Чистые души. Книга 1 (СИ) - Эм Рина

— Почему?

— Денег требовала. Людмила пока собрала… — женщина махнула рукой.

— Людмила — ваша соседка, которая сперва за три дома, а потом в другом районе?

— Да! Так пока она собрала денег, дочке стало совсем плохо и звонить она не стала. Что звонить, когда дочка умерла? А номер остался и теперь вот мне дала номер. Сама мне позвонила. Я дома сидела, нос высунуть боялась. Люди ведь злые. Им что я, что муж, все равно я виновата с мужем вместе. И вот Люда сама позвонила, когда узнала. Я ей всё-всё рассказала, а она мне ваш номер, и говорит, — женщина наклонилась ниже, — Говорит: «Звони и не думай! Это все не просто так. Если ему такое снилось, значит его демоны заманили, как Светочку мою!».

— Светочка — её дочь? И её заманили демоны, как вашего мужа?

— Да-а! Она мне тогда еще говорила, что Светланке всякое сниться, будто с ней во сне разные люди говорят, с ума сводят. Это они ей наговорили всякого и траванулась она. И потом умерла. От болезни. Потому, что печень всю растворило ядом, как есть.

— Ох-хо-хох! — проговорил Семен. — Давайте знаете как. Вы мне дадите свой старый адрес, ну где вы с Людмилой за три дома жили. И телефон Людмилы и её новый адрес, хорошо? А я вам сделаю скидку.

— Скидку? — переспросила она и её лицо вытянулось. — Какую же скидку? Как вы… скидку? Что же тогда, резать⁈ Я не могу!

Семен тяжело вздохнул и провел рукой по лицу:

— Что резать?

— Ну, кошку.

— Кошку… — повторил Семен странным тоном.

— Мне Людмила сказала, что вам надо мертвую кошку и курицу, обеих черных и золота пять грамм. Или вы мне какую скидку? Если скидку, то уж на целую кошку? Или на курицу? А? Золото-то уж не скинете, наверно⁈

— А кто вам сказал про кошку, курицу и золото? — спросил Семен.

— Людмила. А ей — бабка. Которая ей дочку смотрела и ваш номер дала.

— Имени бабки не знаете?

— Нет. А насчет скидки, вы что имели в виду?

— Знаете что… Бог с вами. Вы мне в оплату отдадите первое, что увидите, когда войдете в дом. Вот и всё.

— У меня первое, что я вижу, это вешалка и занавеска в зал, — обиженно проговорила она.

— Значит принесете вешалку и занавеску.

— А…

— Все. Подписываем. Вот тут, — Семен подтолкнул к ней лист бумаги, на котором медленно проявлялись буквы. Он заметил, что женщина совершенно спокойно смотрит, как они заполняют лист, шевелит губами, повторяя проявляющиеся слова. Как быстро приняла и адаптировалась!

— Все, поняла, согласна. Хотя на кой вам вешалка, я не пойму!

— Там нет ни слова про вашу вешалку. Сказано: первое, что увидите дома. Понимаете? Внизу вам нужно написать первую букву своего имени вместо подписи и все. Никаких дат и росчерков. Ясно?

— Ручкой писать? Или кровью? — с сомнением спросила она.

— Ручкой.

Едва она вывела букву «М», Семен забрал у нее лист, свернул в трубку и сунул в карман:

— До свидания, Мария. Позвоню вам.

— Я Марта!

— Кстати, а где сейчас ваш муж? В СИЗО?

Она покачала головой:

— Нет, его на экспертизу увезли, говорят, он ведет себя странно. Он в желтом доме, в психушке.

Глава 14. Зло подбирается

Домой Семен возвращался через опустевшие улицы, заметенные снегом. Машину он оставил у ресторана, попрощавшись с женщиной, вышел через разлом сразу на противоположную сторону улицы. Повернулся. Марта все так же сидела за столом и сверлила взглядом дверь подсобки, за которой он скрылся. Наверное так и будет ждать когда он выйдет, будет сидеть за столиком до последнего. Пусть себе.

Зазвонил телефон. Он поднял трубку.

— И все равно ты мне не пишешь мне и не звонишь! — обиженно проговорила Карина.

— Я только закончил работу.

— Ты же вчера закончил!

— Сегодня начал новую.

— И её уже закончил? — теперь она смеялась.

— Её начал. Где ты?

— А ты не знаешь?

