Вкус листьев коки - Мюллер Карин

Сантьяго оказался не просто водителем – он был единственной связью с цивилизацией для отдаленных деревень, где не было телефона и дорог. Для них он был и телефонистом, и поставщиком – почти с каждым водителем, встреченным на дороге, у него были какие-то свои дела. Он часто останавливался и заключал торопливые сделки: несколько ящиков манго за то, чтобы отвезти в город две связки сена; пригоршню авокадо в благодарность за то, что однажды помог вытащить застрявший фургон из грязи. Он хранил в памяти все долги и договоренности, а также подробные сведения о каждом крестьянине в округе, его семье и урожае, жизненной позиции, политических взглядах и связанных с ним скандалах. И он хорошо знал дорогу.

– В прошлом году, – рассказывал Сантьяго, пока мы ползли по почти отвесному утесу, нависшему над долиной, – красная «тойота» с водителем и тремя пассажирами рухнула ночью с этой самой скалы. Она пролетела почти восемьдесят метров и скатилась в ров. Слава богу, никто не пострадал, только водитель чуть поцарапал голову. Говорят, это случилось потому, что они не катились, а падали головой вниз; ветки замедлили падение.

Надо запомнить этот совет на случай, если мне когда-нибудь придется падать с утеса.

– А вот от машины ничего не осталось, – печально добавил он. – Здесь, – он указал на обманчиво широкий уступ, нависший над рекой на высоте нескольких сотен футов, – исчез грузовик со множеством пассажиров, и его не могли найти несколько дней. Потом нашли и подняли по этой скале. Водитель был учеником и, видимо, выпил. Ужасный случай.

Сантьяго многозначительно посмотрел на своего семнадцатилетнего сына, который сидел рядом со мной на заднем сиденье.

Не всегда причиной аварии был алкоголь или недостаток опыта. Порой была виновата сама дорога. В сезон дождей она попросту сползала со склона горы, как шарик мороженого из вафельного стаканчика. Иногда смерть настигала пассажиров в виде камней величиной с целый дом, падающих с неба и способных расплющить машину, как мячик для пинг-понга. В последний раз один огромный камень снес тридцать футов дороги, перекрыв Леймебамбе и ближайшим деревням всякий контакт с окружающим миром на несколько недель.

Мы остановились пообедать теплым картофелем в пыльной безымянной деревушке. Сантьяго болтал с хозяевами, а мы умилялись, глядя на их шестимесячного малыша, игравшего с котенком на цементном полу. Когда пришло время уезжать, я заметила в руках у Сантьяго пакет, который извивался и корчился, точно внутри была змея.

– Что там? – спросила я.

– Тихо. Ничего не говори, – прошипел он и одной рукой погнал меня к машине.

Лишь когда мы выехали за пределы деревушки, он сунул руку в пакет и достал оттуда ошалевшего котенка.

– Ты украл кота? – спросила я, подхватывая меховой комочек размером с бейсбольный мяч.

– Это была шутка! – торопливо объяснил Сантьяго. – Сомневаюсь, что он отдал бы его мне. Это соседский кот, который все время забредал к ним в ресторан. Он им уже надоел. – Сантьяго пожал плечами. – Подарю дочке.

За последующие шесть часов пушистый комок обнюхал всю нашу еду и вещи, а его любопытные коготки исследовали каждый уголок нашей машины и рюкзаков. Я держала его на ладони – мягкий, мурлыкающий клубочек. Я и не помнила, когда в последний раз кошачья шерстка мягко касалась моей кожи. Я заснула под песни Сантьяго об одинокой любви – он пел, чтобы не уснуть, – и тихое мурлыканье дрожащего комочка у меня на шее.

Утренний автобус в Кахамарку приехал лишь после полудня. Да, мы можем ехать, сказал кондуктор. Нет, свободных мест нет. Все проходы были заняты скарбом и пассажирами, которые ютились, как сельди в бочке. Внезапно старуха, сидевшая рядом с водителем, заметила веретено, торчащее из моего рюкзака, и для нас тут же нашлось местечко впереди. Она осмотрела мою нить и передала ее другим женщинам. Те пошептались и пришли к выводу, что шерсть нужно почистить, прежде чем прясть дальше. Каждая оторвала себе по кусочку и принялась ковырять шерсть, вытягивая колючки и комочки овечьего помета, разбирая волокна. В центральном проходе выросла гора пушистой шерсти, похожая на облако. А потом они начали прясть, передавая веретено друг другу по очереди.

