Негр Артур Иванович - Лариса Соболева

– Отметим прибытие?

– Что ж, можно.

Хлопнули по полстакана, жадно набросились на вареную колбасу, яичницу, рыбные консервы. Когда Петюн поднес бутылку к стакану Гарпуна вторично, тот прикрыл ладонью верх:

– Не буду, а ты как хочешь.

Петюн не настаивал, знал: Гарпуна лучше не злить. Свою соточку белобрысый Петюн проглотил и порядком захмелел, впрочем, ему не так уж много и надо. Откинувшись на спинку стула, раскрасневшийся Петюн спросил:

– Какие планы?

– Сначала попробую ногу подлечить.

– Дашь ломать?!

– Посмотрим.

Когда сняли гипс, выяснилось: нога срослась неверно. Предложили поломать и сращивать заново, иначе хромота на веки вечные останется. Гарпун был в ярости: чертовы костоправы издеваются! Неизвестно, что удержало его не сломать челюсть докторишке – пусть потом сращивает. Проклиная всех врачей подряд, Павел решился ехать домой и на месте думать, как быть дальше.

– Есть у меня выход на спецов, – сказал он, – надеюсь, один знакомый посодействует. Проконсультируюсь сначала, а тогда решу: ломать или хромать. А потом... потом завершить надо дело и получить гонорар. Хотя... это надо сделать в первую очередь... или одновременно.

– Хорошо пошла, – Петюн растирал область желудка. – Вмазать еще? Ты не против?

– Вмажь. Только не нассы ночью под себя.

– Шутишь? Я те не пацан слюнявый! – Петюн «вмазал» пятьдесят и разошелся, пережевывая колбаску: – А городишко прикоцаный, всеми цветами сверкает. Ух, и здорово жить на свете! Ничего, Гарпун, смело лечи ногу, я ж с тобой! Буду у тебя этим... этим... забыл!

– Адъютантом?

– Во-во! А кто такой ад... дъютант?

– У генералов вроде секретарей.

– Подмастерья?

– Ну да, что-то вроде того. Ладно, спать пора, адъютант.

Не тянуло Гарпуна трепать языком в этом доме, он пошел осматривать дом на предмет где им спать, Петюн за ним ступал враскачку – малость передозировался парень. Открыв комнату сестры, Гарпун остановился на пороге.

Петюн, просовывая голову из-за спины Павла, спросил:

– Я здесь сплю?

Пятерня Гарпуна опустилась на его физию и толкнула. Петюн замахал руками, отступая на пятках, врезался в стену.

– Здесь сплю я, – сказал Гарпун.

– А я где? – ничуть не обиделся Петюн.

– Выбирай любую комнату, их еще три.

– Я рядом. Мы теперь всегда будем рядом... Ты и я. Я тебя не брошу. Мы...

Щуплое тело повалилось на кровать в комнате Павла и тут же заглохло.

«Ну вот, уже «мы»! – подумал с усмешкой Павел. – Мы! Смешной пацан». Петюн не понимает, что они два разных механизма. Гарпун не братство, он один, волк-одиночка, «мы» ему не подходит. Петюн должен уяснить свое место, а станет наглеть... И снова усмешка тронула тонкие губы Павла: «Лучше пусть не пытается».

Тем временем в комнату сестры заползла ночь. Затаив дыхание, она притворилась тихоней, но стоит сделать шаг в эту же комнату, как начнет оживать то, что Павел жаждал забыть. Всегда одно и то же. Не было минуты, проведенной в доме, чтобы Павла не окружали тени. В привидения он не верит, но нечто неживое здесь живет. Павел ясно различает шепот, движение в темноте и видит картины...

Свободное время Стелла проводила с братом, водила его в кафе и кормила деликатесами, потом они гуляли по городу и в парках, Павел даже в читальном зале сидел как мышь, любуясь сестрой. Она выросла красивой черноволосой девушкой с синими глазами матери, высокая и тонкая, с ногами «от ушей». Мужчины провожали ее с восторгом и тоской во взоре. Павел мужал, сестра становилась идеалом женщины во всех отношениях. Когда Стелла купалась в старом корыте, оставшемся от прежних хозяев, просила Павла помыть спину. Сидела она, прикрыв грудь руками, из воды торчали острые коленки в мыльной пене, а он осторожно водил мочалкой по ее спине, шее, бокам... Пальцы случайно касались грудей, и Павла внутри обдавало кипятком. Потом он ждал, когда ляжет на ее кровать у стенки и будет наблюдать за приготовлениями сестры ко сну. Стелла засыпала почти сразу, а он, будто нечаянно во сне, обнимал ее, вдыхал запахи душистого мыла и долго не мог заснуть. Оргии отца оставались в другом измерении, уплывали далеко-далеко, а здесь – он и Стелла.

Как-то раз Павел делал уроки, Стелла читала, лежа на кровати. Не постучавшись, ввалил подвыпивший отец:

– Стелла, пойдем к нам.

– Не пойду, – последовал ответ.