— Знаю.

— Тогда зачем спрашиваешь?

— Чтобы проверить, — в трубке треснуло, щелкнуло, её голос пропал на миг и он услышал только обрывок от её ответа: «проверь». Семен вышел из теней, опустил телефон в карман и сказал:

— Я все проверю, Карина. Это моя работа!

Она удивленно взглянула, но не на него, на телефон, все произошло слишком быстро. Семен, который уже вынырнул у нее за спиной в собственной квартире, усмехнулся, так забавно она оглядывалась пытаясь понять, почему голос звучит не из трубки. Но усмешка вышла не веселой.

Он шагнул вперед прежде, чем она повернулась, обнял и коснулся губами её шеи. Что-то происходило, его накрывало тоской по ней, хотя она была рядом, в его руках, странное чувство! Он хотел сказать: «кто ты такая⁈» но не мог. Ничего не мог, только сжимать, покрывая поцелуями её щеку и не давать ей повернуться.

Он поднял её, перенес к панорамному окну, прижал лицом к стеклу, целуя и раздевая одновременно.

— Тут высоко, мне страшно, — пробормотала она.

— Ты забудешь про страх, — пообещал он срывая последние кусочки ткани, повернул, прижал обнаженной спиной к стеклу так, что гул прошел по нему сверху донизу; и Карина испуганно вскрикнула, но в следующий же миг её крик превратился в стон наслаждения и закрыв глаза, она изогнулась в его руках.

— Говорил же, ты забудешь про свой страх! — сказал он, яростно сжимая её тело.

Она ещё спала, когда Семен открыл глаза. Сел, огляделся. В доме было тихо, ни Ра, ни Кусимира. Оба где-то бродят второй день. Он накрыл обнаженное тело Карины простыней, оделся, вошел в кабинет, закрыв за собой дверь, снова развесил старые листки с надписями и добавил к ним еще несколько:

«Петровы»

«Муж заказчицы М»

«Светлана»

Все надписи он поместил в колонку под именем «Карина» и проговорив:

— Вокруг тебя одни беды, малышка. Что же такое происходит, а? — убрал их обратно, в стол.

Закрыв ящик, Семен обследовал все углы под столом и под кушеткой, опустился на корточки, позвал Кусимира. Тишина. В кухне в мисках лежал свежий корм и вода была налита.

Семен вышел и прикрыл за собой дверь. Карина все еще сладко спала.

По сложившейся традиции здание психиатрической лечебницы в городе постоянно красили в один и тот же цвет, и в разговорах так его и называли: «желтый дом».

Здание стояло почти в центре города, но от оживленной улицы его отделял большой парк, засаженный кустами и вековыми деревьями, и забор из кирпичных столбов, перемежающихся кованной решеткой.

Тропки в парке хорошо почищены, на ветках лежал свежий снег, а вокруг клумбы, между столбами, работники натягивали елочные гирлянды. В центре клумбы, к которой сходились тропки парка, уже установили елку и какая-то женщина, вся закутанная в пуховый платок, сидела на лавке, не сводя с нее глаз.

Семен прошел мимо, к дверям главного корпуса. У стойки регистрации спросил:

— Привет. Где сейчас стрелок?

Женщина подняла голову, он успел заметить, как профессиональное презрение буквально расцветает на ее лице, пока она не уставилась ему прямо в лицо и тут же расцвела улыбкой:

— Ой, Василий Николаевич! Это вы! А я думала, вы ушли в отпуск!

— Так я и ушел. Где же все-таки стрелок?

— Который? Тот, что соседей убил, или который из рогатки три машины попортил потому, что голоса ему сказали, что это летающие тарелки?

— Первый.

— А, он в десятом отделении, шестнадцатая палата. Но вас к нему не пустят, туда только по разрешению…

Семен не стал слушать, кого пускают к стрелку. Свернув за угол, он приоткрыл пространство и шагнул прямо в нужную палату.

Мужчине на вид было хорошо за пятьдесят, однако по всему чувствовалось, что совсем недавно это был еще крепкий человек, уважаемый, уверенный в себе. Еще было видно, что седые волосы аккуратно стригли, а плечи ещё держались прямо, но спина согнулась в крендель и голова склонилась вниз. Мужчина сидел, сложив руки на коленях и со стороны казалось, он смотрит на собственные руки, но Семен с первого взгляда понял, мужчины, строго говоря, тут вообще нет.