Гений - Джесси Келлерман

— Приезжай сюда.

— Я бы предпочел избежать огласки.

— Ты сказал — диктуй условия. Я диктую.

Он замолчал, начал говорить, снова замолчал. Это только укрепило меня в подозрении, что сделка могла состояться, только если я приеду к нему. Другого не дано. Либо он пытался собрать меня и отца в одной комнате, либо получил четкие инструкции указать мне мое место.

— Детский сад, — наконец сказал Тони.

— Глупо было бы предполагать, что я буду вести дела по чужим правилам.

— Он действительно хочет купить. Это серьезное предложение. Серьезное и уже просчитанное.

— Сколько?

— Не понял.

— Сколько рисунков он хочет приобрести? Я выезжаю на дом только к тем клиентам, которые готовы сделать мне серьезное предложение. Ну вот и давай посмотрим, серьезно его предложение или нет. Сколько он хочет купить?

— Все.

Я вздохнул.

— Не знаю, что ты задумал, Тони, но времени на ваши интриги у меня нет.

— Подожди! Подожди минутку. Это правда. Он хочет купить все рисунки. В том числе и те, что ты уже продал. Ты ведь какие-то уже продал, да?

— Тони, ты с ума сошел?

— Ну ответь. Сколько ты продал?

— Несколько.

— А? Ну скажи! Сколько?

— Двенадцать.

— Ровно двенадцать?

— Примерно.

— Ну так сколько, без примерно?

— Они проданы. Их не вернут.

— И за сколько ты их отдал?

Я ответил.

Тони помолчал минуту.

— Твою мать, — наконец сказал он.

— Вот-вот. Можешь предлагать свою цену, только имей в виду, что покупатель не захочет с ними расстаться. Если только ты не предложишь ему гораздо больше.

— Ладно, об этом мы потом подумаем. Сколько ты хочешь за остальные?

— Они же все были у тебя. Ты мог их оставить себе и не платить ни цента. А теперь ты их у меня выкупаешь обратно? Ты меня, конечно, извини, но не вижу логики.

— Тогда он не хотел их покупать. А сейчас хочет.

— Это у него порыв такой?

— Пусть будет так.

— Да ладно заливать-то. В жизни мой отец не поддавался порывам. Этот сукин сын всегда все просчитывает на сто шагов вперед. Мне очень жаль, что он тебя впутал в это дело. Тони, можно я тебя спрошу? Как ты на него работаешь? Ничего не беспокоит? Как ты умудряешься не слететь с катушек, работая на такого гада изо дня в день?

— Ты многого не знаешь об отце.

— Не сомневаюсь. Такова жизнь. Спасибо, что позвонил.

Я повесил трубку и сразу же пожалел, что наорал на него. В конце концов, ведь это Тони нашел для меня Виктора Крейка. И он терпел мои измывательства бог знает сколько. Мне захотелось перезвонить и договориться о встрече, не в галерее и не в доме отца, а где-нибудь в музее или ресторане. Я боролся с этим своим желанием, боролся весь день, так что к вечеру, когда пора было идти домой, я уже порядком разозлился.

Вот сучий потрох! Что он о себе вообразил? Наверняка именно он, мой дорогой папочка, придумал бросить мне такой жирный кусок — рисунки Крейка. Ну конечно! Это не Тони. Тони просто действовал от его имени. Отец всегда так себя ведет. Заключает сделку, а потом меняет правила игры. Дарит подарки, чтобы человек был ему чем-то обязан. И нечего переживать.

Да, я завернул Тони. А что такого? Сколько раз мне приходилось пресекать попытки отца встретиться. Зачем ему со мной сближаться? Извращение какое-то. Я ничего им не должен. Виктор Крейк пришел ко мне из небытия. Я практически откопал его на помойке. И я сам сделал всю работу. Один.

Через два дня мне уже почти удалось убедить себя в том, что я прав. И тут мне пришло еще одно письмо. Такой же аккуратный почерк Виктора, такая же белая бумага, такие же простые слова, повторенные снова и снова.

Глава тринадцатая

Дозвониться до Саманты оказалось непросто. Дома никто не подходил, а мобильный сразу переключал меня на автоответчик. Я оставил два сообщения в первый день и еще два во второй. Я боялся навязываться и терпел еще сутки, а потом все-таки перезвонил ей на работу. Она, похоже, удивилась и не очень-то обрадовалась моему звонку. Я сказал, что уже давно пытаюсь ее найти, и подождал, пока она придумает отмазку. Саманта не стала напрягаться.

— Мне очень нужно с тобой увидеться, — начал я.

— По-моему, это ни к чему.

Она думала о чем-то другом и, по всей видимости, неправильно меня поняла.

— Да не в этом дело. Я еще одно письмо получил.

— Письмо?

