Том 3. Стихотворения 1918-1924 - Валерий Брюсов

24 мая 1895

Спинозианы

Утром жадно пахнут розы,Утром грезы грезят вслух —И холодный бог СпинозыДля меня и нем, и глух.

Но вечерний мрак наляжетНа раскрытые цветы.«Ты — один», — мне кто-то скажет,«Мы — одни», — вздохнут мечты.

Нет веселости беспечной,И душе, во мгле тревог,Так понятен бесконечныйИ предвечно-мертвый бог.

Июнь 1895

«Я люблю у застав переулки Москвы…»

Я люблю у застав переулки Москвы,Разноцветные, узкие, длинные,По углам у заборов обрывки травы,Тротуары, и в полдень пустынные.

Эта тихая жизнь, эта жизнь слободы,Эта тишь в долетающем грохоте,Там свободно на сердце свевают следыГородской утомительной похоти.

В рассмеявшейся паре у ближних воротОткрывается сердцу идиллия,И от скучного хора всемирных заботЯ к стихам уношусь без усилия.

28 июня 1895

«Я часто размышлял о сущности вещей…»

Тоска неясная о чем-то неземном.

Я часто размышлял о сущности вещей,Я их лишал и красок, и пространства,Но все ж не мог лишить последнего убранстваИ видел смутный рой мелькающих теней.

И я боролся вновь, и вновь искал вселеннойВне времени, вне всяких чувств моих.Она являлась мне, но искрою мгновенной,Мелькнувшей в вечности и жившей только миг.

27 июля. 1895

К ветрам

Заветные ветры! скользя по пустыне,Развейте мою молодую тоску,Пусть ляжет она, как посев, по песку,Пускай прорастет в волчеце и полыни.

Скажите, скажите — зачем одинокСидит в стороне он, задумчиво-хмурый,У ног своих чертит тростинкой фигурыИ долго, и долго глядит на песок.

Зачем, почему он, бродя по становью,Глядит только в землю, молчанье храня,Тогда как другие — все славят меня,И мучат стихами, и мучат любовью.

Покинув палатку, зачем по ночамОн долго глядит на небесные знаки?Какие заклятья он шепчет во мраке?О чем говорит безответным пескам?

Он ей отдался, бесконечной пустыне,Он шепчет признанья звездам и песку —Развейте же, ветры, развейте тоску,Она прорастет в волчеце и полыни.

7 августа 1895

Два мака

Наши души — два яркие мака,У которых сплелись лепестки;Опуская во мглу стебельки,Их головки сверкают из мрака.

О как пусто, как темно кругом!Что вокруг — мы не знаем, не знаем,Но друг друга мы жадно ласкаем,Мы живем, потому что — вдвоем!

Пролетит ураган издалека,Эти стебли откинет во мрак…Осыпайся, надломленный мак,Ты не в силах цвести одиноко.

7 августа 1895

Весталка

У забора, где травы так редки,Как весталки, — горды, молчаливы,Прижимаяся к краю беседки,Подымаются стебли крапивы.

Позабыты, отвергнуты садом,Эти жесткие стебли угрюмы,И наполнены девственным ядомНеизменные, злобные думы.

Вот над ними проносятся тучки,Вот лучи пробегают стыдливо, —Но всегда наготове колючки,И всегда недовольна крапива.

16 августа 1895

Слишком

Слишком, слишком много счастья!Переполнена душа,И стою я, не дыша,И к ногам готов упасть я.

Звуки, звуки! Гимн победный,Песни, строфы торжества!Но зачем же все словаСлишком жалки, слишком бледны!

И стою — стою безмолвно,Жду неведомых стихов,Но для грезы нету слов:Слишком, слишком сердце полно!

17 августа 1896

«Торжественно-больное беспокойство…»

Торжественно-больное беспокойство,В тебе родник невысказанных строф.Я так томлюсь, я зарыдать готов,Но верую в целительное свойствоЗадумчиво слагаемых стихов.

В какой же мир уносятся квинтины?К каким, к каким и рифмам и мечтам?Лежит туман над далями картины.И лишь дрожат листвою апельсины,И лишь волна дробится по камням.

