Тень ведьмы - Евгений Нестеренко

Вокруг по-прежнему было тихо. В окно заглядывал любопытный месяц, освещая комнату матовым светом. С улицы тянуло прохладой.

Мария поднялась и закрыла окно. Поглядела на Марту — та крепко спала, разбросав по подушке волосы. Не было ничего необычного. Спокойная летняя ночь. Но ощущение тревоги не исчезало. Даже не тревоги, а какого-то ожидания. Как будто знаешь — что-то должно произойти. Что-то страшное, но в то же время томительно волнующее. Что-то таинственное и, как всякая тайна, захватывающее душу холодными щупальцами любопытства. Что-то, держащее сердце в напряжении, заставляющее его сбиваться с ритма.

За окном раздался тихий скрип и легкий стук по стеклу. Мария, замирая, посмотрела — в окно билась летучая мышь, хлопая крыльями по стеклу, словно желая пройти сквозь него.

— Что тебе нужно здесь? — прошептала Мария, отступая. — Кто звал тебя? Созданье ночи, твое место там, в спящем небе, под луной. Лети прочь!

Нетопырь на миг застыл, затем махнул крыльями и исчез.

Мария присела на кровать. Сон покинул ее, а ощущение тревоги оставалось. Она накинула на плечи одеяло и стала глядеть в окно. Чей голос звал меня, подумала она. Или все почудилось мне, этот зов был лишь сном, иллюзией?

Дверь в комнату начала медленно отворяться. Беззвучно, плавно, в звенящей тишине.

Мария смотрела на дверь, не в силах пошевелиться. Непередаваемое ощущение ужаса и восторга одновременно парализовало ее. Она смотрела на дверь, широко раскрыв глаза.

Дверь отворилась полностью, но за ней никого не было. Прошло несколько мгновений, и тьма за дверью начала сгущаться, принимая контуры человеческой фигуры. Свет луны пронзил фигуру, она впитала его и налилась багрянцем.

В комнату шагнула женщина в темно-красном платье.

Теперь Мария увидела, что это графиня. Белеющее лицо графини было обращено к Марте. Графиня бесшумно шла к кровати, на которой лежала девушка.

Мария молчала. Ей начало казаться, что она исчезла из комнаты и находится где-то далеко-далеко. А здесь только ее тело, без души, без чувств и без желаний. Она не понимала происходящего, или не хотела понимать. Разум отказывался что-либо объяснять, он мог лишь отчужденно созерцать.

Графиня остановилась у кровати Марты и склонилась над спящим телом. Вокруг все так же густела тишина и заглядывал в окно лунный свет. Только было страшно, до боли страшно. Мария почувствовала, как леденеют и начинают трястись руки. Она хотела вспомнить какую-нибудь молитву, но слова исчезли, они перемешались, образовав неразборчивый и непонятный клубок. Она хотела закричать, но голос отказывался повиноваться.

Но вот графиня обернулась и Мария увидела ее окровавленные губы. По подбородку, на шею стекала кровь. И были в крови руки. Мария не видела Марты, но она знала, что с ней случилось что-то страшное, что-то такое, чего Мария не хочет видеть.

Графиня не шевелилась. Она пристально смотрела на Марию. Кровь капала с ее пальцев и Марии казалось, что она слышит, как стучат капли об пол.

Комната преобразилась. Поблек и налился кровью лунный свет, все вокруг окрасилось багрянцем. Комнату наполнило множество голосов. Они шептали что-то неразборчивое, какие-то странные слова, расплывающиеся неясным эхом. Была ли в них злоба? Скорее, насмешка, презрение, вызов. И было в них Зло.

Мария боялась посмотреть графине в глаза. Ей казалось, что если она это сделает, то душа ее не выдержит. Но непонятная сила завладела ею, убеждая непременно увидеть взгляд графини. Заглянуть в глаза Смерти. Она подняла глаза и посмотрела.

И затрепетала. Столь тяжел был взгляд графини, что давил на глаза сильнее камня. И одновременно был он пронзительно бесстрастным. Он проходил насквозь, словно не замечая препятствия. Он ужасал, волновал, восторгал и дразнил. Он леденил и зажигал. Он убивал. Его нельзя было избежать, от него нельзя было скрыться, про него нельзя было забыть.

Странная улыбка вдруг появилась на губах графини, разрывая запекшуюся кровь. Графиня шагнула к Марии, протягивая руки вперед…

Мария открыла глаза. Щебетали птицы, серый рассвет завладел комнатой. Утренняя свежесть вливалась в распахнутое окно.

— Марта! — позвала Мария, с замиранием вспомнив ночной ужас.

Марта не отзывалась. Лицо ее покрывала молочная бледность, дыхания не было слышно.

— Марта! — вскричала Мария, подскочив к подруге и тряся ее за холодное плечо.

— Ну, чего орешь? — Марта уставилась на Марию сонным взглядом. — Или уже шесть часов?

Мария не отвечала. Она была в растерянности.

— Слушай, что-нибудь случилось? — беспокойно спросила Марта, заметив необычно тревожное выражение на лице подруги.

— Слава богу! — выдохнула Мария, — все в порядке… А я уж думала… Мне, Марта, такой страшный сон приснился! — пояснила Мария. — Будто… Будто тебе плохо. Ты как себя вообще чувствуешь?

— Как чувствую? Как всегда, плохое настроение с утра, особенно когда поспать не дают!

— Нет, правда с тобой все в порядке?

— Да в порядке, в порядке. Голова только болит — не надо было, видно, так долго в холодной воде вчера барахтаться…

Мария присела на кровать рядом с Мартой.

— Значит, все мне приснилось. Давно я таких кошмаров не видела.

— Да что тебе там привиделось? — заинтересовалась Марта. — Давай, рассказывай!

Мария рассказала.

Марта долго молчала, потом вдруг захихикала.

— Ты чего? — удивилась Мария.

— Знаешь, что я тебе скажу? — ответила Марта. — Ты побольше книжек своих читай — еще не такое приснится!

— При чем тут книжки?

— При том, что ты каждый раз начитаешься всякой дури, а потом тебе кошмары снятся! Я еще удивляюсь, как к тебе принц-жаба во сне не явился!

Мария тоже рассмеялась.

В это время колокол пробил шесть.

Отец Савелий посмотрел на незнакомца.

— Издалека идете, наверное? — спросил он.

— Да, батюшка, пройти довелось немало, — проговорил незнакомец, криво усмехнувшись.

— Что в наших краях ищете?

— Не то, чтобы ищу, но слыхал я, странные вещи здесь творятся… протянул незнакомец. — Люди везде одинаковы. Охочи они до сказок. Бывает, за хороший сказ можно страннику и кров получить, и пищу…

— Здесь ты хороших сказов не найдешь, — нахмурился отец Савелий. — Здесь люди гибнут.

— Ах, батюшка, да ведь гибель-то еще поболее людей интересует, нежели, к примеру, вечная жизнь. Страшным сказкам охотнее верят, потому как они больше на правду похожи…

Отец Савелий промолчал.

— А тут, говорят, вурдалаки водятся, — не то спросил, не то подтвердил незнакомец.

— Никто здесь более не водится, — ответил отец Люцер, с удивлением отмечая растущую внутри неприязнь.