Николай II - Эдвард Радзинский

Он вспоминает времена прапрадеда: эта война, как война с Наполеоном, Отечественная... Он отправляется в Москву – в древнюю столицу, символ Отечества.

Кремль. В беломраморный Георгиевский зал входят император и Семья. Алексея (он недавно ушиб ногу) несет на руках дядька матрос, рядом с царицей – сестра Элла... Слова императора:

«Прекрасный порыв охватил всю Россию, без различия племен и народностей. Отсюда, из сердца Русской земли, я посылаю моим храбрым воинам горячее приветствие. С нами Бог!»

У Успенского собора, у колокольни Ивана Великого – необозримые толпы. Колокольный звон заглушает восторженные крики толпы. И гофмаршал граф Бенкендорф, глядя на ликующую толпу, говорит победно-насмешливо: «Вот это и есть та самая революция, которую нам обещали в Берлине?»

Да, в Берлине предупреждали: если будет война – она закончится революцией в России. Впрочем, об этом Николая предупредили много раньше – в самом начале царствования.

Но теперь все забыто: звучат ликующие крики – это народ встречает Царскую Семью. На лице Аликс – радость, впервые за много месяцев. Мечта сбылась. Как неожиданно свершилось это долгожданное единение народ и царь!

В сумраке Успенского собора – придворные певчие в серебряных костюмах славного XVII века – истока Романовской Династии... Звучит Божественная Литургия. Драгоценные камни на облачениях духовенства мерцают в свечах.

Всего через три года затерянная в зимней Сибири Семья будет вспоминать об этой ликующей Москве, колокольном звоне, об этом восторге народа при виде своего императора.

«Сведения официальные и частные, доходящие до меня со всей России, одинаковы. Одни и те же народные восклицания, благоговейное усердие, одно и то же объединение вокруг царя... Никакого разногласия. Тяжелые дни 1905 года кажутся навсегда вычеркнутыми из памяти. Собирательная душа Святой Руси с 1812 года не выражалась с такой силой», – записал в своем дневнике французский посол.

С торжествующей ноты начался эпилог царствования.

В 1914 году среди революционеров, высланных в Туруханский край, царило уныние, граничащее с отчаянием.

«Все сомкнулось, все революции спрятались, все думали только о совместном служении Родине. Очень легко дышится в этой чистой атмосфере, ставшей почти неизвестной у нас», – писал думский депутат.

Прелюбопытная компания собралась в тот год в Туруханской ссылке целые дни проводил на койке, уткнувшись лицом в стену, безвестный грузин. Он перестал следить за собой, перестал даже мыть посуду, и собака облизывала его тарелки.

Всего через четыре года он будет жить за Кремлевской стеной – там, где сейчас царь и его Семья...

А вот другой революционер – он тоже впал тогда в безнадежность и жесточайшую депрессию. В сентябре 1914 года с ним встретился другой туруханский ссыльный большевик, Свердлов. Свердлова связывала с ним не только общность взглядов, но давняя нежная дружба. И с огорчением Свердлов написал жене: «Несколько дней пробыл с Жоржем. С ним дело плохо... Положительно невозможно ему жить долго вдали от кипучей жизни. Нужно найти хотя бы какой-нибудь исход для его энергии».

«Жорж» – одна из партийных кличек Филиппа Голощекина. Так они встретились в Туруханском крае, два старых друга, Голощекин и Свердлов – два будущих организатора расстрела царя и его Семьи.

Царь и Семья – в Кремле, окруженные ликующим народом, а будущие их убийцы пока далеко, в Сибири, в безнадежном Туруханском крае.

Великий князь Николай Николаевич становится Верховным Главнокомандующим. Вскоре царь отправляется на фронт к армии, в Ставку.

Царь уезжает на войну, и царица пишет ему письма. Почти каждый день... «Царь уезжал на войну» – так начинаются сказки...

Когда-то, в идиллическом XIX веке, готовясь стать повелителями страны, они писали друг другу бесконечные письма. И вот теперь, накануне прощания с троном, все повторяется! Между этими двумя потоками писем – вся их жизнь. Жизнь, которая не требовала от них обращаться к перу – ибо за 20 лет они так редко расставались... И вот Война.

В 1917 году, перед арестом, царица начнет уничтожать свои бумаги. Но письма не тронет, хотя в них были страшные проклятия тогда уже победившей Думе. Рискуя гневом победителей, она сохранит их, ибо в этих письмах была ее вечная неутолимая страсть к «мальчику», к ее «Солнечному Свету».

Как и когда-то, они пишут друг другу по-английски. Прошло два десятилетия с тех пор, как она приехала в Россию. Но по-прежнему она думает на языке бабушки Виктории. 652 письма напишет она ему. Последнее, 655-е будет отправлено ею тайно и не нумеровано. В конце писем она ставит крест: «Спаси и сохрани». Он отвечает ей куда реже, часто телеграммами. Что делать – царь воюет.

