Новый мировой беспорядок и индийский императив - Шаши Тарур

Однако, несмотря на очевидные преимущества, которые могут принести новые технологии, РКИК ООН мало что сделала для того, чтобы прояснить механизм передачи технологий таким образом, чтобы это имело четкие правовые и политические последствия. Вместо этого она остановилась на риторической позиции, которая не позволяет дать определение на практике. Формулировка прав интеллектуальной собственности (ПИС) в Повестке дня на XXI век Рио-де-Жанейрской конференции "Земля Саммит возник не на пустом месте. Он основывается на опыте таких стран, как Индия и Южная Корея, которые столкнулись с огромными препятствиями в получении технологий для реализации Монреальского протокола по веществам, разрушающим озоновый слой, 1987 года. В то же время в "Повестке дня на XXI век" заложены серьезные ограничения. Документ призывает государства "поощрять, облегчать и финансировать... передачу экологически чистых технологий и соответствующих ноу-хау... на благоприятных условиях,       в том       числе       на льготных и преференциальных". Неудивительно, что при этом не было предложено никакого конкретного институционального или финансового механизма для поддержки такой цели, равно как и сроков ее достижения.

Уже сейчас данные Управления энергетической информации (EIA) показывают, что к 2035 г. выбросы углерода в странах, не входящих в ОЭСР, превысят выбросы в странах-членах ОЭСР более чем на 100%.74       Однако       технологические       инновации в области экологически       устойчивых технологий по-прежнему сосредоточены в странах Глобального Севера, особенно в США, Германии и Японии, на долю которых приходится почти 60% всех инноваций, связанных с климатом. Аналогичным образом, исследования показывают, что большая часть передачи технологий - до 73% - приходится на потоки между развитыми странами, и только 22% экспортируется в развивающиеся страны, причем даже в этом случае большая часть этих поставок приходится на Китай. Его инвестиции в возобновляемые технологии, особенно в солнечную и ветровую энергетику, привели к тому, что МЭА назвало его "бесспорным" лидером роста возобновляемых источников энергии.

К сожалению,       промышленно развитые страны, несмотря на немонополизированность       таких       технологий, отвергают призывы Юга к некоммерческим условиям передачи технологий, мотивируя это несовместимостью такого соглашения с защитой прав интеллектуальной собственности. Скорее всего, это связано с тем, что развитые страны получают огромные финансовые преимущества за счет роялти и сборов с запатентованных ими технологий. Например, в 1995 г. США имели положительное сальдо торгового баланса в размере более 20 млрд. долл. за счет лицензионных платежей и роялти за промышленные процессы, проданные за рубеж. Эта эпопея продолжается и в XXI веке, причем развивающиеся страны, выплатив в 2002 году около 45 млрд. в качестве платежей за интеллектуальную собственность.

Настолько укоренилось представление о том, что режимы интеллектуальной собственности способствуют передаче технологий, что промышленно развитые страны отказались даже рассматривать вопрос об интеллектуальной собственности и передаче технологий, когда некоторые развивающиеся страны, в том числе Индия и Китай, заявили о необходимости рассмотрения вопросов интеллектуальной собственности в рамках дискуссий по технологиям. Несмотря на доказательства обратного, развитые страны во главе с США утверждали, что ПИС стимулируют инновации и не являются препятствием для передачи технологий. Динамика этих споров проявилась на саммите в Копенгагене, где США успешно исключили из итогового документа любое упоминание об ПИС.

В конечном счете, технологии - это лишь одна из граней контроля, осуществляемого Глобальным Севером. Несмотря на то что необходимость адекватного финансирования для борьбы с изменением климата хорошо осознается, механизмы,       объемы и сроки остаются недостаточными. По оценкам Всемирного банка, повышение глобальной температуры на два градуса может привести к постоянной потере ВВП в Южной Азии до 5%, а в прибрежных районах - к еще более значительным потерям в 38%. Адаптация к такому повышению температуры будет стоить от 70-100 млрд. долл. в год в период с 2010 по 2050 год. Кроме того, только на политику смягчения последствий изменения климата в развивающихся странах в ближайшие двадцать лет потребуется от 140 до 175 млрд. долл. в год. Для поддержки перехода к низкоуглеродным технологиям в ближайшие два десятилетия миру потребуется около шести триллионов долларов в год, причем не менее 60% этой суммы придется на развивающиеся страны.

После окончания Второй мировой войны развитые страны мира обязались оказывать помощь в рамках программ официальной помощи развитию. Однако с самого начала в способе распределения помощи на цели развития существовал системный изъян. На протяжении 1950-х годов развивающиеся страны настаивали на создании финансового института ООН, решения в котором принимались бы на основе суверенного равенства. Богатые страны во главе с США выступали против этого проекта, отказываясь создавать финансовый орган, решения в котором принимались бы в ООН. В результате многолетних переговоров в качестве компромиссного варианта была создана Международная ассоциация развития (МАР).

Это решение, в конечном счете, благоприятствовало развитым странам, поскольку основными его учреждениями были Всемирный банк и МВФ. При этом он оставался связанным правилами голосования Всемирного банка, что означало сохранение контроля над ним со стороны основных спонсоров.

Если история переговоров по изменению климата что-то и показывает, так это то, что развитые страны практически всегда не выполняют своих финансовых обязательств, особенно в области изменения климата и устойчивого развития. Сразу после того, как в Рио-де-Жанейро в рамках Повестки дня на XXI век развивающиеся страны обязались выделять на эти цели до 0,7% ВНП, официальная помощь развитию (ОПР) фактически сократилась с 62,4 млрд. в 1992 году до 48,7 млрд. в 1997 году. В 2005 г. общий объем помощи, оказанной двадцатью двумя богатейшими странами развивающимся странам мира, составил всего 106 млрд. долларов, что на 119 млрд. меньше обещанных 0,7% и является предательством цели 8 Целей развития тысячелетия, под которой они подписались с такой помпой.

На практике ОПР часто бывает непредсказуемой, плохо целевой и не доходит до тех мест, где она необходима. По оценкам, только около 24% двусторонней помощи реально финансирует инвестиции на местах. Даже в тех ограниченных объемах, которые были обещаны в качестве помощи, никогда не было ясно, какой объем средств может быть напрямую связан с охраной окружающей среды. По результатам самооценки, проведенной странами ОЭСР с использованием рио-де-жанейрских маркеров в 2010-2011 годах, только 21% от общего объема ОПР можно было в той или иной степени связать с экологией. Для устранения этих недостатков развитые страны на Копенгагенском саммите обязались выделять 100 млрд. в год на оказание помощи развивающимся странам в смягчении последствий изменения климата и адаптации к ним. Однако само обязательство является неудовлетворительным: во-первых, развитые страны не обещали финансировать эту сумму, а согласились попытаться ее мобилизовать. С другой стороны, сама сумма является скорее политическим обещанием, не основанным на каких-либо разумных научных или экономических оценках.

В конечном итоге даже эта сумма стала предметом ожесточенных споров. По оценкам ОЭСР, богатые страны уже