Закон семи - Татьяна Полякова

— Сергей Петрович, вы ведь изучали письмо Филарета настоятелю Спасо-Преображенского монастыря перед тем, как его украли?

— Зная направленность ваших передач, рискну спросить: вы не собираетесь обвинить меня в похищении?

— А что, у следствия были основания обвинять вас? — обрадовалась Анька. Ожидать от журналистов хороших манер труд напрасный.

Должно быть, Разину об этом было хорошо известно. Он вздохнул и ответил серьезно:

— Под подозрением были все, кто имел хоть какое-то отношение к письму. В том числе и я. Потом выяснилось, что в краже принимал непосредственное участие один из рабочих музея, рецидивист, с ним вскоре разделались его же сообщники, а важный документ эпохи Ивана Грозного исчез. Думаю, его давно уже вывезли за границу.

— Вы занимались этим письмом, — сказала я, — и прекрасно, надо полагать, знаете его содержание…

— Разумеется, — кивнул Сергей Петрович.

— О чем было письмо?

Он вроде бы удивился:

— Филарет довольно заметная фигура того времени. Вы что-нибудь слышали о патриархе Филиппе?

— Кажется, его убили по приказу Грозного.

Разин улыбнулся:

— Приятно, что молодые девушки интересуются историей. Все верно. Филиппа в 1569 году убили, Филарет был его учеником, принял постриг в Соловецком монастыре. Некоторые предполагали, что он станет следующим патриархом. Но он не обладал кротостью своего учителя, который считал, что всякая власть от Бога, и на столь высоком посту был неудобен. Патриархом стал архимандрит Кирилл, «добрый старец», как его называли летописцы. С игуменом нашего Свято-Преображенского монастыря Филарета связывала давняя дружба, тот тоже был учеником Филиппа. Естественно, они поддерживали связь друг с другом. Правление Ивана Грозного — трагическая страница нашей истории, церковь была не в силах защитить паству от зверств опричников, только Филипп позволял себе говорить царю правду, пытался его образумить, за что и поплатился жизнью. В письме Филарета содержались горькие сетования и призыв мужественно встретить испытания.

— А почему его называли «Наказ»?

— Кто называл? — еще больше удивился Сергей Петрович.

— По-моему, в музее употребили именно это слово, — пришла мне на помощь Анька.

— Вот как? Впрочем, почему бы и нет? У нас любят давать названия редким документам.

— У вас случайно не сохранился текст письма?

— У меня нет. Но копия письма наверняка есть в музее.

— А в письме не было таких слов: «Будешь ты оружием Господа, его щитом и мечом, стеной нерушимой на пути Антихриста. Рука твоя — рука Божья, и меч в ней — его меч»?

Сергей Петрович силился улыбнуться. С таким видом обычно пациенты покидают кабинет стоматолога: с явным облегчением от того, что жив остался, и с твердой уверенностью, что более сюда — ни ногой. Было совершенно ясно: процитированные мной слова Сергею Петровичу хорошо знакомы, но признаться в том он по неведомой причине не пожелал.

— Впервые слышу… Откуда это?

— Предположительно из «Наказа» Филарета, — ответила я.

— Да? — Разин вроде бы усомнился, но его сомнение было столь же фальшиво, как и его улыбка.

— Значит, в письме, подаренном музею Лапиной, ничего подобного не было?

— Конечно, нет. Там, естественно, содержались различные изречения из церковных текстов, что было принято в те годы, но данный отрывок отсутствовал.

— Может, вы просто забыли? — влезла Анька. — Вы же не помните все письмо наизусть?

— Не помню, — кивнул Сергей Петрович. — Но уверен, что таких слов там не было. — Он перевел взгляд на меня и широко улыбнулся, как будто предлагая забыть прежнее недоразумение и начать жить дружно.. — Ярослава — редкое имя. А фамилия у вас есть? — Слова хозяина прозвучали как-то уж очень игриво, после них следовало бы ожидать вопроса о телефончике, а я гадала, почему Сергей Петрович ведет себя так странно. Я была уверена, он говорит не правду, а этому должна быть причина. Какая?

— Она у нас представительница дворянского рода Белосельских, — ответила за меня Анька, как видно, решив, что я впала в летаргический сон.

Моя фамилия произвела впечатление такое же, как и отрывок из «Наказа». Сергей Петрович едва заметно вздрогнул, а затем широко улыбнулся, но напряжение из его глаз не уходило, хоть он и силился казаться оживленным.

— Вы ученик профессора Ильина? — очнувшись, задала я вопрос.

— Да. Прекрасный был человек, светлая ему память.

— Он был другом моего отца.

— Вот как…

— Вы не знаете, кто-то из его наследников живет в нашем городе?

— Понятия не имею. Он скончался давно, я тогда только закончил аспирантуру. Семьи у него не было, я помню совершенно точно. Может быть, какие-то племянники… Нет, не знаю. Я так и не понял, что за передачу вы готовите? И какая роль отведена мне?

