Проклятие Эдварда Мунка - Ольга Тарасевич

– В этом замке были мои дети…

– Лика, в чем дело? Вы стопорите весь процесс. Три дня назад я просила вас отправить короткую биографическую справку и до сих пор ее не получила!

Голос редактора отдела женского детектива издательства Аллы Сергеевны был раздраженным. И Лика Вронская прекрасно понимала причину ее недовольства. В производстве книг, точно так же, как в выпуске газеты, наступает тот этап, когда творчество заканчивается, а начинаются исключительно технические процедуры. Не готов в редакции какой-нибудь рекламный макет, который планируется поставить в номер – и вся полоса «подвисает». И все ждут: верстальщики, корректоры, редакторы. Или, как в данном случае: нет биографической справки, и целиком подготовленная к печати книжка не может отправиться в типографию. Ведь на последней страничке «дырка» для злосчастных нескольких строчек.

– У меня проблемы с почтой, – хмуро пояснила Лика. – Я несколько раз отправляла вам справку, но она не дошла, хотя в моем ящике нет сообщения о возврате письма. Попробую еще раз.

– Быстрее, – лаконично сказала Алла Сергеевна и, попрощавшись, положила трубку.

Биографическая справка в издательство так и не попала, но Лика этому ни капельки не удивилась. За последние дни с ней приключилось столько мелких неприятностей, что к ним поневоле можно привыкнуть. Однако смиренно наблюдать за собственными проблемами – ну уж дудки! Лика старалась по возможности быть максимально осторожной. Ездила в метро, темные переулки обходила, звонила Паше, чтобы тот спустился ее встретить к подъезду. Только вот беды все не иссякали. И даже электронная почта объявила забастовку.

– Спокойствие, только спокойствие, – процитировала Лика слова своего любимого книжного героя Карлсона. Воспоминания о мужчине в самом расцвете сил всегда придавали ей мужества. – Я очень рада, что на небесах, или, что вероятнее, в преисподней подключились к Интернету. Надеюсь, там теперь стало еще веселее. А текст я запишу на диск и отвезу в издательство. Все равно планировала из дома выбираться. Сегодня, наконец, могу отчитаться Володе Седову о выполнении его поручения.

Она положила диск в рюкзачок, набросила легкую сиреневую куртку и захлопнула за собой дверь квартиры.

Метро – отличное место для аналитических размышлений. Там можно, во-первых, изучать читаемые москвичами книги и газеты, и на основании увиденного делать выводы о последних литературных предпочтениях аудитории. Обрывки случайных разговоров указывают второе направление полета мысли – наиболее злободневные темы, волнующие людей. В-третьих, только пользующиеся метро москвички дают такое полное представление о современных модных тенденциях, какого нельзя получить даже по одежде парижанок. В общем, есть чем заняться в длинных челюстях эскалаторов, лабиринтах переходов и протяжных ломтях перегонов между исколовшими Москву станциями.

Однако в то утро мысли Лики Вронской были заняты совершенно другими вещами.

Расстегнув куртку, она ухватилась за поручень и попыталась представить, как именно передать Володе Седову информацию, полученную в разговорах с несколькими десятками людей.

А картина вырисовывалась следующая. Далеко не все собеседники Лики были столь категоричны в своих оценках, как Михаил Сомов. И не связывали интерес к творчеству Мунка с непременным наступлением неких пагубных последствий. Зоркость профессиональной журналистики отмечала и дома, про которые обычно говорят: полная чаша. И хорошие супружеские отношения, и успешную карьеру. Из чего невольно напрашивался вывод: в самих картинах Мунка, необычайно сильных по эмоциональному воздействию, но мрачных и депрессивных, нет ничего демонического.

Условно говоря, есть масса вещей, имеющих большую или меньшую ценность. Крысиный яд, скальпель хирурга, да даже то же оружие. Предметы нужные и необходимые. Сами по себе они не несут никакой опасности. И это не они побуждают убийцу совершать преступление. Возможно, просто случайно взгляд замыслившего недоброе дело останавливается, скажем, на пузырьке с ядом или на скальпеле, и… С таким же успехом отморозок мог бы вдохновиться удавкой. Но, видимо, вдохновился творчеством Мунка. При чем тут сам художник? Нет его вины в том, что картинами заинтересовался какой-то сумасшедший! А преследующие ее неприятности и жуткую историю судьбы Михаила Сомова Лика решила оставить за рамками вывода об отсутствии злого рока в картинах норвежца. Два непонятных случая против более двадцати абсолютно не вызывающих подозрений. Понятно, куда склоняется чаша весов.

