Стеклянные куклы - Инна Бачинская

Большая! Тоня невольно улыбается. Для нее Юлечка навсегда останется маленькой испуганной девочкой, сиротой…

Ох уж эта Конкорда! Классная тетка, но никудышний дипломат, как влепит в лоб, так хоть стой, хоть падай! Прямая, как рельса, говорила Юлечка. Она любила Конкорду… Ученики все ее любили… любят…

Тоня закрывает лицо руками и плачет. Она всхлипывает, вытирает слезы, перед мысленным взором ее солнечный день, горячий желтый песок, резвые моторки, после которых остаются длинный пенный след и волны… Юлечка в бирюзовом купальнике, открытом, без бретелек, со стразиками, отражающими солнечный свет. Ее, Тонин, подарок. За стол, командует Конкорда и делает пируэт. И снова хохот, шуточки, тосты! За школу танцев! За Стеллу Гавриловну! За победу на конкурсе! За нас!

Она застывает на пороге сестриной комнаты. Здесь царит идеальный порядок, сверкает паркетный пол, на фигурках фарфоровых зверушек ни следа пыли; мягкие игрушки – медвежонок в бейсбольной шапочке, кукла Мальвина, забавный хорек в платье невесты. Тоня представляет себе, как Юлечка звонит в дверь, входит, они обнимаются, смеются и плачут…

Тоня заставляет себя выйти из дома. Бессмысленно бредет по улице, не обращая внимания на витрины, не замечая прохожих. Она заходит в Спасо-Преображенский собор, покупает тонкие темно-желтые свечки, затепляет их от горящих. За мамочку, за Юлечку. Прости, мамочка, шепчет она, за то, что не уберегла… Прости!

Рядом с ней останавливается мужчина, она видит его руку, втыкающую горящую свечку в песок. Он шепчет что-то. Запах расплавленного воска плывет в полутемном пространстве, мерцают скорбные лики, сквознячок чуть раскачивает ажурную люстру, свисающую на длинной цепи с куполообразного потолка…

Она поворачивает голову, глаза их встречаются. Молодой парень с заплаканными глазами. Повинуясь порыву, Тоня спрашивает:

– Вы потеряли близкого человека?

Парень кивает. Они стоят молча. Оплывают свечи, от них идет тепло, с них стекают тяжелые капли горячего воска, застывая в песке причудливыми корявыми наростами. Пламя колеблется в струях воздуха – кажется, собор наполнен невидимыми, парящими в пространстве монадами, на лету касающимися крыльями огня…

Выходят они вместе, усаживаются на лавочку напротив собора. День неприветлив и холоден, чувствуются близкие сумерки, хотя только середина дня. В складках земли курится влажный туман; мокрые почерневшие листья пахнут тленом. Перед ними сияет громада собора, слабо угадываются наверху золотые конусы.

– Как вас зовут? – спрашивает парень.

Тоня называет себя.

– А я Максим, – говорит он. – Холодно…

– Холодно, – соглашается Тоня и зябко поводит плечами.

– Может, посидим где-нибудь? Тут есть кафе, я проходил, еще открыто. Наверное, завтра последнее воскресенье и закроют на зиму. До весны.

Они неторопливо идут по мокрой аллее. Мрачно чернеют чугунные пушки, под черными елями разбросаны рваные лоскуты снега, печально поникла тускло-зеленая трава на газонах, и сизый туман заполняет щели и низинки. Иногда с дерева громко плюхается увесистая капля – сконденсированный туман…

В парковом кафе холодно и сыро. Пара молодых людей сидит в углу. Девушка в фартучке поверх шубки готовит им кофе. К удивлению, он вовсе не плох. Максим приносит стаканчики, ставит на стол, дует на пальцы – горячо. Тоня невольно смеется, забывая о своих горестях.

Они пьют кофе, грея ладони о стаканчики.

– Что у вас случилось? – спрашивает Тоня.

– Моего брата обвиняют в преступлении, – говорит Максим. – Я не верю, что он виноват. Меня таскают на допросы, я им не верю. – Он махнул рукой. – В церкви вы плакали…

– У меня пропала сестричка, уже три месяца… – Тоня с усилием сглатывает, пытаясь удержаться от слез.

– Ее ищут?

– Не знаю. Мне никто не звонит, а когда я звоню, говорят, что ищут. Я им тоже не верю… Утром она ушла из дома и больше не вернулась. – Тоня все-таки заплакала.

Максим протянул салфетку.

– Тонечка, она найдется, честное слово! Я понимаю, люди пропадают в больших городах… А у нас… куда тут пропадать? А ее подружки?

– Никто ничего не знает. Где же она?

– Ну, мало ли… А парень у нее был? Может, уехали вместе…

– Ну что вы! Юлечка сказала бы! Мы были очень близки, мы же сестры. Мама умерла, когда Юлечка была совсем маленькой. Она девочка серьезная, хорошо училась… на юриста.

– А мы с братом не были близки, мы как чужие. Может, потому, что у нас разные отцы. Брат человек в себе, ему никто не нужен, мы даже видимся редко, но сейчас я готов сделать все, чтобы помочь ему. Я боюсь за него, они могут убить его…

– Кто? – испуганно выдохнула Тоня.

