Скандальная графиня - Джо Беверли

– Поцелуем, сэр? Однако со мной моя служанка.

– Если бы ее не было, я не посмел бы предложить вам такое.

– Если бы ее не было, я бы сейчас с вами не беседовала.

– Справедливо. Учитывая ее присутствие, поцелуй ничуть не повредит вашей репутации.

Он не без удовольствия наблюдал, как Джорджия колеблется. Что перевесит: праведный гнев или искушение? Когда последнее перевесило, Дрессер ничуть не удивился. Приподнявшись на цыпочки, она запечатлела поцелуй на его губах:

– Итак, сделка заключена!

Едва ощутимое прикосновение ее губ, подобное касанию крыла бабочки, обожгло его, словно пламя. Возможно, она тоже это ощутила, потому что поспешно отвернулась.

– Сделка заключена, – откликнулся он, понимая уже, что рискнет своей бессмертной душой, лишь бы заполучить Джорджию Мейберри в жены, и пусть весь мир катится в тартарары.

– Что ж, мы направляемся к Парджетеру? – спросил он.

Она вдруг странным образом замешкалась, задумчиво глядя на него. И вдруг решительно двинулась к дверям, всем своим видом изображая, что это именно она командует парадом.

Джорджия не вполне осознавала, что произошло. Конечно, более чем смело с его стороны просить у нее поцелуя, но в этом не было ничего из ряда вон выходящего. Мужчины и женщины частенько целуются, играя в разные игры, или заключают пари на поцелуи.

Однако этот поцелуй был совершенно иного сорта.

Этот человек как-то умудрился, еле коснувшись губами ее губ, сделать это… почти порочно и очень интригующе!

Ей следует помнить, что этот человек некогда без спроса позволил себе подхватить ее на руки, а после еще и флиртовать с ней самым рискованным образом. Он вовсе не намерен был выполнять любое ее желание. Боле того, он бросал ей вызов.

– Не приказать ли подать портшез для вас, миледи? – спросил Дрессер.

Проехаться в крытых носилках означало бы уберечь себя от пыли и грязи, однако Джорджия так соскучилась по лондонским улочкам.

– Нет, давайте прогуляемся. Это совсем недалеко.

Выйдя из дома, Джорджия тотчас опустила на лицо вуаль, чтобы защититься от пыли.

– Лавка Парджетера находится на Карлион-стрит, – промолвила она, поворачиваясь к Дрессеру.

– Рад, что вы вовсе не нежный тепличный цветок, – ответил он. – И частенько вы вот так прогуливаетесь по городу?

– Да вы изволите критиковать меня, милорд? Намекаете на то, что я крепкий орешек?

– Леди Мейберри, вы настолько легки и изящны, что никто в здравом рассудке не назвал бы вас крепким орешком!

– Хвала небесам! Я опасалась, что год затворничества совершенно меня уничтожил. А отчего вы сами не удовольствовались деревенским уединением? Отчего не уехали домой? Мне представлялось, вы именно этого желали.

– Однако мне приказано было заняться делами в Лондоне.

– И кто же вам приказал?

– Вы, миледи.

Щеки Джорджии запылали.

– Какая потрясающая наглость с моей стороны! Однако, похоже, я не ошиблась…

– А вы никогда не ошибаетесь?

– За исключением тех случаев, когда ошибаюсь, – беспечно ответила Джорджия. – По крайней мере в том, что касается бала, я абсолютно права! Сразу предупреждаю: формально торжество будет в мою честь, фактически же – чистой воды политическое сборище. Треттфорд пытается изображать миротворца. Он, мой отец и еще несколько человек намерены встретиться на нейтральной территории.

– О, куртуазные войска на паркетном поле битвы! Вы меня пугаете.

– Ничуть не бывало!

– Простите, что вы имеете в виду?

Джорджия взглянула ему в глаза:

– Вас ничто не может испугать, лорд Дрессер.

– А вот тут, леди Мейберри, вы заблуждаетесь.

– Именно поэтому вы пугаете меня, милорд.

– А вот тут вы совершенно правы, миледи.

По ее телу пробежала странная дрожь.

– Какой вы нынче… необыкновенный, – сказала она.

Ее сегодняшние планы рушились. И все стремительно менялось. С изумлением она поняла вдруг, что лицо Дрессера ее более не пугает. Она видела все тот же ужасный шрам, однако в ее воображении он казался куда страшнее, поэтому в реальности выглядел вовсе не таким уж ужасным…

Было и еще кое-что. Когда она увидела его издали, стоящим на каменных ступенях возле пристани, то поразилась благородству его осанки, а когда он стал спускаться, отметила легкость его движений. Как легко было представить его на корабельной палубе, в пылу сражения…

– Вы сказали, Карлион-стрит?

Услышав его голос, Джорджия словно очнулась – они почти достигли цели.

– Да. Нам нужен шестнадцатый номер. – Она устремилась вперед. – А вот и он. Сразу и не заметишь – табличка вовсе не приметная. – Она поднялась по ступенькам и бросила через плечо: – Стучите!

– Досадно, однако, что женщин не берут в армию!

Джорджия подняла вуаль и внимательно вгляделась в лицо Дрессера, но все же так и не поняла, всерьез ли он рассердился.

– Я чересчур раскомандовалась? Дикон, мой покойный супруг, временами жаловался на это. – Она одарила Дрессера одной из своих самых обворожительных улыбок. – О, мой драгоценный лорд Дрессер, не будете ли вы так любезны воспользоваться дверным молотком?

Дрессеру вновь мучительно захотелось ее поцеловать… или шлепнуть по заду, и он не понимал, чего хочет сильнее. Она и впрямь была Цирцеей и могла вертеть им так, как ей заблагорассудится. И, тысяча чертей, он ничего не имел бы против, если бы эта женщина принадлежала ему!

Он постучал в дверь. Им открыла служанка средних лет, которая тотчас присела в реверансе и проводила их в небольшую, но отменно меблированную приемную.

Когда служанка оставила их одних, его Цирцея изумленно огляделась:

– Очень похоже на частное владение, словно мы ошиблись адресом.

– Разве вы не были в подобном же заведении, предназначенном для леди?

– Разумеется, нет!

Ее ужас был, похоже, неподдельным.

– А что вы обычно делаете с вашими старыми платьями? – полюбопытствовал Дрессер.

– Те, что попроще, я отдаю Джейн, а прочие храню.

– Зачем?

– Считаете, лучше их продать, а потом встретить на балу леди в моем старом наряде? Это крайне смутило бы и леди, и меня. Или предлагаете мне их распороть и попытаться раскроить кусочки по-новому? Или, полагаете, лучше было бы их спалить?

– Думаю, лучше всего было бы износить их до дыр.

Джорджия, рассмеявшись, сказала:

– Вы, как человек экономный, наверняка одобрите мое намерение носить некоторые из них в течение нескольких последующих месяцев.