Глава 7.

«Я ПЕРЕЧИТЫВАЮ ТВОИ ПИСЬМА И СТАРАЮСЬ ПРЕДСТАВИТЬ, ЧТО ЭТО БЕСЕДУЕТ СО МНОЙ МОЙ ЛЮБИМЫЙ»

(Роман в письмах)

Да, там они разговаривают друг с другом... И я выхватываю обрывки их исчезнувшей речи...

Она: «Ц[арское] С[ело], 1914 год, 19 сентября. Мой родной, мой милый, я так счастлива за тебя, что тебе удалось поехать, так как знаю, как глубоко ты страдал все это время – твой беспокойный сон это доказывает... Вместе с тем, что я сейчас переживаю с тобой, с дорогой нашей Родиной и народом, я болею душой и за мою маленькую „старую“ Родину, за ее войска, за Эрни... В силу эгоизма, я уже сейчас страдаю от разлуки. Мы не привыкли разлучаться... И притом, я так бесконечно люблю моего драгоценного мальчика. Вот уже 20 лет, как я – твоя, и каким блаженством были все эти годы...»

20 сентября 1914 года: «Мой возлюбленный! Я отдыхаю в постели перед обедом, девочки ушли в церковь, а Бэби кончает свой обед... О любовь моя, как тяжело было прощаться с тобой и видеть это одинокое бледное лицо с большими грустными глазами в окне вагона, – я восклицала мысленно: „Возьми меня с собой...“ Вернувшись домой, я не выдержала и стала молиться, затем легла и покурила, чтобы оправиться. Когда глаза мои приняли более приличный вид, я поднялась наверх к Алексею и полежала некоторое время на диване около него в темноте... Прощай, мой мальчик, мой Солнечный Свет. Я поцеловала и благословила твою подушку. Ты всегда в моих мыслях и молитвах».

Он: «Ставка 22.09.14. Сердечное спасибо за милое письмо... Я прочел его перед сном. Какой это был ужас – расставаться с тобою, дорогими детьми, хотя и знал, что это ненадолго. Первую ночь я спал плохо, потому что паровозы грубо дергали поезд на каждой станции... Я прибыл сюда в 5.30, шел сильный дождь и было холодно. Николаша встретил меня на станции, по прибытии в Ставку... мне был сделан длинный интересный доклад в их поезде, где, как я и предвидел, жара была страшная... Возлюбленная моя, часто-часто целую тебя... теперь я очень свободен, и есть время подумать о своей женушке и семействе. Странно, но это так».

Она: «24.09.14... Голубчик, я надеюсь, ты лучше спишь теперь, чего не могу сказать о себе. Мозг все время усиленно работает и не хочет отдохнуть. Тысячи мыслей и комбинаций появляются и сбивают с толку... Я перечитываю твои письма и стараюсь представить, что это беседует со мной мой любимый. Как-никак, мы так мало видим друг друга. Ты так занят, а я не люблю допекать тебя расспросами, когда ты приходишь утомленный. Мы никогда не бываем с тобой вдвоем одни...»

«25.09.14 года... С добрым утром, мое сокровище...»

И опять – тайники души: «Эта ужасная война – кончится ли она когда-нибудь? Я уверена, что Вильгельм переживает подчас отчаяние при мысли, что он сам, под влиянием русофобской клики, начал войну и ведет свой народ к гибели. Все эти маленькие государства долгие годы после войны будут нести ее тяжелые последствия. Сердце мое обливается кровью при мысли о том, сколько труда потратили папа и Эрни для того, чтобы наша маленькая родина достигла процветания... Молитвы и беззаветная вера в Божью милость дают человеку силу все переносить...» (Сколько раз она будет произносить эти слова потом – в том, последнем их доме!)

«Наш Друг помогает тебе нести тяжелый крест и великую ответственность, все пойдет хорошо – правда на нашей стороне». («Наш Друг», «Гр.» или «Он» – так она называла в переписке «Святого черта». Этот третий будет постоянно присутствовать в ее письмах. Полтораста раз упомянет она его.)

Николай возвращается в Царское, но вскоре опять «царь уезжает на войну». И как всегда – уже в вагоне он находит ее письмо. Это ее обычай.

Она: «20 октября... Час разлуки вновь приблизился, и сердце сжимается... Но я радуюсь за тебя: ты уедешь, получишь новые впечатления и почувствуешь себя ближе к войскам... Завтра минет 20 лет со дня твоего вступления на престол и моего перехода в православие. Как быстро пролетели эти годы! Как много мы пережили вместе...»

«22.10.14... Какая это низость, что сбросили с аэроплана бомбы над виллой короля Альберта (бельгийского короля. – Э.Р.)... Слава Богу, это не причинило никакого вреда. Но я никогда не слыхала, чтобы кто-нибудь пытался убить государя только потому, что он враг во время войны». (Они все еще жили в XIX веке, и новый век удивлял их.)