Продавец басен (СИ) - Олейник Тата

— Ни за что⁈ Ты же сам там чуть не поседел от ужаса!

— Так я разве знал, что столько денег отсыплют?

Видя, что Гус стремительно приходит в себя, я решил на всякий случай хотя бы сделать вид, что выполняю обещание. Подошел к берегу Данера и громко крикнул

— Уважаемый Речной Владыка! Всеболотная Тетушка просила вам передать, что на ваш турнир она готова прислать своих сильнейших бойцов!

— Ну, о подробностях уж с нею как-нибудь сами отдельно договоритесь, — добавил я уже тихо.

Набежавшая волна подхватила довольно крупную гальку и швырнула мне ее прямо в лоб. Я решил проигнорировать эту выходку и присоединился к Гусу, который раскопал у себя в инвентаре жбанчик пива и вовсю к нему прикладывался.

— Амалея на тебя за такое соблюдение обетов не рассердится? -спросил я.

— Амалея любит прощать грешников.

Квесты это, конечно, замечательно, но хотелось уже побыстрее выбраться из этого волшебного мира сказок и приключений — кажется, мы попали в очень насыщенную ими зону. Хватит, нужно и другим игрокам что-нибудь оставить. Рыбий скелетик по-прежнему указывал вверх по течению, но при этом он теперь явственно, хотя и не очень ярко светился.

Мы все же сперва развели костер, сварили еще кофе, поджарили на ветках хлеб и закусили его вареными яйцами, которые Гус в приличном количестве натаскал с праздничного стола в Зенгене. После чего загрузились в «Конфетку» — идти по берегу пешком больше категорически не хотелось. Впрочем, ветер давно утих и полосатая лодка вполне бодро продвигалась в сторону похищенного баркаса — скелетик в кружке светился все ярче и ярче, и дело тут было не только в подступающих сумерках, мы явно сели на хвост похитителям «Вонючки».

Часа через два Гус положил на колени весло, вытянул шею и негромко сказал: «Я его вижу!».

Я всмотрелся в ту же сторону. На берегу вдали виднелось несколько темнеющих домов, в окнах которых мелькали огни. У реки видны были мостки, к которым была пришвартована наша «Вонючка».

— Так плывем быстрее! Я отзову баркас, и еще стражникам сразу сообщим, что воры у них в поселке.

— Тихо ты, господин. Никакой это не поселок и стражников тут нет. Сдается мне, это воровской хутор на ничейной земле. Давай-ка выйдем на берег, тихонько подойдем поближе и посмотрим что там к чему.

Стараясь шагать как можно бесшумнее, мы прокрались ближе к домам. Гус кивнул на огромное развесистое дерево, и вскоре мы уже ползли на него: Гус быстро и очень ловко, а я медленно и неуклюже, так что вскоре Гус, оседлав очередную ветку и крепко обхватив ее ногами, просто наклонялся, цеплял меня за подмышки и втаскивал наверх. Наконец Гус решил, что мы заняли достаточно удобную смотровую позицию, хотя я не видел почти ничего, так как передо мной росла очень пышная ветка с густейшей листвой. До хутора отсюда было шагов сто.

— Точно, — шепнул Гус. — Хутор разбойничий. Два дома, сараи, кладбище. На баркасе двое пьют, в доме — не меньше десятка, тоже гуляют. Нужно подождать, пока с баркаса уйдут, потом можно будет ночью подползти, отозвать и дать деру пешком. На баркасе лучше не отплывать, если заметят — пристрелят еще, там наверняка лучники есть, а то и маги.

— А если бежать будем — не пристрелят?

— Тоже могут, конечно. Много гадов, целое гнездо.

Глава 17

Сумерки сменялись ночью, но видимость, на мой взгляд от этого не сильно пострадала: обе родственные луны сегодня явно были в фазе полнолуния, даже цвета мира не исчезли, а лишь изменились, сделавшись темнее и глубже, впитав в себя лунную синь. К двум фигурам на лодке присоединилась третья, голоса над водой разносились далеко и ясно, так что, хотя многого было не разобрать, понятно было, что господа воры веселятся вовсю и не отказывают себе в горячительных напитках. Дерево с течением времени становилось все менее удобным, сидя на ветке, как в седле, я даже иногда ощущал, что мой деревянный конь летит вперед, ветер был неслабый, даже нашего гиганта слегка потряхивало.

