ЛЕФ 1923 № 2 - Коллектив авторов

Надя серпом и молотом на балу в Реввоенсовете, чтоб по-хорошему «разговаривал» государственный аппарат с просителями – нужна нам строгая, научно-обоснованная, языковая политика.

Вывод несколько неожиданный:

– Уж не начать ли нам борьбу с бюрократизмом и мещанством с обновления фразеологии?

Это было бы не так уж глупо.

В. Силлов. Расея или РСФСР

(Заметка о пролетарской поэзии)

Самый термин «пролетарская поэзия» выражает не столько сущность данного поэтического явления, сколько заключающуюся в нем тенденцию к переплавке пролетарского классового сознания в пролетарское классовое чувство и к выражению этого чувства. В осуществление такой тенденции и лежит ближайшая и основная задача пролетарской поэзии.

Наивно было бы предполагать, что все идеологические и формальные элементы современной пролетарской поэзии могут быть действительно выработаны в процессе осознания пролетариата себя, как класса, несущего новую культуру. Современный пролетариат, находящийся в буржуазном капиталистическом окружении, воспитанный на господствующей (т.-е. опять таки на буржуазной, идеалистической) культуре, не может не находиться под влиянием, хотя бы, элементов старой культуры.

Все дело только в том, чтобы резко учитывать эти моменты проникновения старого в пролетарскую психику и помнить, что это старое нужно не культивировать, а, преодолев, выкорчевывать из нашего сознания и обихода.

Тема настоящей заметки – анти-пролетарские тенденции в построении образа у пролетпоэтов. Этим я, ни в какой мере, не имею ввиду исчерпать вопрос о влиянии традиции буржуазной поэзии на современных пролетпоэтов; здесь даны лишь материалы по построению образа, наиболее резко бросающиеся в глаза даже при беглом осмотре стихов пролетпоэтов (главным образом, последних изданий «Кузницы»).

Старая теория Потебни дала довольно четкое понимание элементарного построения образа, как средства приблизить описываемое к пониманию воспринимающего путем ассоциативной параллели, в которой один ряд понятий (объясняющий) должен быть ближе «понятнее» чем другой (объясняемый).

Поясним эту теорию примером:

Звенят и брызгают лучами

В окно воркующие дни,

А в мастерской журчат ручьями,

Перекликаются ремни

Обрадович.

В последних двух строках заключен примитивно-построенный образ, в котором вращение ремня (объясняемое) определяется другим более близким для автора – журчанием ручья.

Потебня пишет: «так как цель образности и есть приближение образа к нашему пониманию… то образ должен быть нам более известен, чем объясняемое им».

Исходя из этой теории, можно заключить, что в данном примере для Обрадовича журчание ручья ближе, известнее, чем вращение ремня.

При анализе и построении поэтических образов, теория Потебни дает возможность установить для каждого поэта целые категории явлений ему близких, знакомых, понятных, и категории явлений незнакомых, чуждых психике поэта; отсюда – один шаг к установлению социальной категории, к которой принадлежит сам поэт или на которую он работает.

Пролетариат неразрывно связан с крупными индустриальными центрами, большими городами; от отупляющего влияния деревни к городу – вот путь пролетариата. И современный городской пролетарский поэт, говоря о «природе», о деревне будет объяснять их городскими образами и сравнениями. У человека же деревни восприятие городской жизни неизбежно будет ассоциироваться с образами и сравнениями деревенскими.

Как пример городской поэзии, возьмем поэзию Гастева:

…Мы растем из железа…

…Новая весть достоверная, как железо…

…Бодрая, как звуки мотора…

…Одно мое железное я прокричу…

Эпитеты Гастева:

Кровь – железная

Плечи – железные

Грохот – чугунный

Простор – кованный.

Лексика Гастева:

Станки, молоты, игрек-лучи, вагранок, горн, механизм, балки, угольники, стропила, геометрия и т. д.

Весь этот материал взят всего из двух старых стихотворений Гастева: «Мы растем из железа» и «Оратору», но и его достаточно, чтобы убедиться в том, что Гастев поэт индустрии, поэт города, завода, фабрики, а не ручейков и лужаек.

Возьмем простейшее построение образа у Маяковского (в 1914 г.):

Вдруг –

И тучи

И облачное прочее

Подняло на небе невероятную качку

Как будто бы расходятся белые рабочие

Небу объявив озлобленную стачку…

В небе, красный как марсельеза,

Вздрагивая, околевал закат.

И у Асеева:

Стальной соловей…

Грузчик, поднявший смерти куль

Взбежал по неба дрожащему трапу.

Небо, облака, – понятия относительно чуждые психике горожанина, определяются более близкими и знакомыми: рабочими, стачкой, марсельезой, трапом.

Пролетпоэты строят свои образы в обратном порядке, определяя городское, индустриальное деревенским; при рассмотрении построения образов пролетпоэтов я нашел три основных категории:

A. Определение неизвестного через ассоциации церковно-бытового, мистического характера.

B. Определение города и индустрии через деревенские образы и сравнения.

C. Определение неизвестного путем сказочных и мифологических сравнений.

A.

…И пар, как Ангел белопенный,

Взлетел блистающей струей.

(Герасимов «Железное Цветение» стр. 20).

И дым, как Ангел тиховейный,

Клубил по изголовьям в синий бор.

(Там же; стр. 117).

Листы стальные, как Иконы,

Сияют в золотых огнях.

(Там же; стр. 67).

Согбенный каждый был, кургузый

В заводском склепе погребен,

Сорвал вдруг саван синей блузы

Воскрес, и к солнцу устремлен.

(Там же).

Крещен в купели чугуна

(Там же; стр. 76).

У горнов огненная пена,

Болванок красные гроба.

(Там же; стр. 14).

И день кровавого восстания

Грозу великих мятежей,

Как деву в брачном одеянии,

Мы ждали в сумерки ночей.

(Кирилов, «Отплытие» стр. 25).

Эта жизнь будет храмом для нас;

Труд – веселым и солнечным богом.

(Александровский «Звон Солнца» стр. 117).

Как погребальные над черным гробом свечи

Над городом огни заводских труб;

Горели жертвенники – доменные печи…

(Обрадович «Взмах» стр. 15).

И не в тебе ль рожден с великой крестной ношей

Рабочий исполком.

(Там же стр. 25).

Освобожденный и великий

Я вижу пролетарский лик.

(Герасимов «Ж. Ц.» стр. 9).

Моя душа – ночная искра, –

Из дыма отлетев на миг,

Кружит, кружит меж звезд и быстро

Угасший опускает лик.

(Там же; стр. 13).

Люблю во тьме ловить мерцанье –

Лик осиянный маяка.