Колумб Земли Колумба - Хейно Вяли

— Это ты лучше скажи ему, — ворчит Левша и отворачивается.

Человек, названный тюрбанфюрером, сплевывает, почесывается и садится к столу, сколоченному из необструганных досок. Небрежно сдвинув на край стола тарелку, ложку и остатки еды, он закуривает сигарету. Раздраженно затянувшись несколько раз, он бросает на дверь мрачный взгляд.

Опустив руку в карман пиджака, в дверях стоит высокий тощий мужчина. У него плешивая голова, под носом тонкой полоской чернеют старательно подстриженные усики, улыбка обнажает крепкие зубы. Он улыбается, но в то же время его жестокие, холодные глаза бдительно сверлят лицо сидящего у стола мужчины. Мрачность того сменяется под взглядом пришедшего растерянностью.

— Опять плохое настроение, господин штурмбанфюрер? — спрашивает Старик с иронией.

— Да-а, тюрбанфюрер Хусс сопит уже неделю подряд… — хихикает Левша злорадно. — Сопреет совсем на своем матраце, хотя бы проветривал себя иногда, навозная душа.

— Чего же ты хочешь, танцевать я перед тобой должен, что ли? — рычит Хусс и смотрит Старику в глаза. — Тут даже забудешь, какая разница между летом и зимой. Болота да топи, топи да болота. Как волк в лесу.

— Если ты солдат — выполняй приказ и не брюзжи! — резко прерывает его Старик, но тут же меняет тон и прибавляет с усиленным пафосом. — И не забывай святую нашу присягу до последней капли крови бороться против красной чумы! Мы великие борцы…

— К чертям болтовню! — прерывает его Хусс и цинично улыбается.

— Поумнел, ой как ты за это время поумнел, господин штурмбанфюрер! Уж не хочешь ли ты переметнуться к большевикам? Твоя рожа им наверняка не понравится, сразу поднимут тебя высоко… за шею!

— Пугаешь?! — спрашивает Хусс и зло смеется. — Что тут заживо сгнию, что там повесят, один черт! Тьфу, испугал ты меня, точно!

Оба меряют один другого взглядами. Резким движением Старик выхватывает из кармана портсигар. Закурив, выпускает несколько колец дыма и холодно замечает:

— Не мудри, Хусс! Стисни челюсти покрепче, чтобы мне действительно не требовалось напоминать тебе о судьбе парней, у которых нервы не выдержали. Давай радио граммы.

Безмолвно достает Хусс из тайника под столом несколько исписанных листков бумаги и протягивает Старику. Тот быстро скользит глазами по строчкам.

— Хм, они там ропщут, свиньи! Пусть явятся сюда роптать. Что? Это что? Почему сразу не доложил!

— А когда? Вцепился мне сразу в горло! — зло огрызается Хусс.

— Двадцать восьмого… Это же… завтра ночью! — восклицает Старик. — Ну, парни, наконец-то! Не зря мы мучались! Эти шельмы прибудут оттуда не с пустым карманом, тысяча чертей! — Старик энергично потирает руки. — Пора, Хусс, вызывай «Скорпиона»!

Хусс молча надевает наушники. Зажигается лиловато-розовая контрольная лампочка. С удивительной быстротой неуклюжая рука радиста подрагивает на ключе, отбивая знаки морзянки — затверженный сигнал. «Гадюка» ищет в эфире своего таинственного ядовитого партнера…

— Есть связь! — сообщает Хусс через несколько минут.

Старик кивает и закуривает новую сигарету. Медленно диктует он с листка бумаги зашифрованный текст. Отрывисто стучит ключ. Левша, присевший на край нар, с почтительным любопытством сначала следит за их работой, потом тихонько выходит из бункера.

— Чертово отродье! — шепчет Хусс и поднимает испуганный взгляд. — Связь оборвалась, «Скорпион» нас не слышит. — Он снова включает контрольную лампу. Она мигает нормально.

Покусывая от волнения губы, следит Старик, как радист торопливо и нервно копается в аппарате. От этого нет проку — в наушниках по-прежнему бьется тревожащий слух сигнал: «Вас не слышим! Вас не слышим!» Хусс в растерянности. Его сообщник комкает сигарету и нервно барабанит пальцами по столу. И вдруг оба резко поворачиваются. В руках у Старика направленный на дверь револьвер, радист — в лице ни кровинки — тянется к висящему на стене автомату.

В дверях возня. Левша, чертыхаясь, вталкивает в бункер двух мальчишек в красных пионерских галстуках.

— Вот эти щенки, — объясняет Левша громко и сипло, — свернули антенну. Сопляки, чуть было не удрали!

Старик, к которому вернулось равновесие, быстро подходит поближе и резко задирает подбородок одного из мальчишек. На лице у того испуганное изумление.

— Товарищ… товарищ Хансен?

— Вы… ты тут?! — Старик ошеломлен. — Как ты сюда попал? Кто тебя провел? — кричит он.