— Давай так. — сказал я Гусу. — Ты сейчас слезаешь и уходишь по берегу как можно дальше. Я подбегу к баркасу и отзову его. Черт с ним, пускай убивают — ты же знаешь, я через полчаса воскресну.

— Ты на ближайшем кладбище же воскреснешь? А оно прямо тут, — Гус указал подбородком на несколько синеющих надгробий полукругом. — Они тебя дождутся и еще раз убьют. И потом еще раз. И еще раз. Пока все ценное из тебя не вывалится.

— А я все ценное тебе сейчас отдам, а свиток баркаса сразу вставлю в панель, оттуда не падает.

— Тогда просто так будут убивать, для удовольствия. Народу тут полно — выставят стражу и будут раскладывать тебя, пока не надоест. А надоест нескоро. Пока я подмогу найду, уговорю, заплачу и приведу — сколько времени пройдет? С ума сойдешь раньше, особенно если они пытать будут. Стоит того тот баркас?

— Не стоит. Но обидно.

— Смотри, там еще один мерзавец валяется у берез, видимо, совсем пьяный.

— А где тут березы?

— Да почти всюду, глаза разуй.

— Не вижу. Березы они белые, с черными полосками.

— А тут коричневые с белыми, но это тоже береза. На югах только такие растут.

— Знаешь, — задумчиво сказал я, — а у меня появилась идея. Ты свои штаны чем недавно зашивал, иголка же у тебя есть?

Узелков, портящих настроение врагам, я на березах наплел штук сорок — со всех сторон хутора. Ползали мы с Гусом очень аккуратно и очень тихо, что было, наверное, необязательно, так как к тому моменту в большом доме и на лодке вовсю горланили песни — разные, но с одинаковым энтузиазмом.

Когда я основательно напакостил узелками, мы скрылись в густом ивняке — и я аккуратно развесил «сглазы» на виднеющихся из-за бортов фигурах, которые к тому моменту выводили лихое

'Ты морду не криви,

а ножик отлови,

Прими его в кадык,

Как мужик'.

— Че-то у них настроение от твоих узелков не портится, — шепнул Гус. — Бодряком пока.

— Наверное, не сразу действует. Ждем.

И ждать пришлось недолго.

— Ты что, отрыжка сисурина, не пьешь? Не уважаешь, рожу воротишь?

— Да пошел ты к хмырям болотным, вша!

— А ты так!!

Хрясь!

— Мужики, вы че, вы че сдурели, мужики⁈

— Аааааа, он меня цигаркой в глаз ткнул!! Убью пащенкааа!!!

Вой с баркаса привлек внимание сидящих в доме — дверь отворилась, и на синюю лужайку упал оранжевый прямоугольник отсветов каминного пламени.

— Вы что разорались⁈

— Пакса, они там друг друга убивают!

На всех выбегающих я тоже вешал сглаз. Несколько человек направились к баркасу, засучивая рукава и явно собираясь навести порядок, допускать этого было нельзя. Вздохнув, я размахнулся постарательнее и запулил в сторону причала одной из заготовленных тряпичных куколок. Упало ближе к причалу, чем к нашей лежке, хорошо. Вообще куколки, вроде, не должны нападать на соклановцев и сопартийцев, но это не точно и не всегда, некоторые куколки, как мы выяснили во время тестирования в логове контрабандистов, все равно предпочитают бежать к первой цели — правда, бегут неуверенно и кусают не очень больно, но все равно лучше не рисковать.

Ну, будем надеяться, что если разбойники меня не видят, то агрессию на меня куколка тоже не передаст.

Я активировал куклу, и по траве зашевелилась, зазмеилась быстро тропка, как будто крыса бежит, впрочем, это будет похуже крысы. Значительно похуже…

Ночь прорезали отчаянные вопли, куколка нашла свою первую жертву.

Все-таки, при луне видно хуже, чем днем, Особенно когда лежишь в траве под кустами. Черные фигуры носились по мосткам, выскаивали из дома и забегали в него, били друг друга, кажется, веслами, орали, падали в воду, вылезали, отфыркиваясь, с ревом кидались обратно в собравшуюся уже на берегу кучу-малу.

Когда погас значок первой куколки — то ли пришибленной в общей драке, то ли растратившей свой запас жизни на ярость, прыжки и укусы, — я отправил к дерущимся ее сестрицу, и был вознагражден новой порцией отчаянных криков и ругани. Крики понять было легко. Куколки не умеют подпрыгивать высоко, поэтому их любимая цель — нежная внутренняя поверхность бедер, а зубки у них преострые.