Проповедник - Юлия Латынина

Полковник спросил меня:

- Рано или поздно моих людей поймают с этой штукой в руках. Что тогда сделает компания?

- Пожалеет, - сказал я, - что выбросила меня на свалку, как устаревшую модель.

Полковник повертел рацию в руках.

- Вы создали себе хорошую рекламу, - сказал он. - Потом, когда вы уедете от нас и станете работать на "Харперс".

Постепенно, чувствуя свою силу, ван Роширен начал защищать меня и Ласси. Я именовался раскаявшимся циником, холодным, расчетливым представителем среднего класса, в душе которого, несмотря на безбожие окрестного мира, теплился божественный огонь. Мое поведение показывало, что Бог действует через всех - и через тех, кто ему покорен, и через тех, кто ему противится. "Если Денисон мог раскаяться, почему не может раскаяться Президент?" - вопрошал ван Роширен.

Ласси именовался раскаявшимся террористом. Полиция доказала, что это Ласси через четыре дня после покушения на Президента учинил безобразие в департаменте полиции.

Ван Роширен обвинил полицию в подлоге.

Я и Ласси стали весьма популярны.

В воскресенье семнадцатого числа ван Роширен проповедовал в Кипарисовой долине, возле холма Четырех Коров, в пяти милях от моей фермы. Он произнес короткую проповедь о Христе, пострадавшем безвинно за наши грехи. Он напомнил, что вера без дел мертва.

Он сказал, что подлинная власть дается только от Бога, и ни насилие ни кровопролитие еще не дают права властвовать. После этого он напомнил, что истинному христианину не подобает противиться власти с оружием в руках.

Он сравнил меня и Ласси с мучениками, которых какой-то Диоклетиан бросал на съедение львам. Толпа заволновалась. Он опять повторил, что не призывает противиться власти. Вместо этого он предложил толпе пойти в сады двух невинных страдальцев и собрать урожай.

Люди пришли в наши сады и стали собирать урожай.

Власти заволновались: в середине дня из-за холма перед садом показались два броневичка. Толпа вышла на дорогу. Из броневиков закричали, чтобы люди убирались по домам. Люди взялись за руки и остались. Броневики, дробя в клочья старый асфальт, приближались к ним. Те стали петь песни, которые им объяснил ван Роширен. Из броневиков закричали, что у них есть приказ стрелять. Толпа стала садиться на дорогу.

Ван Роширен поднял в руки крест и пошел навстречу броневичку. Бро-невичок остановился перед крестом, из него высунулся разъяренный лейтенант и стал орать. Ван Роширен помахал крестом. Лейтенант смутился и нырнул обратно в люк. Ван Роширен поднял крест еще выше и пошел на броневичок. Броневичок же при радостных криках толпы и на глазах телекамер попятился от креста.

Весь день пришедшие на проповедь собирали вирилею: одни собирали, другие веяли и отвозили в амбар, третьи вели репортажи. Броневички забросали цветами. Из города приехали люди с едой. Молодой лейтенант опять вылез из броневичка и на этот раз заговорил вполне печатным языком. Он сказал:

- Президент приказал нам подавить бунт. Но я не думаю, что сбор вирилеи можно считать бунтом. Если сбор вирилеи считать бунтом, что же такое не бунт?

Хозяин харчевни из соседнего городка объяснил:

- Когда я услышал об этом деле, я подумал: ага! Если там есть люди, значит, они хотят есть. Если они хотят есть, значит, они заплатят по кредиту за сандвич.

- Но вы раздали сандвичи даром? - уточнил репортер.

- Ну, - развел руками трактирщик, - а иначе я был бы совершенной сволочью, правда?

Вечером в моих и Ласси амбарах лежало сорок тонн упакованной в мешки вирилеи. Кто бы, вы думали, взял на себя обязанности координатора? Джек Митчелл, мой сосед. Журналист спросил его: "В доме ничего не пропало?" "Ничего, - ответил Митчелл и, сконфузившись, махнул рукой на лесок за синей канавой, - только вон лесок весь загадили".

Вечерние газеты выходили с аршинными заголовками: "Христианский колдун останавливает танки", "Президент объявляет бунтом сбор вирилеи", "Президент, покайтесь!".

Следующий день я провел на одной из военных баз полковника в горах. Я показывал людям, как пользоваться "Павианом-2".

На обратном пути мы узнали, что моя жена вернулась на ферму. У ворот фермы поставили охранников. Князь Бродячего Перевала, заступаясь за обиженных и ограждая слабых, взял ее под свою защиту. Это, впрочем, означало, что он имел право на "долю благодарности" от урожая.

Когда я вернулся, полковник сказал:

- Что вы за это хотите?

- Ласси спас мне жизнь. Это подарок для Ласси.

- Воспитанный человек не оставляет подарков без ответа, - сказал полковник. - Что вы хотите?

- Освободите мою жену и сына, - сказал я.

- Хорошо.

- Я хочу сам принять в этом участие.

- Вы настолько не доверяете нам?

- В доме есть документы, которые только я могу отыскать. Я бы хотел забрать их с собой в "Харперс".

Через два дня в десять часов утра я вылез из машины во дворе моей фермы.

Под травяным навесом стоял маленький трактор. Местная полицейская машина уткнулась носом в его колесо. Не было ни малейшего ветерка, но дерево вирилеи у ворот слегка шелестело листьями: это время от времени срывались с ветки и взлетали в небо розовые шарики. Утреннее солнце отразилось в большой капле росы на листе толокнянки и недоуменно вытаращилось на меня.

Я был одет в форму майора президентской гвардии. Волосы мои были покрашены в каштановый цвет, и особый крем, каким пользуются актрисы и террористы, наложенный накануне на ночь, стянул кожу на моем лице и совершенно изменил его черты. За соседним холмом на всякий .случай стояла еще одна машина - зеленый "пикап" с людьми полковника. Ласси, однако, полковник со мной не пустил - риск и так был слишком велик.

У ворот моего дома скучали два охранника. Они отдали мне честь.

Двое моих спутников поднялись со мной наверх. Я постучался и вошел в гостиную. Агнес и Ден пили чай с добродушным белокурым полицейским.

- Собирайтесь, - сказал я с легким акцентом, - вы едете с нами в столицу.

Глаза Агнес от ужасе стали большие, как блюдца. Она прижала Дена к себе.

- Мальчишка едет с вами.

Полицейский, видимо, расстроился и уткнул глаза в пол. Я незаметно подмигнул Агнес. Она ахнула и выронила чайник, который держала в руках. Я прошел в свой собственный кабинет. Белокурый полицейский поднялся за мной.

- Где ключи? - спросил я.

- Тут уже искали, господин капитан.

Из соседней комнаты донесся всхлип Агнес.

- Ключи, - брезгливо сказал я, - и помогите этой бабе.

Едва я включил компьютер, как рядом со мной зашуршал телефон: кто-то в коридоре набирал номер. Я снял трубку и стал слушать.

- Алло, - сказал голос полицейского.

- Секретариат майора Ишеддара слушает.