Последний конвой. Часть 2 (СИ) - Саморский Виктор Романович Samorsky

Короче говоря, солнце аккурат в зените оказалось. Печет просто невыносимо, даже сквозь тент, глаза потом заливает, под клеенчатым фартуком все тело чешется. Идеальные условия для проведения вскрытия. Ничего не скажешь.

А запашок какой сейчас будет…

В ответ на мои сетования Быков предложил противогаз. Вот мол, случайно захватил с собой, в кармане парадного фрака завалялся. Может, для чего сгодится?

Я на него так посмотрела, аж глаза отвел и смутился. Вот сам бы одел и полчасика на солнышке постоял, если так сильно хочется острых ощущений. А меня, уважаемый Родион Сергеевич, увольте от неадекватных экспериментов над собственным здоровьем.

Но ворчи — не ворчи, а вскрывать «бедну зверушку» все одно придется.

Двое «солдатушек бравых ребятушек» на куске брезента приволокли огромного мертвого крокодила. Ну такое себе… почти свеженький. Пару дней назад подох. Чудовище метра два длиной и под центнер весом. Б-р-р-р… не хотела бы я поздним вечером у водоема повстречать подобного кавалера. Зубы с палец, пасть как чемодан. Одним движением своих чудовищных молотилок пополам перекусить может. У-у-у-у… зверюга, блин…

— Ладно, — говорю, — ребятки, сгружайте это чудо-юдо заморское вот сюда. Потрошить будем.

Те и рады стараться, увалили рептилию на ящик, пардон, на «разделочный стол» в импровизированном морге и резво удрали. Наверное, загорать торопились, пока погода соответствует. А любоваться полусгнившими кишками предстоит только нам с Василем. Даже Арсений с ними убежал, неприятный запашок, видите ли, ему очень сильно ноздри щекочет. «Если что, говорит, позовете, я тут поблизости буду».

А нам с научным сотрудником, значит, мертвяк розами благоухает? Ишь, какие все нежные и чувствительные. А врачам грязь, дерьмо и вонючие кишки должны быть за счастье?

Кратко проинструктировала Василия, ватку нашатырем смочила заранее, положила рядом с собой, в пределах досягаемости. Еще и кулаком пригрозила на всякий случай, если вдруг и этот хмырь надумает удрать или того хуже, в обморок грохнется мне под ноги.

— Ты, Василий, главное на стол не наблюй — говорю ему, — если почувствуешь, что к горлу подступает, сразу вон из палатки. И без того дышать нечем будет, а еще и твой внутренний мир обонять придется. Усек?

Ухмыляется научный сотрудник, хорохорится, а у самого лицо бледное и кисти рук подрагивают, как будто всю ночь курей воровал. Маску, перчатки, нарукавники и клеенчатый фартук послушно натянул, инструменты перед собой разложил, все, как учила. Молодец, послушный мальчик!

Доложил, что готов ассистировать. И даже руки почти не дрожат.

— Ну что, раз готов, — приступим!

Поправила хвост рептилии, лапы развела в стороны, зажимами закрепила. Сделала надрезы по животу и груди, пинцетом развела и отогнула кожу, закрепила, чтобы не сползала. В нос сразу ударил невероятно сильный запах разложения. Настолько мощный, аж слезы выступили.

Василий пошатнулся и побледнел еще сильнее. Я-то, наивная, думала, что сильнее уже некуда.

На всякий случай снова показала ему кулак и перевела взгляд на открывшееся зрелище.

— Что же ты такой вонючий, дружок? Несколько дней ждал, пока тетя Лида приедет на свидание, мог бы и подготовится — побриться, подмыться и одеколоном сбрызнуться.

В первый момент и сама ничего не поняла. С виду был крокодил как крокодил, только немножко дохлый. Ну полежал на солнышке, немножко, слегка подвялился… да с кем не бывает?

Вот только вместо внутренностей тушу наполняло что-то совершенно непостижимое. Даже не знаю, как описать, чтобы не ввести вас в заблуждение. Больше всего это походило на кашу в тарелке. Не то перловку, не то гречневую… Я ее так давно ела, что уже и не помню, как она выглядит, эта гречневая каша…

Равномерная мелкозернистая структура темно-бурого цвета. То есть, представьте себе, что кто-то разрезал крокодила, вытащил все внутренности: сердце; легкие; печень; кишечник, срезал все мышцы и сухожилия, а потом заполнил образовавшуюся полость в брюшине перловой кашей. И под занавес аккуратно заштопал кожу, да так ловко, что даже следов не осталось.