— От Виктора Крейка. (Она промолчала.) Ну того художника, помнишь?

— А, извини. Ты же не рассказывал про первое.

— Тебе отец ничего не говорил?

— Нет. Значит, ты можешь теперь с ним связаться?

Сначала я решил, будто она говорит об отце. Вроде это такая глупая шутка.

— Обратного адреса нет. Тебе отец точно ничего не говорил?

— Точно.

— Странно.

— Почему странно?

— Я просто думал, что ему хотелось поделиться с тобой подробностями. Рассказать, как продвигается расследование.

— Это не мое расследование. Им занимались вы с отцом.

— Как бы то ни было, я должен тебе это письмо показать. Давай я за тобой заеду…

— Подожди.

— Что такое?

— Не надо.

— Почему?

— Потому что… потому что не надо, и все.

— Я ведь не про это…

— Я поняла. Все равно, не надо нам встречаться.

— Почему?

— Не хочу, и все тут.

— Саманта…

— Ну пожалуйста! Я не хочу больше об этом говорить. Давай лучше все забудем и станем жить, как жили.

— Я тебе клянусь, что дело не в этом.

А кстати, что она имела в виду? «Все забудем». Можно не повторять ошибки, но изменить то, что было, мы не в состоянии. Мне все понравилось той ночью, и ей вроде бы тоже. Воображение мое совсем разыгралось, я две недели только и делал, что вспоминал эти часы. Мне показалось тогда, она довольна, но, может, я чего-то не заметил? Так увлекся, что принял отстраненность за экстаз? Я спал с ней, и мне было хорошо. Я устал, немного растерялся, мне было даже чуть-чуть одиноко. А она, что чувствовала она? Что-то невыразимое, то, чего не опишешь словами? Саманта не торопилась выставить меня вон. Смотрела ли она мне в глаза, когда одевалась? Нет, но так ведь часто бывает. Я с удовольствием поцеловал ее на прощанье. И вовсе мне не показалось, что мы видимся в последний раз. Что она возьмет и вычеркнет меня из своей жизни.

Саманта сказала:

— Если ты ищешь предлог, чтобы…

— Чтобы что?

— Чтобы встретиться…

— Ты издеваешься? Я ж тебе говорю, дело…

— Не надо…

— Ты меня слышишь вообще? — Я так и видел, как она сидит за столом, сердито нахохлившись и надув губы. Вертит ручку. И придумывает, как меня отшить. Жалеет, что связалась со мной и теперь не может отцепиться…

— Я тебе сейчас по факсу копию письма пришлю. И ты решишь.

— Давай.

Через десять минут она перезвонила.

— Ладно.

— Спасибо.

— И все равно, тебе нужна не я.

— Тогда скажи, кому мне звонить.

— В полицию.

— Твой отец сказал, они ничем не смогут помочь.

— Они сделают больше, чем я. Ты ведь даже не в моем районе.

— И что теперь?

— Я…

— Ты единственная в курсе того, что происходит. Мы еще не сделали экспертизу ДНК и не разобрали журналы.

— Так, стоп. А я при чем?

— Он наверняка говорил с тобой о расследовании.

— Вскользь. Но…

— Значит, ты в курсе, хочешь ты того или нет. И не говори мне, что тебе плевать, чем дело кончится. И кончится ли вообще.

— А мне плевать.

— А я тебе не верю.

— Не хочешь — не верь.

— Он бы хотел…

— Слушай, только не начинай.

— Я уже начал. И ты начала. Это было его расследование, но он умер. И мы должны закончить начатое. Мне нужна твоя помощь.

— Не могу я! — Она заплакала.

Я вдруг понял, что кричу или, по крайней мере, очень на нее давлю. Попробовал извиниться, но Саманта и слушать не стала.

— Ты вообще, что ли, ничего не понимаешь? Я не хочу с этим связываться.

— Прости меня, пожалуйста…

— Заткнись! Плевать мне на дело. Понял? Насрать! И на дело, и на письмо твое, и вообще на все! Оставь меня в покое! Ты понял?

— Я…

— Просто скажи, что ты понял. Я ничего другого слышать не желаю.

— Я понял, но ведь…

— Я не желаю слышать! Все, я вешаю трубку, и проехали.

— Погоди!

Она уже не слышала. Из трубки раздавались короткие гудки.

Я позвонил в полицию. Оператор не понимал, чего я от него хочу. Пришлось взять письма (вернее, копию первого письма, само оно осталось в лаборатории) и тащиться к метро на Западной Двадцатой улице. В полиции затеяли ремонт, и дежурный сержант ни слова не расслышал. Он направил меня к полицейскому в соседнюю комнату, подальше от грохота.

— О как, — сказал полицейский. Похоже, он совсем очумел от моей истории. — То есть, я так понял, вы с кем-то в Квинсе уже общались?