– Полиция! Им, главное, повесить на кого-нибудь. А чтобы наверняка, убьют при задержании. Говорят, бывает и так.

– Так его не арестовали?

– Нет, они не могут его найти. Потому и тягают меня. Я не знаю, где он. А если бы знал… не признался бы. Но я правда не знаю.

Он смотрел на нее несчастными глазами, и Тоне захотелось утешить его. Она погладила его по руке…

Максим проводил ее до дома, они постояли у подъезда, и Тоня уже прикидывала, как дать ему понять поделикатнее, что они расстанутся здесь и звать его в гости она не собирается. Максим, кажется, понял.

– Тонечка, спасибо вам! – сказал он, целуя ей пальцы. – Знаете, мне даже поговорить не с кем, не всякому расскажешь про брата. Люди не любят неудачников. Человек не должен быть один, а я сейчас остался один. Я не могу с друзьями, они валяют дурака, смеются, а у меня одна мысль: господи, где брат? Поймали? Ранили? Что с ним? Он не звонит, наверное, боится прослушки.

– Не переживайте, Максим, нужно надеяться. Я надеюсь. Я вижу, в полиции не верят, что Юлечка вернется… А я верю и надеюсь. Спасибо за кофе и за участие, мне тоже не с кем поговорить. И спать я перестала, лежу до утра, думаю, где она, что с ней…

– Приходите в парк завтра, по прогнозу тепло и солнце. Приглашаю вас на кофе. Придете? – Он, улыбаясь, смотрел на нее.

– Нет, это я вас приглашаю! – сказала Тоня. – Спасибо. Я не могу дома… В будни прихожу поздно, уставшая, а в выходные хуже всего. Слоняюсь без дела или сижу, прислушиваюсь к шагам на лестнице, даже читать не могу, все жду Юлечку. Я чувствую, что она жива, понимаете? Я чувствую… здесь! – Тоня положила руку на сердце. – Она вернется!

Максим с улыбкой смотрел на девушку…

Глава 27

Оперативный анализ и новая авантюра

На другой день после посиделок Федор проснулся бодрым, что его удивило. Он прислушался к ощущениям – боли в затылке, кажется, не было. Он осторожно приподнялся, ожидая приступа головокружения. Но голова была ясной, мысли не наползали друг на дружку, превращая мыслительный процесс в кашу. Часы показывали восемь утра.

Он взял с тумбочки телефон. Капитан Астахов отозвался недовольным голосом:

– Неймется? Я еще сплю, давай через пару часиков. Суббота… помнишь?

– Подожди, Коля, что с обыском?

– С каким обыском?

– Половины Максима, мы вчера обсуждали.

– Это ты обсуждал, а не мы. Там вокруг наши люди, Устинов туда больше не сунется. Проведем. А ты отдыхай давай, набирайся сил. Привет.

И наступила тишина. Федор чертыхнулся. Звякнул китайскими колокольчиками телефон. Это был Савелий.

– Федя, ты уже проснулся? Доброе утро! Как ты после вчерашнего? Я был против, Игорек сам напросился, а потом и Рощик. Тебе рано принимать гостей, ты еще нездоров, и я считаю… – Тон у Савелия был озабоченный.

– Доброе утро, Савелий! – перебил его Федор. – Я уже здоров и бодр. Ты молодец, провернул такую операцию с ребятами. Теперь осмыслим и добавим к профилю подозреваемого. Как Зося? Дети?

– Зося хорошо. И дети тоже. Федя, я сейчас приеду. Что купить? Чего тебе хочется? Хочешь овсяного печенья с изюмом?

Федора передернуло.

– Савелий, у меня все есть, не нужно печенья. Ты говорил, у тебя в издательстве аврал? Ну и работай себе на здоровье, не отвлекайся.

– Я все-таки приеду, Федя. Ты не вставай, тебе надо лежать, доктор сказал, еще неделю… – нудил Савелий.

– Ладно, – сдался Федор. – Тогда привези свежего кофе. Слышишь, Савелий? Кофе! – Он хотел добавить: «Иначе не появляйся!», но удержался, зная, как обидчив друг.

Тот примчался через полчаса. Открыл дверь ключом, выданным Федором, не заходя в комнату, пробежал на кухню. Включил кофейник. Появился на пороге в фартуке.

– Доброе утро! Ты как? Уже за компьютером? Доктор сказал, что пока…

– Сядь, Савелий, нужно поговорить. Капитан считает, что мы занимаемся всякой ерундой, а ты как считаешь?

– Ну, я… Федечка, а может, ему виднее? А у тебя травма, тебе отдыхать нужно. Даже не знаю, что сказать. Эти портфолио, что с ними теперь делать?

– Савелий, мы это обсуждали. У капитана свои методы, а у нас свои. Мы выйдем на девушек и расспросим о Вадиме Устинове. Это номер раз. Затем я позвоню коллеге второй жертвы, Евгении Абрамовой, спрошу, не вспомнила ли она чего-нибудь новенького. Это два. А кроме того, Савелий, мне пришло в голову, где еще может скрываться Устинов…