Отец стащил за ногу девушку с кровати, поволок из комнаты, шипя:

– Пойдешь, пойдешь! Иначе разорву сучку, я обещал...

Тут-то и воспользовался Павел ножом из-под матраца, приставил его к горлу отца:

– Пусти ее! Она сказала – не пойдет!

– Ты кого защищаешь, сын? – вытаращился отец. – Ей с доставкой на дом, те же бабки! Ты что, не знаешь? Она же проститутка, сын...

Павел закричал, замахнувшись ножом. Но отец ловко вывернул руку, нож выпал, потом он толкнул сына в глубь комнаты. Ударившись о стену, Павел задел полку, на него посыпались книги, баночки с кремами, тюбики с помадой... Стелла перегородила дорогу наступавшему на юношу свирепому отцу:

– Оставь его, я приду.

– Не ходи! – подскочил Павел, но кулак отца вновь припечатал его к стене.

– Я сказала – не трогай Павлика! – зарычала Стелла.

– Для науки, – пояснил отец. – Вон с глаз, сукин сын, и до завтрашнего вечера не попадайся мне, паскуда...

Павел рванул из дома, утирая ладонью окровавленный нос, заперся в сарае. В темноте, переполненный ненавистью, он шарил по полкам в поисках предмета, которым можно укокошить отца. Подходящего орудия не попадалось, с полок сыпались инструменты, все перемешалось, Павел только спотыкался, падал и плакал. Наконец он порядком замерз. Несмотря на теплые дневные часы, ночи дышали холодом, с проникновением холода в тело уменьшалась и злоба. Поздно ночью ушли из дома два незнакомца, а Павел тихонько пробрался к окну, поскребся ногтем в стекло. Через минуту он сидел в комнате сестры, стуча зубами, а Стелла переодевала его в теплые вещи.

– Где ты был? – спросила.

– В сарае, – буркнул он. – Что ты с ними делала?

– Посидела немножко, выпила рюмочку... Зачем убежал? Простудишься...

– Ненавижу... Ненавижу... – шептал Павел, разморенный теплом, но сжимая зубы и кулаки.

– Кого? Меня?

– Его! Не дам поить тебя. Сволочь...

– Спи, ангел мой, спи.

Она уложила брата, укутала одеялом и коснулась губами лба. «У нее мягкие и теплые губы, она такая хорошая...» – думал разморенный теплом Павел, засыпая.

Вернувшись из школы днем следующего дня, он нашел подарок: великолепный костюм-тройку, рубашку и галстук. Стелла ходила вокруг разодетого юноши и не уставала повторять:

– Какой ты красивый, Павлуша, сведешь с ума всех девчонок в школе.

Из зеркала на Павла смотрел вполне взрослый юноша, рослый, выше Стеллы на голову, крепкий, Павел уже несколько лет занимался карате, был накачан и силен физически для пятнадцатилетнего юноши. Но почему-то вчера он не посмел по-настоящему врезать отцу, а ведь мог... Отец...

«Она же проститутка, сын», «Ты ничего не знаешь?», «Те же бабки».

Вот и задумался Павел, а откуда у сестры столько денег? Разве ночным сторожам платят много?

Вечером он крался за ней по пятам, хотел посмотреть на ее работу. На одной многолюдной улице Стелла подбежала к группе красивых, ярко разодетых девчонок, которые приветствовали ее громкими возгласами. Одна за одной девчонки исчезали, Павел даже не понял – как, просто стоит девушка, и вдруг нету. Собственно, он не спускал глаз со Стеллы, до остальных ему не было дела. Но вот и она откликнулась на чужое имя, подошла к парню в золотых цепях, тот отвел ее к машине... и ищи-свищи Стеллу. Павел все понял: отец сказал правду. В смятении он бродил по городу, не имея цели. Обида щекотала горло, чувствовал себя обманутым и ненужным, на глаза наворачивались слезы, но тут же заглатывались растущей ненавистью до скрежета зубов.

– Парень, не скажешь, сколько времени? – спросил прохожий.

Один удар Павла свалил того с ног. Мужчина не шевелился, видимо, вырубился. Павел пнул его ногой, еще... еще...

В лице незнакомца он бил отца, парня в золотых цепях, того, кто увез Стеллу, и тех двоих, с которыми она «выпила рюмочку». Ярость иссякла, удовлетворенный Павел бросил неподвижно лежащего человека. Он так и не узнал – забил мужика насмерть или тот все-таки выжил. Тогда надеялся на второе...

Версаль

Шла война, а французская знать продолжала роскошествовать. Аристократы съехались в Версаль для увеселительных прогулок и празднования очередного дня рождения маленького Людовика. Филипп Орлеанский все же нашел время принять Абрама в просторном и светлом кабинете с белой мебелью в позолоте. У него было не самое радостное настроение, проблемы навалились на регента, главная из которых – несовершеннолетний король, он подрастал и, черт возьми, мало болел, значит, имел хорошее здоровье, что огорчало регента. Вскоре ему светило довольствоваться герцогством, а не увлекательными делами государства.