Анька многословно рассказала о своем замысле и подчеркнула, что мы рассчитываем на Сергея Петровича, потому что лучшего консультанта нам не найти, после чего ему осталось заверить, что он весь к нашим услугам.

Разин поднялся, и стало ясно, что пора отчаливать. В комнате появилась Изабелла Юрьевна и басом проворковала:

— Дорогой, может быть, кофе?

— Спасибо, девушки уже уходят, — сдержанно произнес он, но взгляд, брошенный им на супругу, был способен испепелить более хрупкое создание.

Нас проводили до двери.

— Что скажешь? — зашептала Анька, когда мы оказались в подъезде. Ей не терпелось поделиться впечатлением.

— Нормальный дядька, — пожала я плечами.

— Нормальный? — охнула она. — А чего тогда врет? Когда ты принялась цитировать «Наказ», он едва не рухнул в обморок.

Анька, конечно, преувеличивала, но я порадовалась. Если и она заметила странности в поведении Сергея Петровича, значит, они вовсе не плод моего воображения.

— И твоя фамилия ему тоже не понравилась. Он точно кислое съел, когда ее услышал. Славка, мы на верном пути! Дядя в этом деле по самые уши!

— В каком деле? — усмехнулась я.

— В этом самом. Убийство, исчезновение письма из музея, кража кинжала…

— Неужто ты думаешь, что он Матюшу убил?

Анька заметно сникла:

— На убийцу он, конечно, не похож, хотя тут ничего определенно не скажешь. Встречала я убийц с такой ангельской внешностью… Вот, к примеру, Юля Лыкова. Помнишь, девочка тринадцати лет отравила собственную мать, потому что влюбилась в отчима… Субтильное создание с небесно-голубыми глазами, а мамашу мышьяком… Слушай, я уверена, «Наказ» он сам и спер.

— Эта мысль, безусловно, и следователю пришла в голову, — пожала я плечами.

— Да-а… — вздохнула Анька. — И все-таки он что-то скрывает. И с работы ушел сразу после кражи. Подозрительно? Подозрительно.

— Может, потому и ушел, что коллеги косо смотрели. Опять же у Мухина он наверняка получает больше, чем в музее. Кстати, ты об этом Мухине что-нибудь знаешь?

— Нет. Но если надо…

— Надо, — кивнула я, понятия не имея, зачем мне какой-то Мухин. — Еще необходимо разыскать родственников Ильина.

— Сделаем. Кстати, не худо бы деятелям из милиции начать шевелиться. Что там с ограблением твоей квартиры?

— Ничего, — пожала я плечами. — У них еще не было времени…

— У них его вообще никогда не бывает. Вчера квартиру ограбили, сегодня сумку вырвали, а они не торопятся. Без трупа их шевелиться не заставишь.

— Большое тебе спасибо, — со вздохом кивнула я.

— Я не то имела в виду, — все-таки смутилась Анька.

Я завела машину и повезла ее домой.

Следующие два дня ничего не происходило. Я имею в виду, ничего, связанного с кинжалами. Я была загружена срочной работой и о вековых тайнах даже не вспомнила. На третий день с утра позвонил Валера и предложил встретиться. Я отправилась в прокуратуру, где он, несмотря на выходной день, «горел» на работе с девяти утра.

Первое, на что я обратила внимание, войдя в его кабинет, был кинжал — он лежал на столе среди вороха бумаг, папок, скоросшивателей и прочей бюрократической атрибутики. И я вдруг за кинжал обиделась: к исторической реликвии отношение должно быть соответственное, а здесь — полнейшее неуважение.

Пока я силилась справиться с обидой за кинжал, Валера нанес сокрушительный удар реликвии.

— Кинжал никакой не старинный, — порадовал он. — изготовлен, самое позднее, двадцать пять лет назад, так что на антиквариат никак не тянет.

Собственно, удивляться было нечему, раз Прохоров утверждал, что кинжал сделал сам Матюша и что он — копия того самого кинжала, о котором писал мой прапрадед. Удивляться не стоило, и я особо не удивилась, а вот расстроилась ужасно, потому что версия, которая казалась мне безупречной, теперь летела ко всем чертям. Если кинжал не настоящий, зачем было кому-то убивать Матюшу, а также искать кинжал в моем доме и устраивать нападение на улице? Кстати, и на этот вопрос ответил Прохоров: те, кто хотел получить кинжал, не знают, что он подделка. То есть Матюша скорее всего выдавал его за настоящий. Вот только зачем он всучил его мне? По моей версии, затем, чтобы я продолжила дело отца, то есть узнала тайну кинжала, хотя выразился Матюша туманно и кинжал назвал «ключом». Но если это подделка, никаким «ключом» он быть не может, вот и получается полная чепуха. «А может, кинжал Матюше подменили?» — озарило меня, и я поторопилась высказать новую мысль вслух.