Я мерила время клубочками шерсти альпака, которые один за другим возвращались мне на колени. Через четыре клубка и четыре часа раздался внезапный хлопок, и автобус остановился. Все вышли и сели в полосатой тени. Водитель и кондуктор разгребли сумки, коробки и достали самую драную запаску, которую я когда-либо видела в жизни. Даже на ее заплатах стояли заплаты. Слоящаяся резина вдоль ее края выглядела, как годовые кольца на пятисотлетнем дереве.

Достали гигантский ключ, а вслед за ним и молоток. Увидев, что они ищут долото, я поняла, что дело плохо. Я взглянула на раздолбанное шинное крепление и пошла вдоль дороги искать местечко помягче, чтобы поспать. День обещал быть долгим.

Солнце опускалось за холмы, когда чьи-то скрюченные пальцы потянули меня за рукав. Мы сели в автобус, оставив позади одинокую черную полосу и вонь горящей резины.

Темнота застала нас в горах. Водитель, тысячу раз проделавший этот путь, выкручивал руль на узких поворотах вдоль острых скал. Периодически он обращался к помощнику, и тот копался в клубке проводов, тянувшихся вдоль его сиденья. Через час после наступления темноты водитель остановился и послал юношу отключить подфарник. Оказалось, нашего невозмутимого водителя что-то все же встревожило.

Через двадцать минут погасла еще одна фара, потом третья. «Генератор накрылся, – шепнул мне Джон, – и аккумулятор скоро заглохнет».

Из-за спустившей шины план изменился, и мы вынуждены были ехать ночью. Все шло к тому, что нам придется ехать при свечах задолго до того, как мы прибудем в Селендин – то есть проделаем половину пути.

Но это была не единственная наша проблема. В автобусе было больше восьмидесяти человек. Каждый раз, когда мы огибали особенно сложный поворот, водитель был вынужден останавливать автобус и высаживать более половины пассажиров, чтобы перегруженная машина не скатилась по размякшей обочине и не рухнула в зияющую бездну. Умный на моем месте вышел бы и прошел оставшиеся тридцать миль пешком с рюкзаком на спине. Но я поступила как трусиха и уснула.

Мы приехали в Селендин, когда уже перевалило за полночь. Большинство пассажиров остались в салоне ждать другого автобуса в Кахамарку, который прибывал утром – через пять часов.

Я попрощалась с женщинами, которые помогали мне прясть. Они подарили мне нечто большее, чем четыре клубка безупречной пряжи. Свитер, который я хотела связать, будет всегда напоминать мне об их добрых лицах и узловатых пальцах.

Угловатые сиденья автобуса были плохо приспособлены для длинных и худощавых людей вроде Джона. Я решила, что лучше найти гостиницу и даже не заикаться об общественном транспорте.

Встав пораньше, я отправилась на поиски такси, которое помогло бы преодолеть оставшиеся пятьдесят миль к югу и доставило бы нас в Кахамарку через край высоких вечнозеленых деревьев, бескрайних пастбищ, пасущихся овец и возделанных полей.

ГЛАВА 11

Закат империи

Путевые заметки: «Сто шестьдесят человек против десяти миллионов. Никогда не угадаете, кто победил».

Кахамарка была жемчужиной прохладных зеленых Анд. Туристы обычно обходили ее стороной, торопясь в Куско – к его разрекламированным достопримечательностям. В Кахамарке же не было руин из идеально ограненных камней, зато она сыграла центральную роль в одном из самых удивительных сражений всех времен – битве последнего императора инков и жалкой кучки испанских конкистадоров.

Это случилось 15 ноября 1532 года. Франциско Писарро и его сто шестьдесят конкистадоров пересекли горный хребет с видом на Кахамарку. Они намеревались перехватить Атауальпу, праздновавшего недавнюю победу над сводным братом Уаскаром в пятилетней гражданской войне. Однако то, что увидели испанцы на том холме, заставило их забыть свои мечты о золоте и славе. Вражеские костры окутали долину дымом, «густым, как звездный ковер небес». Хотя под тяжелыми доспехами будущие завоеватели дрожали от страха, они не смели это показывать, опасаясь, что «их убьют те самые индейцы, которых они привели с собой». Кроме того, бежать им было некуда. Они были в самом сердце вражеской империи. Между ними и их кораблями, где можно было бы спрятаться, лежал второй по высоте горный хребет в мире.