— Какого черта? — возмущенно спросила я у Василия, потому что рядом больше никого не было.

— Что случилось? — перепугался младший научный сотрудник, видимо подумал, что я на него опять взъярилась за какой-то мелкий косяк. Даже голову в плечи втянул и на всякий случай испуганную мордочку сделал.

— Что это? — вместо пояснения ткнула я скальпелем в «перловку».

Василий решился и отважно заглянул внутрь разреза. Несколько секунд молчал, видимо переваривая увиденное, а может быть боролся с тошнотой, не знаю. Потом поднял на меня изумленный взор, сглотнул слюну и неуверенно произнес:

— Фигня какая-то. Разве тут не кишки должны быть?

— Вот именно, — сказала я и ковырнула скальпелем «перловку». Хирургический нож моментально наткнулся на кость, скорее всего это было ребро. Анатомию крокодила я представляю себе весьма смутно. Ну так, в общих чертах представляю, конечно, как и любой другой человек.

Значит, хотя бы кости остались на месте. Я осторожно повела скальпелем по поверхности непонятной субстанции, и она отреагировала, плеснула, заколыхалась и запузырилась. В нос опять ударил запах тлена и разложения.

Труп он и есть труп.

Ну, а в самом деле, что это? Как будто действительно все внутренности извлекли, пропустили через мясорубку и получившуюся массу затолкали обратно.

— Сгнил? — предположил Василий.

— Это постепенный процесс, — попыталась объяснить я, — за два — три дня признаки разложения под действием химических и физических процессов выглядят совсем не так. Это не автолиз и гниение в естественном виде, а что-то совершенно невероятное. Выглядит, как диссимиляция — метаболическое расщепление.

По глазам поняла, что от жары и обилия медицинских терминов Василек слегка поплыл головкой и не понял ни черта.

— Чтобы тебе совсем понятно стало, — добавила я, — объясню на пальцах, — крокодила кто-то съел изнутри, оставив только шкуру и кости. А эта кашица, скорее всего, и есть продукт метаболизма паразита.

— Говно стало быть, — пробормотал младший научный сотрудник и покраснел.

— Грубовато, но в принципе верно.

Хорошее объяснение я придумала, но очень уж неправдоподобное. Только других идей у меня пока нет, значит оставим как версию. Хотя я и никогда не слышала о столь прожорливых некрофагах, чтобы стокилограммовую тужу сожрать за пару дней.

С другой стороны, в дикой природе все живые организмы друг другом питаются. Осуществляют, так сказать, круговорот химических элементов. Сами крокодилы тоже падалью не брезгуют. Тем более сейчас, когда с привычной кормовой базой сильный напряг.

Теоретически это вообще возможно?

Я снова повела скальпелем внутри брюшины, на этот раз погрузив лезвие немного глубже в непонятное содержимое, почти по самую рукоять. Если это действительно паразит, то он все еще должен быть здесь, внутри. Сбежать не мог, внешние покровы рептилии были в целости и сохранности. И он должен быть достаточно больших размеров, чтобы сожрать и переварить внутренности стокилограммовой рептилии за двое суток прошедших с момента смерти. Живой или мертвый, один или несколько…

Я заранее знала куда смотреть, поэтому, заметила легкое шевеление внутри биомассы.

Быстро скомандовала Васильку:

— Пинцет!

Василий незамедлительно передал мне инструмент. Он пока еще ничего не понимал, а пояснять свои действия я не собиралась. Пусть привыкает соображать самостоятельно.

— Готовь лоток.

— Этот? — уточнил Василий.

— Да мне без разницы, — буркнула я себе под нос, — только побыстрее давай.

Подцепила краем скальпеля что-то небольшое, тонкое, длинное и несомненно живое. Что-то похожее на дождевого червя, только плоского, белого цвета. Ухватила пинцетом, извлекла из субстрата и попыталась рассмотреть.

— Попался, голубчик!

Сначала я подумала, что это какая-то разновидность цестоды — ленточного червя, но внешний вид был совсем иным. Мускульное сегментированное и слегка приплюснутое, как у пиявки, тело с мощными, выдающимися вперед челюстями. Совершенно незнакомый вид!