Мадам Гали -2. Операция «Посейдон» - Юрий Барышев

— Что это было? — спросила она любовника, который бережно держал ее в объятиях, с трудом переводя дыхание.

— Совместный полет в космос, — ответил Максим.

— Как-то ловко у тебя все получилось, — удивленно сказала Галя, не зная, что говорить сейчас еще.

Любовник, а она мысленно уже называла его именно так, говорил о себе, а должен был как-нибудь высокопарно объяснить, что произошло с ними.

Она огляделась. По трусикам, которые несколько минут назад стянул с нее Максим, полз мохнатый шмель.

— Вот, — загадочно сказала она, — я же знала.

— Очевидец, — улыбнулся Максим.

— Очевидец чего?

— Грехопадения. А теперь — гроза. Как я и обещал. Пойдем скорее в дом.

В дом они вбегали уже при блеске молний. Вскоре могучий удар грома потряс стены, а потом начался поистине библейский дождь.

— Это для нас, — сказал он, наконец-то угодив Гале.

— Спасибо тебе, — ответила она и поцеловала его в лоб, — ты ведь знал?

— Конечно.

— И часто ты это устраиваешь?

— Грозу-то? — рассмеялся он.

— А что еще? Да ладно, ладно, я ничего такого не имела в виду.

То ли от охватившего ее озноба, то ли от сопутствующего ему острого и всепоглощающего удовольствия, Галя внезапно почувствовала себя жалкой и даже опустошенной. Красивый дом, в котором они теперь оказались, показался ей неприветливым.

— Я боюсь, Максим. Здесь кто-то есть?

— Да никого, Я же тебе говорил.

— Когда говорил?

— Отец и мать в Ливадии. А мне этот Крым до лампочки. Я тебя люблю, и ты лучше всех.

— Правда? — спросила она, точно не веря сказанному.

— А то, — ответил он рассеянно, точно о чем-то вдруг задумался.

— Что с тобой, милый? — все еще беспомощно спросила она, тут же подумав, что впервые говорит так, и в этом была какая-то особенная грусть, возвращающая силы и уверенность в себе.

— Да ничего, — смущенно произнес он, — ты что-то сделала со мной.

С этими словами он обнял ее, но движением, как Гале показалось, привычным, словно бы отрепетированным.

— Тебе противно? — спросила она не без лукавства.

— Думаю, что это тебе противно, — ответил он. — Привез тебя в этот заповедник и…

— Это было на воле, — возразила Галя, но ей почему-то сделалось тошно. — А, знаю. Всякий зверь после любви печален. Вернее — после соития.

— Это не было соитием, — возразил Максим. — Я тебе точно говорю. Хватит этого диспута, моя Гали. Я буду называть тебя так, на французский манер. Если хочешь выкупаться — выкупайся, ванная комната там. Не удивляйся, что там все такое огромное, безразмерное. Это делалось для того, верно, чтобы купать нескольких детей сразу.

Параметры ванной действительно поразили Галю, с детства привыкшую к иным масштабам и размерам. О каком таком количестве детей могла идти речь, если Максим — единственный сын генерала и генеральши. Может быть, все это делалось с прицелом на будущее? И вот ей предстоит рожать бесчисленных наследников, о нет!

Она даже взвизгнула от комического возмущения, но тут же решила использовать представившиеся возможности для полного и абсолютного отдыха.

На следующее утро в дом заявилась пестрая и шумная компания сверстников. Это были, в основном, одноклассники Максима и прочие юные представители советского истэблишмента. Казалось, они приехали потому, что были заранее предупреждены молодым хозяином.

Галю поразило, что эти недомерки, как она их сразу окрестила, чувствуют себя в полной мере господами. Но, заглянув в себя, она поняла, что к хорошему привыкаешь быстро, и уютно расположилась в центре этой странной стихии — беззаботности и довольства, ведь к ней все отнеслись не иначе, как к владычице дома и сада, а также и «председательнице оргий».

Количество прямых и скрытых комплиментов, выпавших на ее долю, было сказочным. Галя понимала, что это, отчасти, рикошет, но все же лестно было осознавать себя чем-то значительно большим, чем ты есть сейчас на самом деле.

Все это мадам Легаре с ностальгической улыбкой вспомнила сейчас, оглядывая просторы милого сердцу замка. Что ж, тогда она была совершенством, прекрасной девчонкой с кристально ясными помыслами — победить житейский хаос, в котором была укоренена с детства.

Мадам поймала себя на мысли, что прекрасно помнит и момент желанного грехопадения под «деревом Коро», и дни циничного изгнания из рая.

