Страждущий веры (СИ) - Светлана Гольшанская

Юле протянул мне ладонь с растопыренными пальцами, я поднесла собственную. Целитель то удалял, то приближал свою руку к моей, но не прикасался, и я чувствовала, как между нашими пальцами проскакивают едва заметные искры. Даже показалось, что на кончиках вспыхивали светло-голубые огоньки, почти такие же, как в святилище дома.

— Здорово!

— Лишь малая часть, — снисходительно улыбнулся Юле, играя мелкими морщинками в уголках бездонных тёмных глаз. — Скажи, у тебя недавно не было обмороков?

— Это от волнения. Столько всего произошло, — я отвернулась. Вот уже и люди мою слабость замечают. — Я мало ем и плохо сплю, да?

Юле тяжело вздохнул и покачал головой:

— Знавал я людей, которые питались солнечным светом и спали по два-три часа. Твоё восприятие изменилось, разум начал перестраиваться, а тело за ним не поспевает. Обычно с женщинами такое случается позже, когда за плечами есть муж и взрослые дети. Но в твоём возрасте подобный переход очень опасен. Тело или того хуже разум могут не выдержать. Поэтому я и сказал, что лучше бы тебе вернуться к отцу.

— Нет, — в груди поднялась волна горечи и упрямства, хотя до разговора с целителем я думала о том же. — Дома меня выдадут замуж за недостойного человека, и я умру либо на родильном ложе, либо от яда. А даже если и нет, то что за жизнь в золочёной клетке? Только покинув дом, я зажила по-настоящему, увидела мир, узнала… Нет, я ещё ничего не знаю, не понимаю, но хочу понять… Вот вы, к примеру…

— Я? — Юле смешно сдвинул и без того сросшиеся на переносице брови.

— У вас сильный дар, по всему видно. И знаете вы побольше, чем многие из наших, но родились-то вы не в замке, не в семье рыцаря из древнего рода Стражей. Откуда он у вас?

Целитель смутился, но думал не очень долго:

— Вы, южане, слишком печётесь о своём происхождении. А богам и дела нет, родился ли ты в замке на холме в семье рыцаря или кухаря, в рыбацкой деревушке на берегу бескрайнего океана или в племени оленеводов на дальнем севере. Как бы люди ни старались в своей гордыне подчинить силу богов, она всё равно будет следовать высшим замыслам, которые разумом объять не дано даже мудрецу из мудрецов. Предназначение можно лишь почувствовать, вот здесь, — Юле коснулся моей груди, где билось сердце. — Когда ты ощущаешь трепет или благоговение, знай, боги проходят рядом, дотрагиваются крыльями, защищают и направляют по нужной дороге.

— Только есть ли боги на нетореных тропах? — тоскливо спросила я.

Юле снял с шеи массивное ожерелье и продел мне через голову. Я с любопытством разглядывала подарок. Он состоял из клыков и деревянных бусин с вырезанными на них колдовскими рунами.

— Если когда-нибудь твоя нетореная тропа заведёт тебя в наш суровый край, сожми его в руке и позови — помощь придёт, пускай не от богов, но от людей уж точно.

— Надеюсь, что помощь мне больше не понадобится, — я отвернулась к стенке.

Хотелось спать. Усталость догнала меня и всей тяжестью навалилась на плечи. Но тревожные мысли никак не позволяли заснуть. Я спросила, ведь Юле казался таким мудрым, он обязательно должен был знать:

— Почему единоверцы называют нас убийцами?

Целитель неловко отвёл взгляд:

— Потому что идёт война, и каждый кого-то убивает, — погладил меня по голове. — Но если не хочешь, не надо. Спи.

Юле поднёс руку к зажжённой на тумбочке свече и пальцами потянул из неё пламя, пропуская сквозь себя. Огонь мелкой сетью выходил из другой его руки и окутывал меня пламенеющим покровом.

— Иногда раны прячутся настолько глубоко, что на теле их не увидеть. Они гноятся, вызывают лихорадку и никогда не зарастают до конца, разъедая тебя изнутри. Не отдавай душу на милость тлену — он убьёт её. Забудь боль, оставь лишь опыт, вопрос, на который надо найти ответ. Это не даст тебе сойти с ума.

Голос целителя убаюкивал не хуже зелья. Тревога отступала сама собой, уходило в туман искажённое гневом лицо Лирия, перепачканный в крови балахон Айки и медвежий рёв. Тёплая безмятежность заполонила царивший в домике полумрак. Я проваливалась в зыбкое забытье, сожалея, что ещё о стольком не успела спросить.

12.

Я проснулась, когда в прихожей громко хлопнула дверь, раздались шаги, зашелестела одежда, о чем-то едва слышно переговаривались. Юле рядом не оказалось. В комнате было темно, лишь головешки тлели в камине, подмигивая рыжеватыми всполохами. На пороге зажёгся огонёк свечного фонарика. В его неровном свете вырисовался стройный силуэт Вейаса, а потом и Петраса, шедшего следом.

— Чего не спишь? — удивился брат.

Я пожала плечами. Не говорить же ему, что они гремели, как табун бешеных лошадей, и весь сон разогнали.

— Где вы были? — спросила я вместо этого.

Вейас потупился и перевёл взгляд на кузена. Мне не нравился исходивший от них запах крови, огня и смерти. У моего брата он смешивался со стыдливостью и едва заметным страхом. А вот Петрас, наоборот, был уверен в себе и спокоен. Но он медиум. От них всегда смердело кладбищем. Я ненавидела этот запах.

— В окрестностях объявилась шайка бунтовщиков. Простолюдины пожаловались, что те подстрекают их к восстанию. Нужно было их унять, — нехотя сознался Вейас и отвернулся.

Я вздрогнула. Он же говорил о товарищах Лирия и Айки!

— Что произошло? — я схватила брата за руку, заставив смотреть в глаза.

Вейас покачивал головой из стороны в сторону, избегал моего взгляда и явно искал поддержки у Петраса. Не заставляя себя ждать, кузен достал из ножен меч и принялся любовно стирать с него бурые пятна.

— Милость им оказали — подарили грязным оборванцам по пеньковому галстуку, — жестом показав вокруг шеи удавку, он свесил голову набок, закатил глаза и высунул язык. Вейас без особой охоты сделал то же самое и неловко рассмеялся, получив от Петраса пинок в бок.

Я отвернулась к стенке. К глазам подступили слёзы:

— Среди них был темноволосый мужчина со шрамом на щеке?

— Да, предводитель их. На меня с топором бросился. Совсем, видно, из ума выжил. А почему спрашиваешь? — Петрас развернул меня к себе. — Это он тебя обидел?

Я молчала. Не хотелось ни говорить, ни даже вспоминать. Петрас попытался встряхнуть меня за плечи, но тут вступился Вейас.

— Оставь, не видишь, ей плохо. Захочет — сама расскажет. Идём, — брат потянул кузена на кухню, но тот вырвался и шепнул мне на самое ухо:

— Больше он тебя не потревожит — я выпустил ему кишки.

Значит, Лирий мёртв. Они все мертвы. И Айка бы тоже умерла, даже если бы не встретилась со мной. Я тихо всхлипнула.