Экономика творчества в ХХI веке. Как писателям, художникам, музыкантам и другим творцам зарабатывать на жизнь в век цифровых технологий - Уильям Дерезевиц

Выходит, что артисты, по крайней мере амбициозные, находятся в патовой ситуации. Они должны жить в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе (который раньше был относительно дешевым, но теперь – нет), или в каком-нибудь сопоставимом месте (насколько это возможно), но не могут себе этого позволить. Им нужно переехать в центр, чтобы заниматься своим делом, но жизнь внутри него мешает этим занятиям. «Не так уж и много людей могут здесь выстоять, – сказала Нэнси Блум о Нью-Йорке. – Многих просто съедают заживо, они работают на трех работах, выгуливая собак, и если повезет, то они смогут найти время и для своих дел. Но на каждого, кому это удается, здесь приходится миллион тех, кому не улыбнулась удача».

Ирония в том, что художники являются инструментами вытеснения самих себя. Это называется циклом джентрификации, и все знают, как он работает. Авторы колонизируют недорогую территорию, часто с пустыми промышленными зданиями, в которых много места для лофтов и студий. Они открывают альтернативные арт-пространства и места для экспериментальных перформансов, устраивают вечеринки на складах и создают масштабные граффити прямо на стенах зданий. Район выглядит все более классно, что привлекает хипстеров, фальшивую богему с предпринимательским блеском в глазах. Те открывают кофейни, фермерские рестораны и мастерские. Территория становится модной, что привлекает яппи (этот термин постепенно возрождается)[36], которые в наши дни, как правило, работают в сфере технологий. Затем приходят застройщики, сносят или просто вычищают старые здания, заполняя территорию многоэтажками. К тому времени художники, с которых все начиналось, уже давно отправились в следующую «неизведанную» зону, хотя некоторые из них вполне могут вернуться, чтобы работать на хипстеров, разливая эспрессо или подавая яппи ужин.

Однако, даже если художники уходят, искусство остается – по крайней мере, хоть в каком-то виде. Альтернативные пространства уступили место стильным фешенебельным галереям. Экспериментальная сцена стала книжным инди-магазином с чтениями два раза в неделю и мастер-классами с творческой тематикой и открытками авторства «местных художников». В четверг вечером в пивоварне звучит музыка, раз в месяц проходит экскурсия, а в недавно реконструированном карманном парке в летние выходные снимают фильмы на открытом воздухе. На торце многоквартирного дома, названного в честь бывшей фабрики, красуется мурал – огромное изображение того, как это место выглядело раньше.

В таком благоустроенном районе искусство становится стилем жизни, органично сливаясь с остальными элементами: веломагазином, фермерским рынком, студией йоги. Оно превращается в еще один товар уровня выше среднего класса. И другие товары – такие же креативные. Коктейли – «креативные», макиато – «креативный», часы, бритвы и лампочки – тоже «креативные». Даже работа технарей-яппи «креативна». Искусство постепенно становится частью более обширной категории «креатива», понимаемого как экономическая концепция и согласующегося с такими понятиями, как «инновации» и «прорыв».

Это слово является центральным термином урбанизма XXI века с тех самых пор, как Ричард Флорида написал книгу «Креативный класс. Люди, которые создают будущее» (The Rise of the Creative Class) о больших городах, их процветании и тех, кого они должны привлекать, которая вышла в 2002 году. «Творчество человека, – пишет Флорида, – является важнейшим экономическим ресурсом». И креативный класс состоит из тех людей, которые «добавляют экономическую ценность своим творчеством»: к ним относятся не только художники, но и ученые и инженеры, техники и дизайнеры, журналисты и научные сотрудники, а кроме них – врачи, юристы, менеджеры, финансовые специалисты и другие. Города процветают, говорит Флорида, когда привлекают таких людей, а для этого обществу нужно дать то, чего оно хочет: толерантную среду, хорошие школы и полный пакет жизненных благ.

По мнению Флориды – а его книга стала библией градостроителей по всей стране и за ее пределами, – художники являются не столько частью творческого класса (хотя технически – да), сколько его спутниками. Певцы, актеры, поэты и т. п., в конце концов, сами по себе не приносят большой экономической выгоды (иначе они не были бы так бедны). Но именно те, кого технари, предприниматели, молодые и «дерзкие» – то есть, собственно, определяющие экономические ценности, – предпочитают видеть рядом. Они обеспечивают развлечения, а также создают некую общую творческую атмосферу. Когда технарь видит художника, разгуливающего по району, это заставляет его чувствовать себя крутым. Флорида буквально включает в свою оценку различных городов их способность привлекать креативный класс – не только «показатель доброжелательности к детям» (подходит ли город для воспитания малышей?) и «гей-индекс» (является ли город многообразным и толерантным местом, какой в нем процент людей с нетрадиционной ориентацией?), но и «индекс богемы» – это «число писателей, дизайнеров, музыкантов, актеров и режиссеров, художников и скульпторов, фотографов и танцоров», что говорит о показателе «культурных достопримечательностей региона». По замыслу Флориды, художники – это человеческий эквивалент красивого парка или системы велодорожек.

Именно такая логика привела к тому, что за последние пару десятилетий многие города включили художественный компонент в свои схемы перепланировки: арт-районы, художественные прогулки, многофункциональные площадки для перформанса, ярмарки и биеннале, музыкальные и кинофестивали, дизайнерские сооружения и пространства (набережные, амфитеатры, пешеходные мосты и торговые центры, реконструированные железнодорожные пути). Города начали целенаправленно и масштабно (искусственно, сказали бы некоторые) то, что художники давно делали непреднамеренно: запускать цикл джентрификации, привнося дух творчества в окружающую среду. Благодетели, руководившие промышленными городами конца XIX века, начала и середины XX века – Рокфеллеры и Карнеги, открывавшие музеи, библиотеки и концертные залы, – поддерживали культуру как самоцель, как общественное благо, социальную ценность, предмет местной и национальной гордости. Сегодняшние плановики и плутократы ценят ее за способность раскачивать экономику.

Это означает, что они также могут обойтись без культуры, если найдут вариант получше. Флорида намекает на идею, что вращение среди всех этих художников каким-то образом делает разработчиков приложений и клинических исследователей более творческими людьми, но он никогда не пишет об этом прямым текстом, потому что эта идея звучит не особо убедительно. Искусство и ориентированный на рынок «креатив», в конце концов, слишком отличаются друг от друга и по целям, и по методам, чтобы хоть как-то взаимодействовать. Правда в том, что города постепенно понимают: они вполне могут существовать и без искусства. В документальном фильме «Владелец магазина» (The Shopkeeper), о музыкальном продюсере Марке Холлмане, чья старейшая в Остине звукозаписывающая студия уже давно находится под угрозой закрытия, есть один отрезвляющий момент. «Если Марк продаст Congress House[37], – заметил кто-то, – для города ничего особо не поменяется». Территориям нужна «творческая индустрия» – они хотят быть частью «креативной экономики», – но интересует их нечто другое: программное обеспечение, промышленный дизайн, средства массовой информации, реклама, мода и, возможно, более капиталоемкие разновидности, такие как архитектура и кинопроизводство, но не искусство как таковое.

В нью-йоркском районе Челси, который долгое время являлся центром мира искусства, «предпочтительные