Золото Ариеля - Элизабет Редферн

Последнее время давнишнее соперничество между Сесилом и Нортхэмптоном выразилось в более явной форме. По ночам вооруженные банды их слуг начали устраивать драки на городских улицах. При дворе это вызвало почти скандал. На прошлой неделе один из людей Нортхэмптона был сильно ранен, получив удар ножом в очередной драке, и король вызвал обоих лордов, чтобы выразить свое неодобрение. Он объяснил им, говоря с своим сильным шотландским акцентом, что согласие между ними и сотрудничество чрезвычайно важны.

Позже в ту же ночь один из людей Сесила, тот, кого подозревали в нанесении ножевого удара слуге Нортхэмптона, был найден мертвым — как оказалось, его утопили у болотистого берега Темзы у Доугейта. Два лорда в палате совета соблюдали в обращении друг с другом ледяную вежливость, но одурачить этим не могли никого.

Быстро воцарилось молчание. Сесил посмотрел на каждого по очереди и сказал:

— Ничто не должно ставить под угрозу наши мирные отношения с Испанией. Ходят разговоры о войне, даже теперь, когда подписан договор между Испанией и Голландией. Милорды, есть те, которые хотели бы, чтобы между нашей страной и Испанией сохранилась враждебность, которая угрожает всей Европе теперь, когда герцог Юлих умер. Франция говорит о священной войне и вынуждает короля Якова присоединиться к протестантскому союзу. Но мы должны стоять в стороне. И до конца года брачные переговоры между принцем Генрихом и инфантой должны быть завершены.

Он снова огляделся, встречаясь глазами с собравшимися, читая их мысли.

— Такова воля короля, — сказал он.

Потом придвинул к себе кое-какие бумаги. Вызвали клерков и слуг — писать заметки, доставлять послания, наливать вино; и обычная работа тайного совета Англии началась.

17

Золото — самый ценный из всех металлов, и оно имеет красноватый оттенок, поскольку окрашивает и преобразует каждое тело. Оно подвергается прокаливанию и разложению не ради выгоды, и оно есть лекарство-радость, сохраняющее человеку молодость.

Ночью снова пошел снег, но к тому времени, когда пришла пора закрывать лавку, в мастерской серебряных дел мастера Тобиаса Джебба, что у Людгейт Хилла, было душно и жарко.

Двоих мальчиков-подмастерьев уже отпустили и они поглощали свой скудный ужин, но Робину Грину, самому молодому из помощников, мастер Тобиас, потевший над горелкой, велел остаться, чтобы держать красивый серебряный питьевой сосуд, пока он приладит ручки. Сердце у Робина упало. Его порцию съедят без него. Но он взял себя в руки. Дело нужно было сделать как следует; и он ждал, пока мастер Тобиас приготовит припой; и пока Робин ждал, он вспоминал, как вчера вечером его хозяин, слегка размякнув от вина со специями, которое приготовила ему жена, беседовал допоздна со своими учеными друзьями о Гермесе Трисмегисте и об изготовлении философского камня. Робин подслушивал, присев на корточки на верху лестницы. И подслушивая, забывал о холоде и голоде.

Иногда Робин думал, не почувствовал ли мастер Тобиас его юношеской жажды к учению, когда выбрал именно его в приюте для найденышей четыре года назад. Не увидел ли мастер Тобиас этой жажды в голодных широко раскрытых глазах двенадцатилетнего мальчика с худым лицом, когда Робина и его полумертвых от голода товарищей выстроили для осмотра. Тобиас отбирал подмастерьев в приюте, как слышал Робин, потому что в этом случае ему ни перед кем не пришлось бы отвечать за них.

Робин жил в приюте с младенчества, он никогда не знал матери. Приходские воспитатели и сторожа требовали от Робина и его несчастных товарищей постоянных изъявлений благодарности за все безропотно переносимые мучения. Сирот кормили из общего котла варевом, состряпанным из отбросов, которых никто не стал бы покупать у мясников Хаундсдитча. Те, кто не умер в младенчестве, недолго пребывали в праздности, потому что в пустой голове поселяется грех, как говорили воспитатели. Когда Робин и его товарищи по приюту достаточно подросли, им стали давать поручения — колоть уголь, разбирать тряпье, и еще им давали уроки, в основном Закона Божия и постоянно твердили о греховности их поведения. Здесь-то и нашел спасение Робин. Он проникся страстью к учению и воспылал жаждой знаний.

