Горы дышат огнем - Веселин Андреев

Если бы не полсотни человек, собравшихся на этой поляне, можно было бы подумать, что ничего здесь не изменилось за последние столетия. Одни стоят, опершись на винтовки. Другие сидят, и дула винтовок торчат над их головами. Некоторые, опершись на локоть, улеглись на классическое партизанское ложе — пружинящие ветки деревьев. Несколько человек протянули руки к костру на краю поляны, отвернув лица от дыма. Все расположились полукругом.

Невообразимая пестрота царит в одежде этих людей — выгоревшие штормовки, брюки гольф, короткие куртки, потрепанное военное обмундирование, дубленые полушубки, полицейская форма, сапоги, туристские ботинки, цырвули, кепки, береты, фуражки.

Присутствие этих пятидесяти мужчин оживляет все вокруг. Ходить небритыми здесь не принято; партизаны следят за своим внешним видом. Они слушают, устремив взгляды перед собой и поеживаясь от холода. По их лицам можно безошибочно угадать, что думает сейчас каждый из них. Одни одобрительно кивают головой, беззвучно шепча что-то губами; другие скептически пожимают плечами, третьи так сжали дула винтовок, что побелели руки.

Выражение лиц все время меняется: то пробежит тень недовольства, тревоги и гнева, то посветлеют они от веселой шутки или высказанной надежды.

Когда Янко закончил речь, все пришли в движение. Было видно, что людей окрылила надежда: что-то должно произойти, не может не произойти! До этого некоторые опасались, что будет предпринята попытка скрыть ошибки. Сейчас об этом не могло быть и речи.

Эти слова — начальник штаба первой Софийской военно-оперативной зоны — мне очень понравились. Звучали внушительно, и существование такой стройной военной организации порождало чувство уверенности. Мы будто сами становились более значительными.

Говорил Калоян.

Сначала я сомневался в том, что он — офицер. Думал, что форму он надел для того, чтобы облегчить путь в горы, однако мне сказали, что он действительно подпоручик запаса. Прекрасно! Не бог весть какой у него чин, но все-таки офицер. Специалист. Придет время, и у нас будут генералы. Не такие генералы, как прежде (такие мысли были бы оскорбительны), а настоящие, выдающиеся партизанские командиры.

Калоян был среднего роста, худощав, но его густые брови, большие глаза и полные губы придавали ему солидность. Очень смуглый, с черными волосами, лет тридцати.

Сразу было видно, что он интеллигент (оказалось даже, потомственный интеллигент, так как происходил из учительской семьи). Впрочем, все профессиональные революционеры в то время были похожи друг на друга: интеллигенты растворялись в рабочей среде, рабочие становились интеллигентами. В пятнадцать лет — комсомолец, потом — член партии, секретарь районного комитета, член окружного комитета, сотрудник аппарата ЦК партии, инструктор ЦК комсомола. Затем ссылка, с сорок первого года — в подполье, ответственный за работу среди солдат софийского гарнизона, начальник штаба зоны. Просто и ясно.

Первый смертный приговор. Он сразу же находит одно практическое решение: жениться. Тогда его жена, участвовавшая в подпольной работе, всегда сможет сказать, что встречалась с ним, как с мужем. С подпольного свадебного торжества — прямо на явки. В тот день их было три. С присущим ему ироническим безразличием он встречает и два следующих смертных приговора. Потом ему сказали, что Венка убита. Только после победы он встретит ее, живую (а сколько времени он переживал эту смерть!). Убита была ее сестра, Аннушка, наша Аннушка Драгиева...

Густые брови и острый взгляд придавали ему сердитый вид, а его манера говорить лишь усиливала это впечатление. Указательным пальцем он часто делал такое движение, будто перечеркивал что-то, а саркастическое подергивание уголков губ придавало его лицу язвительное выражение. Видимо, эта внешняя суровость говорила о его характере, а опасная работа, которую он проводил в казармах, тоже наложила свой отпечаток. В дружеской беседе он становился намного мягче, лицо озаряла неожиданная улыбка. Он морщил нос, и глаза его светлели.

Калоян и раньше бывал в отряде. Теперь он подробно анализировал его деятельность... На первой конференции, в июне, мы четко определили стоящие перед нами задачи: расширить связи с членами партии, ремсистами, ятаками; удвоить число партизан; вести обучение военному делу; разведать некоторые крупные военные объекты; начать усиленную боевую деятельность.

«...Кое-что сделано, — продолжал Калоян. — Однако этого недостаточно. До прихода грузовика с оружием вы воздерживались от крупных операций. А сколько времени прошло с тех пор? Вам был послан военный инструктор. Вы усиленно готовились... А потом?..»

Вопросы, вопросы... Однако это не обвинения, это призыв к борьбе.

Где он сейчас? Остался ли в живых? Я даже спрашиваю себя, а существовал ли он вообще? Спрашивал товарищей: не было такого Стойко. А я вижу его яснее ясного. Этот образ, вероятно, складывался в моем сознании годами, обрастая чертами других людей. Тогда это у меня единственный выдуманный образ. Невольно я вспоминаю Цвейга: в памяти «события укладываются, как камни на дне потока; они трутся друг о друга и изменяются до неузнаваемости. Они прилаживаются друг к другу, меняются местами, каким-то непонятным образом принимают форму и цвет». Цвейг утверждает также, что Стендаль не мог сказать, действительно ли, находясь в армии Наполеона на Сен-Бернаре, он «переживал» то, что описал в своих мемуарах, или же эти переживания были впоследствии навеяны одной гравюрой...

Стойко сидит на бревне возле костра, стряхивает пепел с веточки, а иногда наставнически поднимает ее вверх.

— Мы ушли в горы не для того, чтобы ни за что погибнуть, а чтобы уберечь себя. Сколько в Болгарии коммунистов? Если все бросятся в открытый бой против этой страшной организованной махины, опирающейся на гитлеровскую Германию, все погибнут. Этого только и ждут фашисты.

— Чтоб тебе пусто было! Ты-то в бой не рвешься, так что не погибнешь! — замечает бай Станьо и обметает веткой каравай, большой, как колесо телеги. Винтовку он повесил за спину и, когда поворачивается, того и гляди выколет глаз рядом стоящему, поэтому все держатся от него подальше.

— Ты — большой герой, если только есть кому драться вместо тебя!

— Вон уж где Красная Армия! — важно продолжает Стойко, не обращая внимания на возражения. — Кто будет её встречать? Кто будет строить новое государство?..

— Эх, вредный ты человек! Не беспокойся, найдутся люди и для этого. Только наголодаться до тех пор придется вдоволь.

— Ладно, дай человеку высказаться! — нервно выкрикивает бай Димо.

— Не в твои годы слушать такие сказки!

— Ты свои годы считай. Правильно говорит человек!

Только один бай Димо и сказал: «Правильно». Остальные же либо посмеивались, либо одергивали Стойко. А тот невозмутимо продолжал рассуждать. Почему-то я вижу его только со спины — широкие плечи, крупная голова. Может, то