Пророчество Апокалипсиса 2012 - Гэри Дженнингс

— Как это следует понимать? — поинтересовался генерал.

— Ну, по мнению Ритс, Куп наделена мистическими способностями, — ответила доктор Кардифф. — Как-то раз, когда мы распили полбутылки «Реми», она сказала мне, что «своими обсидиановыми очами Куп прозревает божественную межзвездную тьму и касается взором лика Творца». Тогда, правда, я приписала все это воздействию коньяка. Но когда узнала Куп получше, уверенности на сей счет у меня поубавилось.

— Мне все-таки хотелось бы знать именно ваше мнение о них, — настойчиво повторил президент Рааб.

— Я думаю, Куп… жутковата.

— Боюсь, сейчас я знаю о ней даже меньше, чем раньше, — пробормотал генерал Гегберг.

— А что насчет Кричлоу? — спросил президент.

— Она более рассудительна, с явной склонностью к астрономии, математике, сравнительному религиоведению. Учитывая роль этих дисциплин в доколумбовой Мексике, познания Ритс имеют огромное значение. А уж вместе они представляют собой потрясающую команду.

— Но это не объясняет, почему они готовы рисковать там жизнью, — заметил президент.

— Да просто они самые преданные делу, увлеченные, дисциплинированные студентки, каких я знала, — ответила доктор Кардифф. — Нужно понимать: изучение Мезоамерики, особенно тольтеков эпохи Кецалькоатля, — это вся их жизнь. У них больше ничего нет.

— Разве им никогда не хотелось обзавестись мужьями, детьми, машинами, длиннохвостыми попугаями и обвитыми виноградной лозой коттеджами? — спросил президент.

— Очаровательные и милые, эти девушки, разумеется, привлекают мужчин, но работа всегда была для них на первом месте, а также на втором и на третьем. А мужчинам доставалось немногое.

— Нет между ними родственного соперничества? — поинтересовался Брэдфорд.

— Ритс — единственная подруга, которая когда-либо была у Куп.

— Звучит так, словно между ними большая любовь, — заметил генерал Гегберг.

Доктор Кардифф смерила его суровым взглядом.

— Вас интересует, не имеют ли их отношения сексуального подтекста? — (Генерал кивнул.) — Нет, хотя признаюсь, время от времени я сама об этом задумывалась. Но здесь имеет место что-то другое.

— А об их прошлом вы ничего не знаете? — неуверенно спросил президент.

— Очень немного, — ответила доктор Кардифф.

Это было не совсем правдой. Ей удалось пару раз соприкоснуться с личными тайнами Куп, и это оставило настораживающие воспоминания.

Однажды за кофе они с Ритой вели разговор о возникновении звезд — одной из проблем, относившихся к сфере научных интересов Кардифф. Что-то из рассуждений молодой девушки не понравилось Монике, она подалась к Рите со своей характерной, наводившей на студентов страх усмешкой и, оказавшись с ней нос к носу, сказала:

— Что-то сегодня ты мелко плаваешь, уточка.

Слово «уточка» на кокни означало проститутку, и Куп, как оказалось, это знала. Она тут же всунулась между Кардифф и своей подругой и прошипела:

— Нечего называть ее потаскухой, сука!

Кардифф отпрянула, пораженная тоном Куп, а главное — ее дерзостью.

Подобный выпад в отношении профессора, да еще с такой репутацией, как у Кардифф, был для академической среды чем-то небывалым. Но даже больше, чем это неслыханное нахальство, ее озадачил блеск в глазах Куп.

Кардифф решила разобраться с Ритс в другой раз, и такая возможность представилась ей меньше чем через неделю. На факультетской вечеринке, приняв коктейль, Рита позволила себе пренебрежительное высказывание о том, к чему Кардифф относилась с благоговением.

— Наука — это всего лишь служанка религии. Правда, как служанка, мечтающая стать хозяйкой, она изрядно продвинулась на пути к тому, чтобы самой превратиться в религию.

— Где это ты почерпнула такую нетерпимость к науке? — решила не оставаться в долгу Кардифф. — Уж не проснулось ли в тебе детство со «змеиными плясками» и говорением на неведомых языках? И теперь деревенщина с Аппалачей будет учить меня астрофизике? Это тот самый образ мыслей, который привел к сожжению кодекса майя и заточению Галилея.

Подавшись к Рите, Кардифф снисходительно усмехнулась и отметила во взгляде собеседницы затаенную обиду: та заморгала, у нее даже задрожал подбородок. Обычно, одержав победу, Моника оставляла поверженного противника в покое и наслаждалась триумфом приватно, но на сей раз ей хотелось публично унизить ученицу, которая, как и все они, смотрела на ученую особу, как на смертное божество.

Но тут между ними, оттеснив Риту в сторону, опять встряла Куп.

Кардифф навсегда запомнила ее взгляд — взгляд, который сказал: «Обидишь мою подругу — будешь иметь дело со мной!»

«С этой девушкой лучше не ссориться!» — прозвучал в сознании Моники внутренний голос.

По причинам, так и оставшимся невыясненными, зла Кардифф не затаила. Более того, видя девушек каждый день и узнавая их лучше, она проникалась к ним все большей симпатией и уважением. А к концу семестра они сблизились окончательно: Рита и Куп стали ее лучшими подругами.

— Рита и Куп — лучшие подруги, какие у меня когда-либо были, — сообщила как само собой разумеющееся Кардифф. — Вот все, что я могу о них сказать.

— Но как вы стали их советницей? — осведомился президент Рааб. — Они ведь не астрофизики.

— Я сама не понимаю, почему они выбрали меня на роль консультанта: в этом смысле вы правы. По их тематике мне им советовать особо нечего. Это чуждая мне сфера, если не считать того, что я нахожу весьма интересными их соображения относительно мезоамериканского, а особенно тольтекского, катастрофизма. Эти прозрения помогли мне стать самым авторитетным в стране специалистом в области глобальной теории катастроф. Дала ли я что-то им, в этом у меня уверенности нет, но одно могу заявить ответственно: эти годы были для нас самыми плодотворными. В попытке выявить этиологию упадка Толлана мы изучили все: воздействие глобального потепления, засуху, голод, эпидемии, катастрофические извержения вулканов и падение гигантских метеоритов. Они научили меня учитывать роль религиозного фанатизма, экономического давления и империалистической агрессии. Но боюсь, что сейчас именно мои усилия направили их на опасный путь.

— К сожалению, — произнес, вставая, президент Рааб, — меня ждет Совет национальной безопасности. Какое-то чрезвычайное заседание. Бог знает что.