Подозрений в адрес Василия Михайловича Бубнова у Лики Вронской тоже не возникло. Увлеченный своей профессией человек пользуется уважением коллег, любовью студентов. В его скромной «хрущевке» царил идеальный порядок. Лика сразу поняла, почему и мебель в квартире старенькая, и телевизор черно-белый. Да даже электрическим чайником Василий Михайлович не обзавелся. Зато книжные полки ломятся от энциклопедий, альбомов, биографий и мемуаров художников. Вот куда уходят все деньги преподавателя художественной академии.

Прежде, чем начать беседу непосредственно о Мунке, Бубнов рассказал Лике об убийстве соседки. Не утаил, что его вызывали на допросы, что на месте происшествия убийца оставил репродукции.

– Если хотите, я могу дать вам телефон следователя, который ведет это дело. Я понимаю: журналистов интересуют «жареные» факты. Но меня предупреждали, чтобы я не разглашал эти сведения, – сказал Василий Михайлович. Он долго шарил по шкафчикам на кухне, отыскивая, чем бы угостить гостью, а потом положил перед Ликой пару карамелек. – Но, может, убийцу уже поймали. Позвоните, уточните. Я рад тому, что вы взялись писать о Мунке. Этот художник достоин куда большего интереса и внимания, чем то, которое уделяется ему сегодня.

«Это не реакция виновного человека, – решила Лика, в очередной раз выслушивая биографию художника. Бубнов был где-то во второй десятке собеседников, и потому историю жизни Эдварда Мунка она уже знала почти наизусть. – Это просто совпадение, что Василий Михайлович живет по соседству с убитой женщиной».

А чуть позже Лика раскаялась в собственной самонадеянности. Она уже действительно знала о художнике многое, но не все, как считала до встречи с Бубновым. Вот Василий Михайлович знал абсолютно все – как выглядели дома, где жил Эдвард Мунк, как звали его друзей. Даже описание предпочтений художника в еде и одежде заняло добрых полчаса.

– Вы знаете, я еще романы детективные пишу, – разоткровенничалась Лика. – Вы так интересно рассказываете, что у меня появилась идея использовать эту информацию для книги.

Разговорчивость Бубнова как рукой сняло. Он никак не прокомментировал последнюю Ликину фразу, но нахмуренные брови и поджатые губы были красноречивее любых слов.

«Василий Михайлович не любит детективы, не уважает тех, кто их пишет, и не понимает тех, кто их читает, – поняла Лика. – Что ж, каждому свое. Я могла бы с ним поспорить, что нет высоких и низких жанров, есть плохие и хорошие писатели. Меня саму тошнит от некоторых детективов. А творчество многих признанных классиков оставляет равнодушной. Восприятие литературы субъективно, и здесь нет критериев, что такое хорошо и что такое плохо. Но, поскольку Бубнов хмурится и молчит, чего спорить. Уходить пора…»

Что она скажет Седову? «Я знаю, кто может стать следующей жертвой»?

«Знаю – это сильно сказано», – подумала Лика.

Она не удержала равновесие в притормаживающем вагоне и влетела в широкую мужскую спину. Мужчина подхватил ее под руку, окинул оценивающим взглядом и улыбнулся.

Поглощенная своими мыслями, Лика не заметила, как, улыбаясь, мужчина вспорол ножом рюкзачок и ловко вытащил портмоне…

Да, точно просчитать следующую жертву невозможно. Тем более, как Лика ни силилась понять, почему из массы объявлений убийца выбрал именно объявления Карины и Инессы, у нее ничего не вышло.

Но она предложит Седову обратить особое внимание на тех женщин, которые дают объявления интимного характера. Эдвард Мунк ненавидел проституток. Публичные дома на его холстах – зрелище, может, даже еще более мрачное, чем вечные комнаты с покойниками и скорбящими родственниками.

Постичь логику убийцы нормальному человеку сложно. Большинство убийц – Лика об этом знала, так как постоянно изучала «производственные» моменты, дабы не допускать в книгах неточностей – признаются судом вменяемыми и несут наказание за свои действия. То есть если один теоретически нормальный человек придумывает схему, то второй нормальный человек может ее понять. Но это только в теории. Себя с ножом в руке Лика представляла только в одной-единственной ситуации. Защищая себя или своих близких от неминуемой смерти. Все остальное, кроме самообороны, понять невозможно. Спрогнозировать действия убийцы – сложно.