Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI—XVIII века) - Коллектив авторов

сестрам своим любезным, тогда Царь-девица приказала опять духу, чтобы отнес царевен в их отечество и принес бы оттуда весть о здоровье царя Ахридея и царицы Дарии. Дух тотчас подхватил их и вмиг туда перенес. Царь Ахридей и царица Дария вельми обрадовались, увидев любезнейших своих дочерей, но напротив того впали в кручину великую, что Иван-царевич там остался. Они написали к Ивану-царевичу письмо о своем здоровье и отдали духу. Дух, взяв письмо, превратился вихрем и скоро примчал к Царь-девице и отдал ей письмо. Тогда Царь-девица отпустила того духа на волю вечно. И таким образом Иван-царевич жил с прекрасною Царь-девицею в превеликой любови и дружбе множество лет.

25

Сказка о семи Семионах, родных братьях

Был-жил старик со старухою, и жили они несколько лет, а детей не было, и уже к великой старости приходили, как начали молить бога, чтоб даровал им детище, которое б было в старости их помогой в работе. И молятся они год, молятся другой, молятся третий и молятся четвертый, молятся пятый и молятся шестой, а не вымолят ни единого детища; однако чрез семь лет старуха понесла и после родила вдруг семь сынов, которых назвали всех Семионами. И когда старик со старухою умерли, то остались Семионы сиротами, и были они тогда все по десятому году, и пахали свое поле уже сами, и не уступали своим соседям.

В некое время случилось мимо той деревни ехать царю Адору, который был самодержавец всей той области, и увидел работающих на поле семи Семионов. Он весьма удивился, что такие малые ребята пашут и боронят свою пашню, чего ради и послал к ним старшего своего боярина, чтоб спросить, чьи они дети? Боярин, пришедши к Семионам, спрашивал: для чего они, такие малые ребята, работают такую тяжелую работу? На то ему ответ держал старший Семион, что они сироты и что за них работать некому, и притом сказали, что всех их зовут Семионами. Боярин пошел от них и сказал о том царю Адору, который весьма удивился, что столько много родных братьев называются одним именем, для чего и послал к ним того ж боярина, чтоб их взять с собою во дворец. Боярин государев приказ исполнил и взял всех Семионов с собою.

Когда царь приехал во дворец, тогда собрал он к себе всех своих бояр и думных дьяков и спрашивал у них совета таковыми словесами: «Господа мои бояра и думные дьяки! Вы видите сих семь сирот, которые не имеют у себя никаких родственников, я хочу сделать их такими людьми, чтоб после они меня благодарили, для чего и требую у вас совета: в какую науку или художество мне их отдать должно учиться?» На сие отвечали все так: «Милостивейший государь! Как теперь уже они на возрасте и в разуме, то не рассудите ли за благо спросить их каждого особливо, кто в какую науку или художество пожелает пуститься».

Царь принял сей ответ с радостию и начал большого Семиона спрашивать: «Слушай, друг мой, в какую науку или художество пуститься желаешь, то в такую я тебя и учиться отдам». Семион на то ему отвечал: «Ваше царское величество! Я ни в какую науку, ни в художество пуститься не желаю, а ежели бы вы приказали посреди вашего царского двора построить кузницу, то сковал бы я вам столб до самого неба». Царь, видя, что этого Семиона учить не для чего, потому что он и так уже кузнечное ремесло довольно искусно знает, однако не верил, чтоб он мог сковать столб до самого неба, и потому приказал в скором времени посереди своего царского двора построить кузницу. Потом спрашивал другого Семиона: «А ты, мой друг, какой науке или художеству учиться желаешь, то в такую я тебя и отдам». На сие Семион ему сказал: «Ваше величество! Я ни в какую науку, ни в художество пуститься не хочу, а ежели большой мой брат скует железный столб до неба, то я по тому столбу взлезу на самый верх и стану смотреть во все государства и буду тебе сказывать, что в котором государстве делается». Царь рассудил, что и того Семиона учить не надобно, потому что он и так мудрен. После спрашивал третьего Семиона: «Ты, мой друг, какой науке или художеству учиться желаешь?» Семион на то ему сказал: «Ваше величество! Я никакой науке, ни художеству учиться не хочу, а ежели бы мой большой брат сковал мне топор, то я тем топором тяп-ляп, тотчас бы сделал корабль». Царь[159] на то ему сказал: «О! Мне корабельные мастера надобны. Итак, и тебя иному учить уже больше не должно». Потом спросил он четвертого Семиона: «Ты, Семион, какой науке и художеству учиться желаешь?» — «Ваше величество,— сказал ему на то он, — я никакой науке учиться не желаю, а ежели бы мой третий брат сделал корабль, и когда бы тому кораблю случилось быть в море и напал бы на него неприятель, то б я корабль взял за нос и повел бы его в подземельное государство, а когда бы неприятель ушел прочь, то б тогда я опять корабль вывел на море». Царь удивился таким великим четвертого Семиона чудесам и сказал ему: «И тебя учить не надобно». Потом спросил пятого Семиона: «А ты, Семион, какой науке или художеству учиться желаешь?» — «Я ничему учиться не желаю, ваше величество! — сказал Семион. — А ежели большой мой брат скует мне ружье, то я тем ружьем, ежели увижу хоть как далеко птицу, хотя бы она была за сто верст, но только в моем виду, то я ее подстрелю». — «Ну, так ты исправный будешь у меня стрелец», — сказал ему царь. После спросил шестого Семиона: «Ты, Семион, в какую науку вступить желаешь?» — «Ваше величество! — сказал ему Семион. — Я ни в какую науку, ни в художество вступить не желаю, а ежели мой пятый брат подстрелит птицу на лету, то я ее до земли не допущу и, подхватя, принесу к тебе». — «Великий ты у меня вместо легавой собаки в поле служить можешь». После спросил царь последнего Семиона: «А ты, Семион, какой науке или художеству учиться желаешь?» — «Ваше величество! — отвечал ему он. — Я никаким наукам, ни художествам учиться не желаю, потому что я и так ремесло имею предорогое». — «Да какое ж ты имеешь ремесло?