Николай II - Эдвард Радзинский

Закончился 1913 год, год высшего благоденствия его империи. 31 декабря он записал: «Благослови, Господи, Россию и нас всех миром и тишиною и благочестием».

6 января 1914 года, будто завершая эпоху, состоялся последний Крещенский парад в Зимнем дворце. В залах выстроились взводы гвардии и военных училищ, императрица-мать в серебряном русском сарафане с голубой андреевской лентой... Аликс – в синем сарафане, шитом золотом, с громадным шлейфом, отороченным соболем, кокошник покрыт бриллиантовой диадемой с жемчугом. Легендарные романовские драгоценности...

В тесной духоте екатеринбургского заключения они будут вспоминать бесконечный холодный мраморный зал, строй гвардии, громадного Николая Николаевича в окружении гигантов гренадеров... Как выходили из дворца на Дворцовую набережную и митрополит спускался на скованную льдом Неву освящать воду в проруби...

1914 год. В тот жаркий июньский день они, как всегда, ушли на яхте с детьми в финские шхеры. Днем к яхте причалила шлюпка с фельдъегерем из Петербурга. Николай прочел две телеграммы и торопливо ушел в свой кабинет-салон. 15 июня в боснийском городе Сараево были убиты выстрелами из револьвера австро-венгерский престолонаследник эрцгерцог Франц-Фердинанд и его жена. В Сараеве, наводненном сербскими националистами, автомобиль почему-то медленно ехал без всякой охраны. Как мишень... Убийца – сербский националист Гавриил Принцип. На языке тогдашних политиков событие это означало: война.

Вторая телеграмма была, возможно, связана с первой. В Сибири в селе Покровском тяжело ранен Григорий Распутин. Его ударила ножом бывшая почитательница Феония Гусева. Распутин – сторонник германской партии, активный враг войны с Германией.

Итак, одновременно возникла причина будущей войны и был устранен, быть может, единственный, кто мог пытаться ее предотвратить и имел влияние на царя. Теперь Аликс была беспомощна. Когда яхта причалила к Петергофу, она быстро прошла во дворец. Запершись в своем кабинете, императрица рыдала.

Что это было? Совпадение? Обычная игра судьбы, столь частая в истории Романовых? Или обычная игра спецслужбы? То ли русской (многие из «камарильи» хотели этой войны, кстати, и великий князь Николай Николаевич), то ли германской (и воинственный император давно грезил об этой войне).

В июле 1914 года броненосец «Франция» с президентом Пуанкаре на борту подошел к русским берегам. Президент приехал договариваться о союзе в будущей войне.

В Петергофском дворце шел прием. Самый блестящий двор Европы встречал французского президента.

Туалеты дам – сияющий поток драгоценных камней. Черный фрак президента среди мундиров свиты. Министр двора – великолепный старик граф Фредерике, пленяющий осанкой и благородными чертами лица, обер-гофмаршал двора князь Василий Долгоруков – высокий красавец с манерами старой аристократии, и лощеный гофмаршал граф Бенкендорф – они составляли удивительное трио, заставившее французского президента вспомнить изысканное великолепие двора Людовиков.

Во время этого приема сидевший напротив Аликс французский посол Палеолог с изумлением наблюдал странную картину, которую подробно описал в дневнике: «В течение обеда я наблюдал за Александрой Федоровной... Ее голова, сияющая бриллиантами, ее фигура в декольтированном платье из белой парчи выглядят еще довольно красиво... Она старается завязать разговор с Пуанкаре, который сидит справа от нее, но вскоре ее улыбка становится судорожной, ее щеки покрываются пятнами. Каждую минуту она кусает себе губы, и ее лихорадочное дыхание заставляет переливаться огнями бриллиантовую сетку, покрывающую ее грудь. До конца обеда, который продолжается долго, бедная женщина, видимо, борется с истерическим припадком. Ее черты внезапно разглаживаются, когда император встает, чтобы произнести тост...»

Бедная Аликс, она знала: приезд президента означал войну. И это уже знали все. На обеде у великого князя Николая Николаевича его жена, черногорская принцесса, будто в наитии выкрикивала: «Раньше конца месяца у нас будет война... Наши армии соединятся в Берлине... Германия будет уничтожена!» Только взгляд царя прервал ее пророчества.

Война. Для Аликс это была ловушка. Теперь она должна все время ее благословлять, должна все время доказывать свой патриотизм и ненависть к Вильгельму, к Германии. Но там, в Германии, жил ее брат Эрни, который должен будет воевать против ее мужа. Там была ее родина, которая пошлет своих сыновей воевать против ее нового отечества. И конечно же, война даст страшный козырь врагам, ее многочисленным врагам... Она уже слышала за собой шепот: «Немка!»

