Знак Ганнибала - Михаил Палев

Ирка закурила очередную сигарету, выпустила в меня струю дыма, совершенно не обратив на это внимания, и закончила:

– Вот поэтому и получается, что смерть Кеши Элису выгодна. Во всяком случае, факты говорят об этом. Вроде все так.… Но это чушь! Элис меня бы никогда не бросил! Понимаешь, Славон? Никогда!

– Да-да, разумеется! – с готовностью поддакнул я.

Но Ирка меня не слушала. Она невидяще смотрела в пространство и повторяла, как ревербератор:

– Никогда… – никогда.…

Я понял, что больше мне от нее уже ничего не добиться, и торопливо откланялся, пожелав ей спокойной ночи.

Компания картежников с нетерпением поджидала меня.

– Ну, как там Ирка? – осведомился Элис, тасуя колоду карт.

– Переживает, напилась, – объяснил я ситуацию с лаконичностью, которой позавидовал бы любой спартанец.

– Еще бы! – вздохнул Витюша.

Николаша ничего не сказал, лишь нервно сжал в руке бокал с коньяком. Элис тоже ничего не ответил и начал раздавать карты.

Игра тянулась вяло. Карта мне шла так себе, и я набирал свое на вистах. Не вистовал я только тогда, когда играл Николаша. И объяснение этому было простое: Николаша всегда любил играть наверняка, и остаться без взятки, когда он играл семерную, было так же легко, как и лишиться ног после прогулки на минном поле. Ну а если Николаша заказывал шестерную в пиках, то вистующие на собственной шкуре убеждались в справедливости названия такой игры: «Сталинград». Разумеется, потом следовала долгая и нудная разборка по поводу «перезаклада», с хватанием за грудки и изощренной бранью, но убедить в чем-либо такого зануду, как Николаша, было весьма затруднительно. Однажды он вызвался играть семь бубей и взял девять взяток. Вистовал Элис. Когда донельзя раздосадованный Элис принялся проверять карты, он был предельно возмущен, обнаружив, что при любом раскладе и при самой тупой игре Николаша ну никак не мог взять меньше восьми взяток!

– Ну ладно! – горячился Элис. – Вот, на трефового туза мы берем железно. И пусть ты такой идиот, что отдал бы нам взятку на третью даму в червях. Но где еще одна взятка, где?!

– Откуда я знаю, может, у вас в трефах третья дама? – защищался Николаша.

– Какая третья дама в трефах?! – взвыл Элис. – Ты же сам трефовую даму снес!

– Снес не снес…. – проворчал припертый к стенке Николаша. – Может, я не помню, что я там снес!

Услышав такое наглое заявление, я просто обалдел. А окончательно рассвирепевший Элис дал брату в морду. Врезал от души: Николаша повалился вместе со стулом, набил на макушке шишку и потом долго ныл, утверждая, что заработал ни за что сотрясение мозга. Сочувствия, впрочем, он ни в ком не встретил, поскольку мы все ему дружно, хором, объяснили, что мозги, способные забыть о снесенной карте, необходимо выбивать из черепушки «склеротика», хотя бы из чувства любви к человечеству, в заботе о сохранении генетической чистоты вида гомо сапиенс.

В этом был весь Николаша, и потому я старался вообще против него не вистовать: нервные клетки, как нас учили в детстве, не восстанавливаются.

Впрочем, мало-помалу Элис разошелся и одну за другой сыграл восьмерную, две семерных и одну девятерную. Он играл спокойно, уверенно, и эта его уверенность меня пугала: что, если Борис прав? Что, если Элис действительно решил, оказавшись в отчаянном положении, разыграть кровавую драму? И все, происшедшее с Зябликовым, вовсе не несчастный случай, а лишь этап некоего четко продуманного и уверенно реализуемого Элисом плана? Уж он-то мастер составлять различные планы! И при их реализации Элис проявляет незаурядную настойчивость и изобретательность.

И неспроста здесь замешана эта злополучная картина Жерома. Ох неспроста!

В конце концов Элис блистательно сыграл безусловно ловленный мизер, который мы с Витюшей позорно лажанули, и игра наконец закончилась. Элис остался весьма доволен игрой, но в свете разговора с Иркой у меня все сильнее крепли подозрения: нет ли у его удовлетворенности никаких иных, глубинных причин? Я хорошо знал Элиса и постепенно приходил к выводу, что его превосходное настроение зиждется не на успехе в игре, а на удовлетворенности общим ходом событий. Словно он наблюдает за тем, как тщательно продуманный им план неукоснительно воплощается в жизнь.

Мы вышли из кабинета Элиса вместе с Витюшей и начали спускаться по лестнице.

– Слушай, как ты думаешь, завтра приедут эти… адвокат и мент Бориса? – озабоченно спросил у меня Витюша.

