Цесаревич Вася (СИ) - Шкенёв Сергей Николаевич

После появления очередной такой фигуры отец Михаил, тот, что прапорщик по адмиралтейству, перекрестился и с укоризной, но смешанной с лёгкой завистью, сказал:

— Ну зачем вы так, господин подпоручик? А если с земли дети смотрят?

— Это не я! Это они сами! — Вася смущённо отвернулся от пробоины, уступив место прапорщику Куликовскому. — И вообще, может быть, это проявляются их потаённые желания. Посмертно, так сказать.

— Не прибедняйся, подпоручик, — командир нижегородских драгун устоял на ногах, но выглядел слегка помятым. — Мы же видели, кому всё уходит. Кстати, а что там?

— Военно-воздушная порнография с уклоном в некрофилию, — ответил Ротмистров.

— А китайцы?

— Нет больше китайцев.

— А наши летуны?

— Нужно смотреть, — капитан с неохотой оторвался от захватывающего зрелища. — Ты со мной?

— Ага, — кивнул Жуков. — И героя нашего с собой возьмём. Мы будем летунов держать, а он рыло чистить.

— Разрешите и мне, господин капитан? — во взгляде прапорщика Куликовского читалась обида в неверие его способности дать кому-нибудь в морду.

— А пулемёт кто чистить будет? Кстати, где вы его взяли, Апполинарий Григорьевич?

— Семейный дар, Павел Алексеевич. Четыре поколения Куликовских могут призывать одну единицу огнестрельного оружия в трудный момент.

— А потом? — заинтересовался Ротмистров.

— А ничего потом, — пожал плечами прапорщик. — Призванное оружие остаётся. У него, правда, номеров нет, и… У моего прадеда в коллекции семьдесят два литтихских штуцера образца тысяча восемьсот сорок третьего года.

— И все нечищеные? Займитесь оружием, Апполинарий Григорьевич.

В рубке всё не так печально, как думалось, но хуже, чем хотелось бы. Летуны прозевали первый удар, и вражеские снаряды разнесли всё. Это обшивку баллонетов с газом пробить невозможно, остальное же рассчитано на энергетическую защиту экипажем, что в принципе, является разумной экономией — дирижабли неторопливы, и всегда есть время подготовиться к бою настоящим образом. Тем более воздушные гиганты редко сходятся в прямом противостоянии, и такие случаи можно пересчитать по пальцам одной руки. Сегодня придётся задействовать вторую руку.

Экипаж в большинстве своём уцелел, но это и не удивительно — без двенадцатого ранга одарённому в небе делать нечего, а вот приборы управления разбиты вдребезги, в рации дыра размером с суповую тарелку, и растерянный вид летунов как бы намекает на отсутствие дублирующих систем.

— Слава богу, вы живы! — командир дирижабля обрадовался появлению Ротмистрова и Жукова. — Павел Алексеевич, нужно срочно обеспечить посадку!

— Обеспечивайте, господин подполковник, — согласился Ротмистров.

— Но я хотел… — летун беспомощно оглянулся на разбитые приборы, часть из которых ещё дымилась. — Мы на двух километрах, и у меня…

Василий читал про экстренную посадку дирижаблей. Для этого нужно всего лишь снизиться до высоты трёхсот метров и отстрелить шесть аварийных якорей, больше напоминающих гарпуны. Магически уплотнённый и упрочнённый металл хорошо цепляется даже за камень, и остаётся только включить лебёдки и подтянуть машину к земле. Единственное ограничение — длина тросов всего четыреста метров.

В таких случаях строят так называемую этажерку, кода несколько аппаратов подтягивают друг друга. Вполне рабочий способ, если не считать того, что посадка занимает от двенадцати до сорока восьми часов при условии чётких действий всех задействованных в операции экипажей. И рации в рабочем состоянии нужны, а не как сейчас в виде дымящегося ящика.

Капитан Ротмистров вопросительно посмотрел на военно-воздушного подполковника, требуя нормальных ответов вместо невнятных намёков, а Жуков заржал, как и полагается грубому и беспардонному драгуну:

— Он, Паша, предлагает посадить его летающую сардельку силой мысли!

Вопреки ожиданиям, командир дирижабля не обиделся. Наоборот, радостно кивнул:

— Да-да, Георгий Константинович, вы абсолютно правы! Среди ваших офицеров есть одарённый, способный уничтожить сорок два вражеских дирижабля, и…

— Сколько-сколько? — не поверил Жуков. — У китайцев столько нет.