Единственный человек, которому дано было читать в ее душе, был этот сибирский мужик. Он сразу понял... И стал главным противником войны с Германией. Он все время твердил о возможных несчастиях, рисовал апокалипсические картины, шептал ужасные пророчества.

Еще одна тайна Распутина: он всегда предсказывал то, что хотела услышать она. Даже то, что хранила в душе, не смела высказать себе самой, он понимал и высказывал за нее. И она смогла бы сослаться на него, как на голос Бога и народа. Она смогла бы заклинать Николая прислушаться... Но «Старец» лежал раненный в далеком сибирском селе.

Под жарким грозовым небом 60 тысяч человек устроили военные учения. Вечером был прощальный обед на борту броненосца «Франция», военный оркестр играл марши. С судорожной улыбкой она слушала яростное аллегро. И опять всю картину опишет французский посол: «Со страдающим, каким-то умоляющим лицом она просит: „Не смогли бы Вы...“ И Палеолог догадался – жестом руки он велел оркестру замолчать. Она была на грани истерики. И тогда к ней бросилась Ольга.

«Ольга быстро скользила к своей матери с легкой грацией и что-то тихо-тихо проговорила ей на ухо...»

Финский залив был освещен луной, и тень броненосца лежала на воде.

Из дневника Николая:

«19 июля. После завтрака вызвал Николашу и объявил о его назначении Верховным Главнокомандующим впредь до моего приезда в армию... В 6.30 поехал ко Всеночной. По возвращении оттуда узнал, что Германия объявила нам войну.

20 июля. Хороший день, в особенности в смысле подъема духа. В два с половиной отправился на «Александрии» в Петроград] и на катере прямо в Зимний. Подписал манифест об объявлении войны. Из Малахитовой прошли выходом в Николаевскую залу, посреди которой был прочитан манифест. Затем отслужили молебен... Вся зала пела «Спаси, Господи» и «Многая лета». Сказал несколько слов. При возвращении дамы бросились целовать руки и немного потрепали Аликс и меня... Затем мы вышли на балкон на Александровскую площадь и кланялись огромной массе народа... Около шести часов вышли на набережную к катеру через большую толпу офицеров и публики. Вернулись в Петергоф в семь с четвертью. Вечер провели спокойно.

23июля. Утром узнал добрую весть: Англия объявила войну Германии.

24июля. Австрия наконец объявила нам войну. Теперь положение совершенно определенно».

Так началась война, погубившая империи.

31 декабря он оглядывался, как всегда, на прошедший год: «Молились Господу Богу о даровании нам победы в наступающем году. И о тихом, спокойном житье после нее. Благослови и укрепи, Господи, наше несравненное, доблестное и безропотное воинство на дальнейшие подвиги».

А что же Распутин? Поняв, что война уже началась, он быстро переменился. Оправившись от раны, он вскоре вернется в Петербург. А пока шлет телеграммы. Впоследствии будут много писать о некоей таинственной телеграмме, которую тотчас послал Распутин императрице, где он предрек неминуемую гибель в войне.

И сама Аликс в это потом поверила и рассказывала впоследствии в Тобольске об этой таинственной телеграмме. Но я прочел совсем иную телеграмму, посланную Распутиным в эти дни, где Григорий... предсказывает победу:

20 июля 1914 года. «Всяко зло и коварство получат злоумышленники сторицей... Сильна благодать Господня, под ее покровом останемся в величии».

Да, как всегда, он предсказывает то, что хотят сейчас услышать его хозяева.

Но вернувшись в Петербург, почувствовав метания Аликс, Распутин попытался возобновить свои апокалипсические предсказания. И Николай тотчас запретил ему посещать дворец. Как всегда, «Святой черт» переменился. И вот уже он заявляет своим почитательницам: «Я рад этой войне. Она избавит нас от двух больших зол: от пьянства и от немецкой дружбы».

Жгут немецкие представительства, Литературно-художественный кружок изгоняет людей с немецкими фамилиями, будущий премьер-министр Штюрмер думает, не поменять ли ему свою немецкую фамилию. Петербург стал называться Петроградом.

Все споры в Думе забыты. Единение, единение! Как и в Думе, забыты все разногласия в большой Романовской Семье. Теперь, в дни народной войны, Николай получил право простить всех. Дядя Павел и брат Миша возвращаются в Россию. Чтобы здесь погибнуть...