Ищущий убежища - Бернард Найт

— Т-т-т… так, это моя земля. — Деревенский староста пришел в полное замешательство, в его голосе отчетливо зазвучали нотки страха.

— И лошадь твоя там пасется?

Последовала едва заметная пауза, но староста вынужден был признать, что привязанная к колышку лошадь, пасущаяся за домом, принадлежит ему.

— Серая кобыла в яблоках с черным кольцом на правом глазу! — провозгласил Джон торжествующе-обвинительным тоном.

Ну и что? Лошадь как лошадь, — ответил Ральф с испуганным упрямством.

Ну и что? — прорычал коронер. — Лошадь как лошадь? Кобыла принадлежала убитому, о чем заявили свидетели, которые последними видели его в Хоунитоне.

Гервез и Болдуин, стараясь не упустить ни слова, прислушивались к перепалке, — как, впрочем, и Гвин, Томас и группа озадаченных присяжных. Деревенские старосты пользовались такой же дурной славой, как и шерифы с коронерами: являясь представителями поместных лордов, они только и занимались тем, что изводили крестьян от рассвета до заката.

Ральф юлил и вертелся, как загнанная в угол лисица, однако вырваться из рук коронера было не так-то просто.

— Да не знаю я, откуда прибрела эта скотина, — пробормотал он в отчаянии.

— Ну конечно, — усмехнулся Джон. — Она сама зашла на твой участок и привязала себя к колышку. Неужели у тебя хватит наглости заявить, что убийство близ деревни и то, что в деревне появилась принадлежавшая убитому лошадь, — это чистой воды совпадение?

Ральф потупился.

— Я ее нашел, — ничего другого он сказать не смог.

— Давай, выкладывай все начистоту! — заорал коронер. — Я хочу услышать все!

— Говорю вам, я ее нашел! Она бродила в лесу между нашей деревней и Данстоуном, паслась среди деревьев. Я посмотрел — хозяина нет — и подумал, что она, наверное, его сбросила, или он раненый, или погиб, может, в нескольких милях отсюда. Ну, я и решил привести кобылу к себе домой и подержать, пока хозяин не объявится.

— Ха! Очень правдоподобная история. Ты, конечно, и пальцем не пошевелил, чтобы разыскать хозяина. Того самого владельца, который, возможно, был сброшен с лошади, ранен или убит?

Староста хранил молчание.

И когда же ты нашел ее?

Э-э… примерно с неделю назад… ага, в прошлое воскресенье. Я решил отдохнуть и отправился в Данстоун, чтобы навестить своего приятеля — данстоунского старосту.

Своего приятеля — данстоунского старосту, говоришь? В прошлый раз, когда я видел вас обоих, вы едва не подрались!

Ответа у поникшего головой Ральфа не нашлось. — На ней были седло или уздечка?

Нет, ничего на ней не было, она бродила по лесу, говорю вам, щипала траву между деревьями. Одному Богу известно, как далеко она забрела.

И ты, конечно, не подумал, что появление одинокой, ничейной лошади необычной масти и обнаруженное в ручье тело убитого солдата могут быть связаны между собой? — с сарказмом спросил Джон.

С чего вдруг? Кобылу я нашел за несколько дней до того, как появился труп. И с чего бы мне тут какую-то связь искать?

Разумеется. Вайдкоум — такое оживленное место, что убитые знатные воины и дорогие боевые кони попадаются тут на каждом шагу.

И вновь деревенский староста не нашелся, что ответить.

— Ты врешь, Ральф, — прогремел голос коронера, — и я проверю твою версию. Но сначала я поговорю со вторым негодяем, с Саймоном, старостой из Данстоуна, и посмотрим, что он скажет по этому поводу.

Ральф сдался:

Он ничего об этом не знает. И вообще, не я нашел кобылу, а Небба. Он-то и продал ее мне за шесть шиллингов. Ему, наверное, нужны были деньги, чтобы уйти из деревни.

Ха, снова всплывает имя Неббы, так, что ли? — резко оборвал его коронер. — Где же он сейчас, интересно? Я думаю, он решил покинуть деревню внезапно?

— Ага, в тот же день, когда вы расследование проводили, коронер, — закивал староста. — Снялся с места и исчез, как и не бывало. Откуда он появился, мы так и не узнали, куда направился — тоже, да и знать не хотим. С тех пор, как он вышел из лесу, на деревню одно несчастье за другим валятся.

Джон повернулся к де Бонвиллю и его сквайру:

— Лошадь подлежит конфискации в пользу королевской казны как имущество, принадлежавшее убитому, — но я полагаю, вам следует забрать ее с собой в Питер-Тейви. Хотя она вряд ли сможет стать компенсацией за потерю брата, она сможет служить, во всяком случае, живым о нем напоминанием. — Он снова повернулся к Ральфу. — А что касается тебя, то мы к нашему разговору еще вернемся.