— Сейчас нет, с этим полностью согласен. Но ещё десять минут назад было.

— Да откуда?

— Представления не имею, — пожал плечами подполковник. — Но у нашей разведки способность садиться в лужу скоро войдёт в привычку.

— Это они могут, — кивнул Ротмистров. — А что вы говорили насчёт одарённого, Григорий Яковлевич?

— Я говорю, что ему не составит труда частично экранировать антигравитационные пластины, чтобы дирижабль снизился под собственным весом.

Капитан и ротмистр посмотрели на Василия:

— Подпоручик?

Красный с трудом удержал рвущуюся наружу сложную матерную конструкцию из двадцати семи прилагательных и пяти существительных, и попытался представить себе упомянутые антигравитационные пластины. Только как их представишь, если никогда в глаза не видел?

— На что они похожи, господин полковник?

— На что могут быть похожи пластины? — задумался командир дирижабля, явно не отягощавший себя знанием матчасти. — Я так думаю, они должны быть плоскими.

— Спасибо, вы очень помогли, — с благодарностью кивнул Василий, и накрыл весь дирижабль подобием колпака, хорошо себя зарекомендовавшего при взрыве магической бомбы во время покушения на императора.

В ту же секунду пол под ногами (или палуба?) провалился куда-то вниз, а всех присутствующих в рубке впечатало в потолок ускорением свободного падения. Хорошо ещё, что никого не угораздило попасть головой в одну из многочисленных пробоин.

— Останови!

Вася не понял, кто это крикнул, но снял колпак с дирижабля. И тут же пожалел об этом, так как после мгновенной остановки произвёл посадку точно на труп рации. Нет, самому-то ничего, автоматически сработавший щит уберёг от повреждений, но хрупкий прибор в корпусе из шестимиллиметровой стали смялся в лепёшку. Если до этого была надежда, что штатному радисту удастся из остатков и запчастей собрать рабочий агрегат, то сейчас не поможет даже конструкторское бюро радиозавода.

— Мы живы, или как? — ротмистр Жуков осторожно выглянул из-под каких-то обломков, обломил заглянувшую в пробоину кедровую веточку, и зачем-то попробовал её на вкус. — Всегда знал, что у егерей с мозгами нелады, но это вообще…

— Нормально у нас с мозгами, — ответил капитан Ротмистров, каким-то чудом устоявший на ногах. — Только что в небе болтались, а уже вот…

— Что вот?

— Уже гербарии собираешь.

— Это да, — согласился Жуков, и отбросил веточку. — Выгружаемся?

— Выгружаемся. Вася, а ты остальные дирижабли приземлить можешь?

Все дирижабли роты получили повреждения и лишились хода, но только на одиннадцатом у Василия получилось плавное снижение к земле. Со стороны, конечно, выглядело великолепно — застывшая на огромной высоте громадина стремительно падает, но перед самой поверхностью резко останавливается с жутким скрежетом. Наверное, конструкторы заложили в летательные аппараты повышенную прочность исходя из знания психологии военных, способных сломать всё, что ломается, и с некоторым усилием сломать то, что не ломается даже теоретически.

Но это касалось только элементов конструкции, так как после тщательного осмотра аппаратов командиры экипажей сделали грустный вывод — продолжение полёта невозможно, ремонт своими силами невозможен, а надеяться на помощь не стоит из-за разбитых вдребезги раций.

— Хреново, — подвёл итоги короткого совещания Ротмистров, взявший на себя общее командование. Капитан лейб-гвардии равен в звании армейскому полковнику, и вопросов о старшинстве не возникло. — Мы сейчас где, Григорий Яковлевич?

Подполковник развернул карту и ткнул в неё пальцем:

— Мы вот здесь.

— Понятно, — кивнул Ротмистров. — Но какого чёрта здесь делали китайские дирижабли?

Василий заглянул командиру роты через плечо. Отмеченный на карте жирной красной линией маршрут обрывался в Алтайских горах, а пунктир, обозначавший планируемый маршрут, шёл дальше через Монголию в сторону Маньчжурской губернии. В этом мире монголы тоже отделились от Китая, но чуть раньше, ещё в средине девятнадцатого века. При официальном статусе независимого и нейтрального государства неофициально они считались вассалами Российской Империи, а четыре войны убедили Поднебесную смириться с потерей огромного куска бесплодной пустыни и выжженной солнцем степи.