– Не мент, а работник прокуратуры, – машинально поправил я и спросил, в свою очередь, Витюшу: – А что это ты так взволновался? Боишься стать первым подозреваемым?

Однако Витюшу это явно не волновало. Он передернул плечами и безнадежно поинтересовался, очевидно, не рассчитывая на мой обнадеживающий ответ:

– Но… они нас не задержат надолго, да?

Я отнюдь не был настроен подбадривать ближнего своего и сурово осадил обескураженного Витюшу:

– Можешь быть уверен лишь в одном: если один из нас уедет в Бутырку, то остальные смогут наконец отправиться по домам. А вот когда это случится…, не знаю!

– Но они хоть разрешат нам позвонить домой? Мы же имеем право на один телефонный звонок, правда? – уныло вопросил Витюша.

– В принципе я полагаю, что тебе разрешат позвонить своему адвокату, – обнадежил я его, но тут же добавил: – Если, конечно, Борис не будет возражать.

– На фиг мне адвокат, – запечалился Витюша, – мне бы Маринке позвонить! Я ведь уже сегодня должен был приехать домой. А этот… все наши телефоны отобрал и отключил. Прикинь, если мы и завтра отсюда не выберемся?! Страшно подумать, что она сделает!

– Ничего, тебе в прокуратуре справку выдадут, – попытался я утешить Витюшу.

– Мне уже выдавали справки! – простонал Витюша. – Но Маринка ужасно подозрительная. Она уверена, что менты за деньги любую справку выпишут. Помнишь, что было, когда я повстречал Палыча?

Я прекрасно помнил эту историю, хотя лично в ней не участвовал. Но скандал был грандиозный, супругу Витюши родственники и знакомые успокаивали целых два месяца, а Витюша все это время жил у Элиса. С тех пор он должен был минимум три раза в сутки отчитываться жене о своем местонахождении и состоянии организма, что Витюша с тех пор и проделывал с редкостным педантизмом, даже когда после автомобильной аварии он лежал в травматологии со сломанными ногами.

Честно говоря, меня удивляло, что Маринка до сих пор не появилась в доме Карсавиных, невзирая на отсутствие контрольных звонков от Витюши. На мой взгляд, сей факт неопровержимо свидетельствовал о том, что к нам действительно непросто пробиться из внешнего мира – иначе бы Маринка уже была здесь и устроила бы такое представление, что мы сразу позабыли бы о лежавших в сугробе полуобгоревших останках Зябликова.

Я попытался хоть как-то подбодрить Витюшу, но он лишь махнул рукой и скрылся за дверью.

Глава 13

Я пожелал компании спокойной ночи, но не пошел к себе в спальню, а спустился вниз, в гостиную. Борис, развалившись на диване, в ускоренном темпе просматривал кассеты с записями камер наружного наблюдения.

– Ну, что нового обнаружил? – поинтересовался я.

– Ничего, – уныло отозвался Борис. – Камеры не зафиксировали никого из посторонних на участке. А ночью вообще никто не выходил из дома. Похоже, что здесь орудовал призрак. Ну, не мог же мертвый Зябликов сам заползти в инсинератор и самовозгореться?!

– Значит, кто-то проник ночью из дома в гараж, – убежденно заявил я. – Есть тут одно подозрительное местечко, заложенная кирпичом ниша в стене…. Надо будет ее завтра изучить получше.

– Завтра утром здесь появится тот, кто сможет заняться этим по долгу службы, – уверенно заявил Борис. – Поэтому концерт художественной самодеятельностия объявляю закрытым! Вопросы есть?

– Вопросов нет, – вздохнул я. – Разрешите убыть на отдых?

Борис раздраженно махнул рукой и отвернулся к телевизору. Я прихватил тарелку с яблоками и бананами и отправился к себе наверх. Мне показалось, что из кабинета Элиса до меня донеслись какие-то голоса. Впрочем, у Ирки в спальне орал телевизор и было невозможно разобрать, откуда идет звук: все-таки их комнаты были этажом выше. Я зашел в свою комнату, включил телевизор и уселся в кресло. Естественно, не прошло и пяти минут, как в мою дверь постучали, и в комнату, не дожидаясь ответа, вошел Толян.

– Не помешаю? – осведомился он, плотно прикрывая за собой дверь.

– Уже помешал! – недружелюбно отозвался я.

Толян не обратил на мои слова абсолютно никакого внимания и уселся на кровать.

– Будь как дома, закуривай! – предложил я, подвигая ближе к Толяну пепельницу и пачку «Парламента».

Толян закурил.

– Завтра все закончится, – сказал он, выпустив изо рта плотную струю дыма и внимательно глядя на меня. – И я уверен, что кое-кто отправится отсюда прямиком в СИЗО.