Только после выпускного Максим Зотов решил познакомить ее со своими родителями. Галя была благодарна этой царственной медлительности, сулящей размеренность и порядок в будущем. Она уже видела себя его женой, правда, как в зеркале, поделенном надвое, в одной половине любимый отражался в полный рост, а в другой она возлежала на диване в позе рембрандтовской Данаи… Он, между тем, умудрился показать ей «свою» Москву, которую любил и превосходно знал. Оказалось, что Галя до сей поры жила в незнакомом городе.

Донской монастырь и кладбище, на котором покоились разные знаменитости и прочие знатные мертвецы, о которых все уже забыли, необыкновенно взволновали ее.

— Смотри, — показала она на провал около одной из тяжелых могильных плит, — здесь такая темнота, которая уводит куда-то глубже самой земли.

— Пропасть, — кивнул он и внимательно посмотрел на Галю.

— Да нет, — возразила она, — тут что-то от вечности. Не знаю, как объяснить. «Покойся, милый прах, в земных недрах, а душа пари в лазурных небесах, но я остаюсь здесь по тебе в слезах…» — продекламировала она эпитафию.

— Все, на кладбища я тебя больше не вожу, — подытожил Максим, — да и мне тут делать нечего.

— Навевает что-то не то…

— Чепуха, — возразила Галя, — тут есть все, кроме смерти. Это я точно знаю. Камни-то теплые, потрогай.

Но Максим был, как видно, другого мнения. Напоследок, Галя запомнила могилу знаменитой Салтычихи, угробившей когда-то множество крепостных, и диковинный каменный крест, отдаленно напоминающий саксаул с надписью «поручик Баскаков», тут же красовалась дата 1794 и некий причудливый знак.

— Кто такой? Что это за символ? — недоуменно спросила Галя.

— Это масонский знак, Гали, — весело ответил Максим. — Символ подлинной, хотя и тайной власти, как я думаю.

— Ты в своем стиле, — усмехнулась она, но запомнила эту экзотическую могилу навсегда.

— Да никакой это не мой стиль, — возразил он, — в мире все обстоит совсем не так, как нас учат. Ты думаешь, что сейчас происходит битва между двумя идеологиями? Да плевать на них с большой колокольни умным людям.

— Тише, — попросила Галя, — услышит кто-нибудь.

— Они все и без меня знают, — Максим сделал круг рукой, точно поднимая в воздух все эти кресты и надгробья вместе. — А говорить не станут никому. В мире просто идет большая драка, с древности до времен строительства коммунизма.

Он что-то говорил еще, но голос сливался с шумом широких крон, а сам возлюбленный превратился в порыв ветра, в игру теней и света.

— Ты не слушаешь? — спросил он, — Что-то не так?

— Все так, Макс, — ответила она, — но ты прав, мне страшно на этом кладбище. Поедем куда-нибудь. — Она прижалась к нему.

— Я хочу почувствовать тебя внутри себя.

Ей показалось, что этот мальчишка, сам того не зная, посягает на ее личность. А она хотела быть хозяйкой положения. Какую цену придется заплатить за это, не имеет значения. Домой она вернулась поздно. Они нашли укромное место на берегу Яузы, заросшее кустами. Максим снял пиджак и усадил на него Галю. Она прижалась к нему всем телом, казалось, ей уже этого было достаточно, чтобы почувствовать себя счастливой. Он нежно гладил ее грудь, зарывшись носом в пахучие волосы. Неожиданно Максим и Галя услышали справа от себя какие-то шорохи и тихий смех. Приглядевшись, сквозь кусты они увидели другую пару, которой помешали своим появлением.

— Пошли отсюда, — сказала Галя, — неудобно все-таки, они сюда пришли первыми.

Не солоно хлебавши они отправились домой.

— Где тебя носило? — спросила мать, снимая очки. — Ты провалишь все экзамены, если так будет продолжаться.

Галя обняла Софью Григорьевну, чувствуя прилив какой-то вселенской жалости.

— Мама, я была на кладбище… Готовилась к экзамену по истории. Там так интересно. А мой любимый… извини, что я так его называю… он собирается стать знаешь кем? Дипломатом или разведчиком.

— И ты с ним за компанию, — улыбнулась мать. — Это у него пройдет… А кто его отец?

— Генерал, — ответила Галя и почему-то смутилась.

Но Софья Григорьевна к этому сообщению отнеслась спокойно.

— Тогда тем более пройдет.

— Что ты имеешь в виду?

— Сейчас я имею в виду свою растрепанную дочь, которая очень сильно проголодалась.