твои восходили над кромкою неба, как     змеи цвета зари, качаясь спиралью прощанья… —

когда у меня перехватило дыхание при взвизге колес круто затормозившей машины внизу под окном.

— Муж вернулся, — сказала Кристина, не выказав никакого волнения. — Продолжайте, прошу вас.

Но шум распахнувшейся двери не позволил мне продолжить.

— Фернандо, это Ален Рикабье, преподаватель французского. Я тебе о нем говорила.

Я встал и протянул руку этому блондинистому «зверю», как назвал его Альваро по телефону.

— Привет, — сухо сказал он, не подавая руки. — Кристина, мне надо сказать тебе пару слов.