История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 12 - Джованни Казанова

Читатель может вспомнить причины, по которым я мог не любить этого человека, но, несмотря на это, я не нашел в себе силы не прийти ему на помощь, решившись даже поручиться за него, если он покажет мне, что вскоре сможет сам заплатить. Впрочем, сумма, как я думал, не должна была быть слишком велика. Я не понимал, почему сам трактирщик не мог оказать ему эту услугу. Но я все увидел и понял, как только вошел в его апартаменты.

Он встретил меня, бросившись обнимать, прося все забыть и выручить его из трудного положения. Я увидел, войдя туда, три пустых чемодана, потому что все вещи, что в них лежали, были разбросаны по комнате, его любовницу, которую я знал и которая имела основания меня не любить, его сестру, которой было одиннадцать или двенадцать лет и которая плакала, и его мать, которая ругалась и проклинала его, на чем свет стоит, называя Медини мошенником и говоря, что она пойдет в магистрат, чтобы заявить, что ей не позволили забрать ее платья и платья ее дочерей за его долг возчику. Я сразу спросил у хозяина, почему он не сделал поручительства, при том, что, имея у себя этих людей и все их имущество, он ничем не рискует. Хозяин ответил, что все то, что я здесь вижу, недостаточно, чтобы оплатить возчика, и что он не желает более держать в своем доме этих вновь прибывших. Пораженный тем, что всего, что я вижу, недостаточно, чтобы покрыть долг, я спросил, сколько же он составляет, и увидел запредельную сумму, подписанную самим Медини, который оставался спокойным, предоставляя, чтобы я сам разбирался. Сумма составляла 240 римских экю; но я не был уже столь удивлен, когда узнал, что этот возчик ему служил уже шесть недель, перевозя его из Рима в Ливорно, затем в Пизу, затем по всей Тоскане, и везде его содержал. Я сказал Медини, что возчик не может принять от меня поручительство на столь значительную сумму, но даже если он будет столь глуп, что примет, я ни за что не решусь его дать. Медини говорит мне пройти с ним в другую комнату, заверив, что он меня убедит. Два стражника хотели пройти туда вместе с нами, справедливо указывая, что должник может убежать через окно; я заверил их, что я его не пущу, и они разрешили пройти одним, и в этот момент пришел возчик, который, поцеловав мне руку, сказал, что если я поручусь за графа, он оставит его на свободе и даст мне три месяца на уплату долга. Этот возчик был тот, который увозил меня из Сиены вместе с англичанкой, которую соблазнил француз-комедиант.

Медини, великий болтун, наглец, лгун, смелый, никогда не отчаивающийся, решил меня убедить, показывая мне распечатанные письма, которые рекомендовали его в пышных выражениях первым знатным домам Флоренции; я их прочел, но не нашел ни в одном распоряжения дать ему денег; он мне сказал, что в этих домах держат банк, и что, играя там, он уверен, что заработает значительные суммы.

Другой источник заработка, который он мне показал, и который содержался в большом портфеле, была груда тетрадей, в которых содержались три четверти «Генриады» Вольтера, превосходно переведенной итальянскими стансами. Эти стансы, эти стихи не уступали стансам Тассо. Он рассчитывал закончить во Флоренции эту прекрасную поэму и представить ее эрцгерцогу; он был уверен не только в великолепном подарке, но и в том, что станет его фаворитом. Я рассмеялся ему в лицо, потому что он не знал, что эрцгерцог лишь притворяется, что любит литературу. Аббат Фонтэн, достаточно искусный, развлекал его натуральной историей, в остальном, этот принц ничего не читал и предпочитал дурную прозу самой прекрасной поэзии. То, что он любил, были женщины и деньги.

Проведя утомительные два часа с этим несчастным, полным ума, но лишенным здравого смысла, и очень раскаиваясь, что пришел к нему, я, наконец, очень коротко сказал ему, что не могу ответить за него, и направился к двери комнаты, чтобы уйти, но тут он посмел схватить меня за колет.

Отчаяние приводит людей к подобным поступкам. Медини, слепой от ярости, схватил меня за колет, не имея в руке пистолета, не помня, что я, возможно, сильнее его, что я избил его в кровь во второй раз в Неаполе, и что сбиры, хозяин, слуги были в соседней комнате; однако я не был настолько труслив, чтобы их позвать, я взял его обеими руками за шею, придушив, будучи больше его на шесть дюймов, и отстранив его от себя, так что он не мог сделать мне то же самое. Он немедленно отпустил мою грудь, и я сам схватил его за колет, спросив, не сошел ли он с ума; я открыл дверь, и стражники, которых было четверо, вошли внутрь. Я сказал возчику, что я ни за что не отвечаю, и в тот момент, когда я хотел выйти, чтобы окончательно уйти, Медини прыгнул в дверь, говоря, что я не должен его покинуть. Он хотел выйти силой, сбиры попытались его схватить, и началась битва, которая меня заинтересовала. Медини, безоружный, в комнатной одежде, принялся раздавать пощечины, удары кулаками и ногами четверым негодяям, из которых каждый, между тем, был при шпаге. Тут уж я, держась в дверях, помешал ирландцу выйти, чтобы позвать народ. Медини, окровавленный, потому что у него был разбит нос, в своей комнатной одежде и порванной рубашке, продолжал бить четверых сателлитов, пока они не убежали от него. В этот момент я пожалел несчастного и зауважал его. В наступившем молчании я спросил у двух ливрейных лакеев, присутствовавших там, почему они не двинулись с места, чтобы защитить своего хозяина. Один из них мне ответил, что он им должен плату за шесть месяцев, а другой мерзавец сказал, что сам хотел бы поместить его в тюрьму. Эта картина меня взволновала. Медини между тем возился с холодной водой, чтобы остановить кровь.

Возчик без уверток сказал мне, что если я не отвечаю за графа, он принимает это за мое заверение, что он должен отправить его в тюрьму.

— Дай ему, — сказал я, — пятнадцать дней отсрочки, и я обязуюсь письменно, если он за эти пятнадцать дней сбежит, выплатить тебе всю сумму.

Возчик, немного подумав, сказал, что он удовлетворен, но он не хочет тратить ни су на судебные издержки; подумав, что это его расходы, я решился заплатить, не обратив внимания на сбиров, которые претендовали на возмещение того, что он их побил. Слуги тут же заявили, что если я не отвечаю за их ущерб также, они подадут на арест их хозяина, и Медини сказал мне согласиться на их требование тоже. После того, как я записал все, что нужно, чтобы удовлетворить возчика, и заплатил четыре или пять экю, чтобы убрались сбиры, Медини сказал, что хочет еще поговорить со мной, но, даже не ответив ему, я повернулся к нему спиной и направился обедать. Два часа спустя один из двух его слуг явился ко мне, чтобы сказать, что если я пообещаю ему шесть цехинов, он придет меня известить, сразу, как только узнает, что тот решился сбежать. Я сухо ответил ему, что не нуждаюсь в его усердии, так как уверен, что граф заплатит все долги до окончания срока. На следующее утро я известил графа о предложении, которое сделал мне его слуга. Он ответил мне длинным письмом, полным благодарностей, стремясь также заручиться моей дружбой, чтобы, рассчитывая на нее, придать больше чести своим аферам, но я ему не ответил. Его добрый ангел привел между тем во Флоренцию некоего человека, который разрешил его затруднения. Это был Премислас Занович, который затем стал известен, как и его брат, который, обманув торговцев Амстердама, назвался принцем Скандербеком. Я буду говорить об этом в своем месте. Эти два великих мошенника оба плохо кончили.