Староста вперил взгляд в землю под ногами.

— Меня подмывает забрать тебя с собой в Эксетер и швырнуть в тюрьму как подозреваемого в убийстве, но город не обрадуется необходимости кормить еще один рот за общественные деньги. Я знаю, где тебя искать в случае необходимости, и налагаю на деревню еще один штраф в десять марок, — для того, чтобы ты не скрылся в лесу, как только я отвернусь.

Гервез де Бонвилль и его сквайр негромко переговаривались, склонившись друг к другу, когда Джон прервал их снова:

— Мне очень жаль, однако закон есть закон, и его следует соблюдать. Я должен записать ваши показания. Убийство норманнского джентльмена— дело очень серьезное, и, конечно, весьма печальное для вашей семьи.

Лицо Гервеза по-прежнему оставалось вытянутым, однако он выглядел уже не таким бледным, как во время эксгумации. Джон понял, что молодому человеку ни разу не приходилось принимать участия ни в одной из многочисленных военных кампаний, ни в сражениях, отчего насильственная смерть стала для него неким новым и печальным опытом.

— Кто же мог совершить это ужасное преступление? — спросил он. — И как я смогу объяснить все отцу? И Мартину — он был так предан старшему брату…

Джон, выражая сочувствие, сжал его плечо:

— Что касается преступника, нам многое предстоит сделать, чтобы довести расследование до конца, — мы только в самом начале пути. В лесах полно беглых преступников, как вы знаете, и некоторые из них — очень опасные и отчаянные люди. Однако ваш брат, опытный воин, был полностью вооружен и мог позаботиться о собственной безопасности, разве что нападавших было несколько.

Вернулся Томас; тем временем угрюмый староста собрал чуть больше дюжины мужчин из крестьян, чтобы те выступили в качестве присяжных.

У двери амбара Джон снял показания с Гервеза и Болдуина о том, что убитый, несомненно, приходился им братом, что и было добросовестно записано Томасом на пергаментном свитке. Поскольку в ответ на зычное приглашение Гвина никто больше вперед не вышел, единственное, что оставалось коронеру, — это провозгласить, что причиной смерти стал удар ножом в спину, нанесенный неизвестным человеком или людьми, и на этом объявить формальности законченными.

Прежде чем жюри присяжных вернулось к своим оставленным делам, Ральф обратился к коронеру с прямолинейным вопросом:

— А как со штрафом, который вы наложили на деревню в прошлый раз, коронер?

Толпа окружавших его крестьян одобрительно загудела, мужчины закивали головами, потому что именно им нужно было искать деньги, если штраф все-таки придется уплатить.

— Конечно же, тот штраф остается, — заверил его коронер. — На первом расследовании вы не смогли доказать, что убитый — англичанин, а теперь, когда нам стало известно, что убитый норманнского происхождения, ваше поместье оказалось в худшем положении, чем прежде. — Он обвел взглядом окружавшие его лица. — Теперь это штраф за убийство, за то, что на вашей земле был найден убитый, а вы не смогли выдать правосудию того, кто совершил преступление. Недовольно бурча, крестьяне расходились, и Джон заметил, что получил не один тычок локтем под ребра.

Убедившись в том, что Томас записал показания на пергамент как положено, Джон повел свою немногочисленную группу вниз в долину, чтобы обратиться за предоставлением ночлега к Хью Фитцральфу, лорду поместья, который, хотя наверняка уже прослышал о найденном на его землях убитом крестоносце, до сих пор держался в стороне от проводимого коронером расследования.

На следующее утро, вскоре после рассвета, двое из Питер-Тейви уехали, стремясь поскорее добраться домой и сообщить печальную весть Мартину.

После ранней утренней трапезы коронер и его люди занялись приготовлениями к отъезду в противоположном направлении. Джон принес благодарность лорду Фитцральфу за его гостеприимство. Однако, если он и лелеял надежды вернуться домой как можно скорее и избежать таким образом дальнейшего осложнения отношений с Матильдой, этим надеждам не суждено было сбыться. В тот момент, когда конюший привел с пастбища за стойлом коней и мула, на дороге показался одинокий всадник, одетый в конический шлем и кожаную кирасу солдата замка Ружмон. Спешной рысью он приблизился к коронеру, осадил коня и живо спрыгнул с седла. Джон признал в нем одного из солдат, доставивших в Эксетер Алана Фитцхая из Хоунитона. Солдат отдал честь коронеру и сунул руку в притороченную к поясу сумку.