Звено, шагом марш!

Отгоняя руками злые комариные стаи, сидят пионеры, прижавшись друг к другу у бункера и напряженно ждут. Перед ними густой кустарник, а дальше на фоне розовеющего неба становится все черней зубчатый силуэт леса.

«Тий-тий-тий! Тий-тий-тий!» — через короткие промежутки подает условный сигнал звеньевой. На лицах ребят волнение и растерянность, смешанная с надеждой, они прислушиваются и затем снова озабоченно сутулятся. Лес молчит, и незаметно гаснет за зубчатым краем леса розовый отсвет. Над головой невидимая рука зажигает первую поблескивающую лампочку-звезду.

— Они заблудились! — вздыхает Сальме и заламывает пальцы так, что они начинают трещать. — Стемнеет и…

Ааду решительно поднимается.

— В конце концов, я отвечаю, ясно? Ребят надо найти. Ты, Сальме, пойдешь со мной, а ты, Яан, останешься тут старшим.

И только попробуй удрать из штаба!.. Ну, пошли!

Осторожно ускользают они в чащу. Остающиеся провожают их долгим взглядом. Нижняя губа Урмаса вот-вот задрожит, светлые ресницы Яана взволнованно мигают. Сунув руки глубоко в карманы штанов, он мгновение спустя вытаскивает их оттуда, кашляет, бросает исподлобья взгляд на своего товарища, выпячивает грудь и командует:

— Звено, на месте!

— Звено, на месте! — командует он снова, но Урмас не двигается. — За мной шагом марш! Ну скорее же!

— Куда ты идешь? — Испуганный Урмас хватает его за рукав.

Яан сбрасывает его руку и повторяет:

— Был приказ: звено, шагом марш! Ну!

— Ааду не велел уходить отсюда! — сопротивляется звено, состоящее теперь из одного человека.

— Сейчас приказываю я! — объявляет начальник тоном, не допускающим возражения.

В позе человека, готового к бою — голова втянута в плечи, корпус наклонен вперед, — Яан шагает впереди, высоко поднимая ноги. Боязливо озираясь, идет за ним по пятам Урмас.

— Наша задача — не терять их из виду. И обрати внимание: они не должны ни видеть нас, ни слышать!

— Но и их не видно больше!

— Это не важно! — машет Яан рукой. — Мы пойдем по следу… Видишь, здесь стебли затоптаны.

Урмас шмыгает носом и плетется следом за Яаном. Однако шаг следопыта становится все неувереннее.

— Очень быстро темнеет, — сообщает Яан спутнику. — Но это неважно… Даже хорошо, что темнеет, звезды будут ярче. Потому что я передумал: мы лучше будем двигаться по азимуту. Это гораздо надежнее, верно?

— У нас же нет ни карты, ни компаса! — сетует Урмас.

— «Карты и компасы»! — презрительно передразнивает Яан. — Карта и компас для беспомощных… У нас есть звезды. Смотри, вон та, самая яркая… м-м-м… Я сейчас не могу вспомнить. Но это и не важно: А мы будем держаться от нее на два пальца влево, и это еще надежнее, чем по компасу!

Противные заросли сменяются сумрачным подлеском. Среди веток ели копошатся какие-то птицы. И снова тишина вокруг, которую нарушают лишь приглушенное дыхание мальчишек и потрескивание веток, вдавливаемых подошвами в мягкий мох. Время от времени между вершинами елей сверкает яркая звезда, и Яан протягивает к небу два пальца.

— Все в порядке! — шепчет он на ухо своему спутнику. — Мы идем точно!

— Но куда? — шепотом спрашивает Урмас.

— Куда? — задумывается Яан. — Ну, во всяком случае, вперед!

Неожиданно из ближайшего куста слышится яростный шорох.

— Ложись! — хрипит Яан и бросается на землю, затаив дыхание.

Топ-топтон, топ-топтон, топ-топтон… — удаляются чьи-то бегущие шаги.

— Это… я думаю… Кажется, был заяц? — с одышкой говорит Урмас, когда все снова стихает.

— Да, конечно, зайчишка, да! — быстро соглашается Яан. Словно немного стыдясь чего-то, оба встают.

— А ты не струхнул, а? — неуклюже спрашивает Яан.

— Но на тебя тоже будто… страх напал, верно?

— Иногда лучше быть немножко боязливым, чем слишком смелым! — ловко уклоняется Яан от прямого ответа. — Ну, двинемся дальше!

Разговор у костра

Левша подбрасывает дрова в затухающий костер. На мгновение все вокруг погружается в густой полумрак. Но затем из горького дыма выпрыгивает шустрый язычок пламени. Осторожно, словно нащупывая, он лижет сухие поленья, сжимается, чтобы взять разгон и, разбрызгивая искры, снова вырваться вверх. Пламя становится большим и ярким и рисует дьявольские пляшущие тени на вертикальных стенах напоминающего окоп укрытия.