Страждущий веры (СИ) - Светлана Гольшанская

— Больше он тебя не потревожит — я выпустил ему кишки.

Значит, Лирий мёртв. Они все мертвы. И Айка бы тоже умерла, даже если бы не встретилась со мной. Я тихо всхлипнула.

Петрас достал из-за пазухи массивный серебряный кулон на кожаном шнурке и надел мне на шею.

— Амулет из Кишно — большая редкость. С ним ищейки не догадаются, кто ты, даже когда будут смотреть тебе в глаза. Бояться больше нечего — обещаю.

Моего лба коснулись его влажные губы. Почему он не понимает, что сейчас не время? Почему не видит, что мне плохо и я хочу побыть одна. А вот Вейас быстро обо всём догадался и потащил кузена прочь. Мой милый любимый братишка.

Немного успокоившись, я принялась разглядывать подарок. Три защитные руны заключены в круглую оправу из солнечных лучей. Пальцы покалывало, когда я касалась гладко отполированной поверхности. Должно быть, действительно мощный амулет.

Из кухни доносились мальчишечьи голоса. Петрас шутил и подтрунивал, а Вейас был необычно сух и молчалив. Когда они утихли, я снова задремала. Только под утро услышала, как заскрипели половицы. Вейас, только он так красться умеет, пройдоха. Лёг рядом на одеяло и зашептал в ухо:

— Не спишь?

— Да как тут уснёшь, если тебя постоянно будят?

Братишку словно прорвало. Слова лились нескончаемым потоком, что даже не все фразы можно было разобрать.

— Я тоже не сплю. Не могу. Постоянно вспоминаю их лица. Не думал, что смерть — это так ужасно, особенно когда сам помогаешь затянуть верёвку. Петрас сказал, что научит меня быть мужчиной и Стражем, сказал, что это проверка на смелость. Насколько далеко я готов зайти... Я думал, он покажет, как выслеживать демонов, заманивать их в ловушки, использовать дар, но эти бунтовщики... Кроме их сумасшедшего главаря, никто и не пытался сопротивляться. Они стояли на коленях и молились, пока мы одевали им на шеи верёвки. Я все же слабак, раз не могу преодолеть жалость, да? Может, всё-таки вернёмся? Кого мы дурачим? Мне никогда не стать доблестным воином без страха и упрёка, а ты ещё одной такой ночи не выдержишь.

Я вгляделась в искажённое рассветными сумерками лицо. Такое родное, но всё же способное удивлять. Вейас всегда выглядел таким... уверенным. Но теперь всё зависело только от меня с моими бесконечными сомнениями и страхами.

— Мы справимся. Я сильнее, чем кажусь. И ты тоже. Мы всем это докажем.

Вейас улыбнулся как ребёнок и тесно прижался ко мне. Я гладила его по волосам, пытаясь успокоить.

— Только давай уедем отсюда поскорей. Мне не нравится, что Петрас заставляет тебя делать.

— Мы не можем, — Вейас отстранился. — Тебе нужно время, чтобы восстановить силы. Нам нужны деньги, чтобы на что-то жить. К тому же Петрас обещал помочь с испытанием. Надо быть честными с собой, Лайсве, я слаб. Я даже тебя защитить оказался не в состоянии. Верхом самонадеянности было думать, что мы сможем добраться до Хельхейма. Петрас сделает так, чтобы меня приняли в орден без этого.

— А как же вэс и твоё желание доказать всем, что ты сам чего-то стоишь? — возразила я, но сожалела больше всего, что не смогу увидеть все чудеса севера, о которых вчера рассказывал Юле и... ледяной саркофаг, раскачивающийся на семипудовых цепях за вратами Червоточин. — И как же я? Мне тогда придётся вернуться к отцу и выйти замуж за Йордена.

— С этим Петрас тоже обещал помочь.

— Как?

— Не знаю, но это наш единственный шанс.

От такого шанса было тошно. Я попыталась отвернуться к стене, чтобы закончить дурацкий разговор, но Вейас не пустил: взял мою ладонь и приложил к губам.

— У тебя сейчас взгляд совсем как у папы после провального поединка, — брат улыбнулся так печально, что от жалости засосало под ложечкой. — Разочарована, да?

Я покачала головой и поспешила обнять его за плечи.

— Я люблю тебя. Ты мой брат. И как бы там ни было, ты всегда им останешься.

Вейас сдавленно выдохнул.

— Можно, я немного полежу с тобой. Одному мне не спится.

— Конечно, кровать большая.

Я отвернулась к стенке и затихла, притворяясь спящей. Прошло примерно с четверть часа, когда Вейас прижался ко мне поближе и положил руку на плечи. Так лучше, спокойней.

Когда я проснулась, Вейаса уже не было. Я перекатилась на другой бок. Вернулся Юле, подкидывал дрова в камин. На тумбе рядом с кроватью дымился чесночный суп с гренками, щекоча ноздри острым ароматом. Рот наполнился слюной. Я откинула одеяло, взбила подушки повыше и взяла поднос себе на колени.

— Мой брат... — спросила я Юле

Аппетитное блюдо ещё не остыло. Пришлось ждать, чтобы не спалить себе язык.

— Уехал вместе с молодым хозяином, — ответил целитель, занятый растопкой. Видно, погода стояла безветренная, и тяга в камине была никакая — угли не хотели раздуваться, а огонь — приниматься за сыроватые дрова и даже сухой хворост. — Не переживайте, сегодня рассвет был рыжим, а не багровым — крови не будет. Они на ярмарку уехали, купить того-сего. Здесь никто давно не жил, кроме меня, а я привык обходиться малым.

Я макнула гренку в суп, застучала ложкой по дну глиняной миски, дуя над каждой порцией, и всё равно обжигалась. Или, может, это от чеснока? Юле одержал победу над дровами. В камине весело затрещало пламя, наполняя отсыревший за ночь дом теплом.

— Вам тоже не нравится, чем занимается Петрас? — не сдержала любопытство я.

Юле обернулся и, заинтересованно глядя, подошёл ко мне.

— Сейчас этим занимаются все. Я же говорил — война, она повсюду, в каждую душу тернии запустила, а что после останется — никто не знает. Может, головешки, а может, и похуже что из тех терний прорастёт.

Целитель снова принялся водить руками, проверяя моё самочувствие.

— Ты быстро восстанавливаешься, — удовлетворенно кинул он.

Чувствовала себя я действительно намного лучше: голова уже не гудела от слабости, а ноги сами просились в путь.

— Когда я смогу ехать?

— Пока рано об этом говорить. Отдыхай, ешь и спи побольше, и поменьше переживай.

— Если бы это было так просто — не переживать, — горько усмехнулась я. — А моего брата можно вылечить? Отдыхом или тёплой едой...

— Боюсь, от этой болезни лекарства нет. И от той, что у молодого хозяина, тоже. Да ты и сама видишь.

Юле забрал пустой поднос и ушёл на кухню.

Из окна в комнату заглядывали солнечные блики, кругляшами пробегали по брёвнам, шаловливо целовали руки и растворялись в притаившейся в углах тени.

Лекарства нет — жаль. Не вижу и видеть не хочу! Закрою глаза и буду спать, а мать четырёх ветров, прекрасная Белая Птица, споёт мне волшебную колыбельную.