Василиса Предерзкая - Маргарита Блинова

Ну что я, в самом деле?! Какие еще одержимые кони и страдающие бешенством единороги?

Приблизилась сама, схватила Бергамота за уздечку и потянула чудо-коняшку в сторону.

– Не знаю, что на тебя нашло, дружок, но давай-ка до возвращения Володара ты постоишь вот тут и подумаешь о своем поведении.

Единорог фыркал, недовольно косил на меня черным глазом, пару раз даже попытался вырваться, но я была непреклонна.

А едва справилась с этой задачей, как с противоположной стороны от лагеря послышалось протяжное:

– Миха-ась…

– Батя! – возрадовался мальчишка.

– Стой! – успела крикнуть я, а вот сцапать сорвавшегося с места ребенка уже нет.

***

Сопровождаемая насмешливым «иго-го» от Бергамота, я оставила нашу елочку и костер далеко за спиной, пробежала по примятой траве и с разбегу влетела в мокрую стену кустов лещины. Мысленно взвыла, когда парочка особенно холодных капель юркнула за шиворот, получила смачную оплеуху от ветки, но упорно продолжила ломиться вперед на долетающие сквозь преграду голоса.

– Сынка, ты жив! – радовался неизвестный мне отец.

– Батя-а-а-а, – рыдал сорванец.

Вырвав из захвата кустов край куртки, я вывалилась на небольшую прогалину среди елочек и поняла, что детские счастливые рыдания где-то в десяти шагах от того места, где я стояла. С противоположной стороны кустарника.

– Серьезно?! – возмутилась я этакой несправедливости.

Оценила еще разок густую растительность, попыталась найти хоть какой-то просвет среди крепко сплетенных друг с другом ветвей и смирилась с мыслью, что повторно сей подвиг не потяну.

Махнув рукой на преграду, я побежала вперед, справедливо полагая, что лещина не может быть вечной. Где-то обязательно найдется или просвет, или конец. Но, обогнув препятствие и вернувшись обратно, я поняла: здесь никого нет. Ни мальчика с ожившим отцом, ни их следов, ни даже намека на то, что они вообще-то когда-то были.

– Та-а-ак… – пробормотала я, уже догадываясь, почему единорог Володара так воинственно скалил зубы.

Сформировала поисковое заклинание, отправила маленькую змейку вперед и… никого не обнаружила.

– Ну ты и наглый! – то ли ругнулась, то ли восхитилась я проделке нечисти и побежала обратно к лагерю.

Все это время меня дурил аук – крайне интересный представитель нечисти, разновидность проказливого лесного духа.

Ауки обожали шутить над заплутавшими в лесу грибниками, усталыми охотниками или испуганными детьми, отзываясь на крик «Ау!» со всех сторон леса. Это именно они заводили и бросали путников в таких непролазных местах, куда леший не совался. Это они дурили голову скоту, заставляя отбиваться от стада и бежать на поиски глубокого оврага.

Вернувшись обратно на поляну, я обнаружила духа за сосредоточенным обыском моей ученической сумки.

В отсутствие на поляне зрителей аук перестал удерживать облик заплаканного мальца. Цвет кожи его сменился на светло-зеленый с бурыми пятнами, рост остался тем же, но вместо детской худобы появился плотный круглый животик, длинные руки с крепкими кулаками и короткий ежик из тонких веточек вместо волос.

Привязанный к дереву Бергамот заметил меня и заржал. Не будь он благородным единорогом, заподозрила бы, что издевался.

Я сделала несколько плавных шагов вперед и громко сказала:

– И не стыдно красть и обманывать?

Дух дернулся, проворно отскочил от сумки с моими вещами, оставляя между нами дымящий костер.

– Обманывать и красть? Что вы, госпожа тупая ведьма, мне чужого не надо… – сказал аук, доставая из вещей мой мешочек с золотом. – Но свое я возьму. Чье бы оно ни было!

Я запоздало щелкнула пальцами, но не успела сотворить атакующее заклинание, как мир вдруг закрутился, поплыл в наведенном мороке. Покачнувшись, я оступилась и почувствовала, как холодная рука нечисти дотронулась до лба.

– Спи, ведьма… Усни… – шепнул наговор мне прямо в ухо аук, обошел за спиной и подался к другому уху. – Усни… Усни навсегда…

Рухнув на колени, я завалилась вперед, но продолжала отчаянно бороться с наваждением.

Ауки были непревзойденными мастерами грез. Учитель Оселкович рассказывал, как давно, еще до ежегодной зачистки нечисти, проводимой на тракте, когда он был молодым и не самым опытным магом-практиком, ему довелось побывать в деревне Рыбное.

Он так и не выяснил, за что именно аук, не покидавший лесов, так сильно рассердился на местных, что пришел в деревню, но к тому времени, когда учитель въехал через главные ворота, во власти грез находились абсолютно все жители, собаки, скот и даже дикие птицы.

– Я вызвал других магов из школы и несколько недель пытался самостоятельно вытащить жителей, но даже с поддержкой прибывших магов у нас не получилось пробудить никого. Поэтому запоминаем: если ауку удалось навести на вас сонный наговор, сопротивляйтесь до последнего. Цепляйтесь за реальность столько, сколько сможете, пока…

Учитель не договорил, но всему классу было ясно, что последует за этим неприятным «пока».

В моем сейчас это «пока» еще не наступило, и я отчаянно боролась за возможность остаться в сознании. Аук же вернулся к нашим вещам, убранным под защиты нижних веток старенькой елки. Схватил сумку Володара и вывалил ее содержимое на землю. Ногой поворошил сменную одежду и с довольной улыбкой поднял простой холщовый мешочек.

Он держал его странно: за кончик веревочек, двумя пальцами, словно даже такое касание было для нечисти неприятным и болезненным.

Напоследок сунув любопытный нос в котелок с пригоревшей кашей, аук скривился при виде моего кулинарного провала и запрыгнул на спину покорной Майки, намереваясь украсть и ее тоже.

– Иго! – возмутился единорог, дергая привязанные поводья.

Но аук лишь издевательски громко расхохотался и подъехал к лежащей на траве мне.

– Упрямая попалась, – неодобрительно поцокал языком, склоняясь ниже.

– Предерзкая, – с трудом ворочая языком, ответила я, приподнимая голову.

Последнее, за что успело зацепиться мое угасающее сознание, – вой стаи и полный отчаянья крик Володара.

Остановка семнадцатая

Похороны героя

На похороны сбежались жители деревни Кривоножки, и даже соседи из ближайших селений заглянули, отчего траурная процессия растянулась на всю главную улицу.

Возглавляли это чудное действо укутанные в черное старушки. Плакальщицы шепотом обсуждали последние сплетни, изредка вспоминая о возложенных на них обязанностях, и громко, качественно, но, увы, неискренне подвывали:

– Да на кого ж ты нас оставила-а…

– Ну така молода, ей бы жить и жить…

Причем чем дальше продвигалась процессия, тем больше причитания походили на веселую частушку с лихим «у-у-ух» на конце.

Староста деревни, на правах официального представителя власти идущий во главе, безутешно грыз яблоко. Рядом бежала косматая дворняга, радостно вывалив язык и охотно подвывая на особо фальшивых нотах.

Следом шла шестерка крепких парней с массивным гробом