Я шлю привет и контурам акаций,И дальнему встающему лучу…Но вдруг дрожу — бессильно хохочу,Ломаю, рву игрушки декораций,Зову мечту… зову я. — и кричу!

А! Это что? десятки новолуний,Расплавленный текущий алебастр —И я плыву среди горящих астр.А летний день слился с весной в июне,И зло с добром сосватал Зороастр…

Измученный, я надаю… подушкиГорят огнем… в раскрытое окноДалеких ветл виднеются верхушки.Все просто так, все тихо, все темно, —И квакают на озере лягушки.

17 августа 1895

«Полно, не во сне ли видел я вчера…»

Полно, не во сне ли видел я вчера,Что воскресли снова наши вечера!Полно, не во сне ли я бродил с тобой,Любовался небом в ризе голубой.

Нынче дождь беззвучно бьет в мое стекло,Тучами все небо нынче облегло,Годы, как и прежде, делят нас с тобой,И готов смириться вновь я пред судьбой.

17 августа 1895

«Иду но бульвару. В померкшей листве…»

Иду но бульвару. В померкшей листве,Как бабочки, роем блестят фонари,Как бабочки, роем в моей головеНелепые думы шумят и. шумят.И сумрачны дали вечерней зари,И в думах туманен закат.

Какие-то грезы, как Солнце, зашли,Какая-то ложь, точно сумрак, легла,Все странно, все чуждо — вблизи и вдали,Иду, позабывши куда и зачем.Иду — безответна туманная мгла,И свет отуманенный — нем.

Неясные думы проходят в уме,И так же проходят фигуры людей:Мелькнувши на миг, исчезают во тьмеИ снова, мелькнувши, приходят назад,И снова спешат, и во мраке аллейИдут и идут наугад…

И нету предела земному пути,И мы не дождемся желанной зари!Мы будем всю ночь неизменно идти,Не зная, куда и зачем мы идем,И будут гореть нам в листве фонари,Гореть похоронным огнем.

1 сентября 1895

Охота за кабаном

Я слышу лай моих любимых дум,Их голоса и радостны, и звонки;И вот к крыльцу коня подводит грум,И вот Мечта — с хлыстом и в амазонке.

Вперед! вперед! Взвилися и летим,Скалистый путь; о камни бьют копыта;Вершины гор свиваются, как дым;Как дальний вихрь, спешит за нами свита.

Вперед! вперед! затравленный кабанВсе ближе к нам; все громче свист и крики…Но вдруг обрыв, — бездонный океан…Плыви, мой конь, по волнам Атлантики!

Вода и ночь, и звезд на небе нет;Друзья плывут, во мгле друг друга клича.Со мной Мечта — туманный силуэт,А там вдали — желанная добыча.

17 сентября 1895

«В глуби пустыни, в безвестном оазе…»

В глуби пустыни, в безвестном оазеЯ жил одиноко, любимец фантазий.Ночь для меня одевалася в блестки,Ручей повторял усыпленные всплески,Пальмы шептали, цветы лепетали…Закат распускался в причудливой дали.В глуби пустыни, в безвестном оазеЯ годы провел в опьяненьи фантазий.

И так странно-неприятно было мне услышать ропот,Полувнятный дальний рокот,Голоса и конский топот,Было мне услышать странноРопот жизни караванной.

Увидать коней и женщин, и товары, и палатки.Я в рабах искал загадки,Нагруженному верблюдуЯ дивился, точно чуду,От людей я сторонился,И, смотря, как те повсюду смело ходят, топчут травы,Волны мутят для забавы,Я страдал, и я томился,И фантазии молился,

Но ушел караван, я остался одинПосреди незаметных руин.И так чуждо, и так странноВ вечер мглистый и туманныйПрозвучали в дали звуки,Звуки жизни караванной.

И так чуждо, и так странноЗамелькали в мгле туманнойПестро крашенные вьюки,Поезд шумный и нежданный.

И, в оазе фантазий таинственный царь,Я пришельцев встречал, словно робкий дикарь,Укрывался от них за кустами алоэ,Я от женщин бежал, я дрожал пред рабами,А в душе у меня, как цветок над сухими стеблями,

Расцветало Былое.

26 сентября 1895