В приюте он обзавелся несколькими друзьми, но держался независимо, пытался прочесть суровые тексты, выбранные наставниками, и получить все, что возможно, от того унылого мира, который его окружал. Примерно с десятилетнего возраста сирот отправляли зарабатывать себе на жизнь: самых крепких брали в юнги на баржи или в подручные носильщиков; самые мелкие годились в трубочисты или факельщики. Самых хорошеньких, по слухам, втихомолку отбирали для таких мест, как бордель лорда Хансдона в Хокстоне, без сомнения, в обмен на недурные чаевые, тайно выплачиваемые приютскому начальству.

Что же касается Робина, он не был ни хорошеньким, ни сильным, и грубые хозяева, пришедшие за рабочей силой, не обращали на него никакого внимания, пока серебряных дел мастер Тобиас Джебб не явился к ним в поисках подмастерья. И он выбрал Робина.

У мастера Тобиаса Робин часто страдал от голода и холода, нередко бывал битым и всегда работал до упаду. Но то, что он узнал, слушая разговоры хозяина и из книг, которые тайком брал у мастера и читал при свече поздно ночью или рано утром, было ценнее, говорил он себе, чем земные богатства.

Робин мечтал о том, что когда-нибудь он станет магом.

О том, что сам узнает все тайны. Сейчас, напоминал он себе, у него время испытаний. Мальчик прочел в книгах своего хозяина о значении золота, реальном и аллегорическом, о том, что оно представляет высшее, чистейшее состояние вещества, в которое со временем естественным путем превратятся все элементы.

Он знал, что золото — это субстанция, которая чудесно противостоит потускнению, ржавчине и огню. Конечно, это высшее проявление красоты и чистоты на земле; и все же истинная цель алхимии, как говорят маги, — не обретение богатства, но совершенство человеческой души. Превращение неблагородных металлов в золото — это всего лишь предшественник духовного освобождения.

Робин жаждал открыть тайну этого превращения. Философский камень.

Мастер сурово что-то выговаривал ему, и это вернуло его к действительности: сосуд был закончен, ручки прикреплены. Как-то раз Тобиас позволил Робину сделать на пробу кое-какую ручную работу, а потом побил его, потому что мальчик криво приделал одну из ручек к пустячной серебряной вазочке. После битья Робин понял, что хозяин совершенно забыл об этой вазочке. Обычно такие вещи переплавляли и снова пускали в дело. Но Робин взял ее себе — то был один из его немногих грехов — и хранил среди своих вещей, о существовании которых никто не знал. Он спрятал ее под соломенным матрасом на чердаке.

Тобиас принялся снимать с себя тяжелый передник.

— Когда очистишь инструменты, Робин, — приказал он, — подметешь и отскребешь пол. Чтобы на полу не было грязи, как в прошлый раз. И я не хочу, чтобы ты шатался без дела, когда все закончишь. Понятно?

Робин никогда не шатался без дела, не выполнив старательно всех поручений. Он никогда не оставлял на полу грязи. Но он наклонил голову в знак согласия и пошел чистить все использованные орудия в помещение для мытья рядом с мастерской.

Именно там, когда мальчик чистил, мыл и натирал формы и паяльные щипцы пемзой, он услышал, как один из друзей Тобиаса, пожилой Кассиус Барнес, который часто заходил в поздний час поговорить с серебряных дел мастером о философии и других ученых материях, ворвался к ним с вестью о том, что аптекарь Джейкоб Андервуд мертв.

Робин оставил свое занятие и придвинулся ближе к почти закрытой двери.

— Мертв? — резко повторил Тобиас. — Как это?

— Думают, что это попытка ограбления, — сказал Кассиус Барнес. — Его закололи до смерти, очень жестоко. Ему даже отрубили палец, возможно, когда пытались заставить говорить, В лавке у него все перевернуто, так что трудно сказать, что именно пропало. Но очевидно, что до того он разговаривал с кем-то о рецепте изготовления золота, и его друзья думают, не этот ли рецепт искали убийцы.

— Рецепт изготовления золота?

— Да. Зашифрованный, в письме кому-то по имени Ариель. Какой-то покупатель пришел к нему в лавку и предложил продать это письмо.

— Вы сказали Ариель?

Что-то в голосе Тобиаса, похожее на благоговение, заставило Робина посмотреть в щелку между дверью и стеной. Его грубый старый хозяин казался преображенным. И ошеломленным.

— Да, Ариель, — повторил Кассиус. — Хотя Андервуд и посмеялся над этим.

— Значит, ни человек, который пытался продать это письмо, ни сам Андервуд не могли знать…

— Вот именно.