Бриллиантовый корабль - Макс Пембертон

– Капитан, – сказал я, – дайте понять моим людям, что мы предпринимаем путешествие, из которого никто из нас, быть может, не вернется.

– Они это понимают, доктор Фабос!

– И они охотно соглашаются на это?

– Вернитесь обратно – и вы вызовете настоящее возмущение.

– В таком случае, – сказал я, – наступает час, когда мы обязаны исполнить долг, к которому мы призваны!

XIX

Телеграмма с «Бриллиантового корабля»

Сегодня ровно месяц после моего бегства с Азорских островов, и мы с вами переносимся в южную часть Атлантического океана. Чудесное утро, знойный воздух и яркое солнечное сияние. Море блестит и сверкает, точно отполированное серебряное зеркало – безграничное, тихое, молчаливое море с безоблачным горизонтом и дыханием весны южного полушария... Яхта «Белые крылья» мало изменилась с тех пор, как вы ее видели в Вилла-до-Порто.

Внимательный наблюдатель заметит сразу мачту, на которой находится аппарат беспроволочного телеграфа Маркони. Яхта движется медленно, машины ее пыхтят тихо, точно мурлыкают, готовясь ко сну.

Наблюдательный пост носовой части занят дежурным матросом, а на мостике расхаживает мерными шагами второй офицер с видом человека, который давно уже перестал вести активную жизнь. На середине яхты слышны взрывы хохота – они привлекают мое внимание, и я направляюсь туда. Это смеются честные моряки, а жертва их смеха – мой друг Мак-Шанус.

Он поднимается с палубы, методически отряхивает свое платье и говорит мне, что они занимались джиу-джитсу.

– Опять этот маленький желтый дьявол повалил меня на спину, точно черепаху. Говорит: «Почтенному ирландцу не свалить Окиады на пол». Говорю ему: «Ах ты, соломинка, одним большим пальцем собью тебя с ног». «Пусть ирландец попытается», – говорит. Ну, я положил ему руки на плечи и дал ему толчка. О, сыны Ирландии! Не успел я притронуться к нему, как он свалился на пол и... куда делись останки Мак-Шануса? Я повалился вслед за ним, а он подхватил меня на подошвы своих ног и швырнул на двадцать ярдов от себя – меня, в жилах которого течет кровь королей! Он подбросил меня, точно кролика, сэр, а они вот смеются.

Я постарался, как мог, успокоить Тимофея и сказал ему, что нам приготовили завтрак на палубе.

– Я хочу сказать несколько слов Лорри и тебе, – сказал я, – а голодные люди плохие слушатели. Ты развеселил экипаж, Тимофей, это что-нибудь да значит для таких дней. Радуйся, что тебе удалось сыграть такую благородную роль, и идем сейчас же завтракать. У нас сегодня превосходная рыба, приправленная пряностями, и горячие булочки прямо из печки.

– Слушай, – ответил он, – если ты согреешь меня внутри в той же мере, в какой мне жарко снаружи, я продам всю свою одежду туземцам.

А затем спросил меня жалобным тоном.

– Не значит же это, что ты собираешься обратно в Европу, Ин, мой мальчик?

– Ничего подобного нет у меня на уме, Тимофей! Я поговорю с тобой, когда мы получим нашу «грушевку». Мы не для того рождены, чтобы бесполезно проводить время в стране снов. Напомни мне об этом после завтрака.

Когда мы позавтракали и закурили наши сигары, я обратился с откровенной речью к Тимофею и капитану.

– Упрямый человек решил, наконец, уступить своим друзьям, – сказал я. – Вот уже почти месяц, как мы разъезжаем взад и вперед. Мы проплыли полпути до Бразилии и обратно – и не открыли ни малейших следов «Бриллиантового корабля». Когда я согласился покинуть Вилла-до-Порто, я был уверен, что мы захватим еврея, Валентина Аймроза, на море и на том самом судне, которое мы видели, когда возвращались из Южной Африки. Я и теперь уверен в этом... Но что нам от этой уверенности, когда океан хранит свою тайну и никто из нас не может открыть ее? Он убежал от нас, скрылся, как облако, и заставил нас мучиться угрызениями совести, что мы потеряли так много драгоценного времени. Весьма возможно, что заключения мои были ложны с самого начала, и он бежал в Париж или Америку, а «Бриллиантовый корабль» стоит в полной безопасности в какой-нибудь гавани, где ни одно цивилизованное правительство не найдет его. В таком случае все наши поиски никуда негодны. Мы дали ему время привести в исполнение свои планы, скрывая от властей результаты наших исследований, а между тем они вправе требовать от нас полной откровенности. Такие умозаключения вынуждают меня согласиться на ваши желания и вернуться обратно. Мы потерпели неудачу в открытом море. Попытаемся узнать, что скажет нам берег.

– Да, доктор, тяжело отказываться от этого, – сказал капитан, когда я кончил говорить, – но вы, я думаю, совершенно правы. Если бы правительство выслало нам судно на помощь, то курс наш был бы несравненно легче. При настоящем же ходе дел мы ничего не можем сделать, даже если накроем их, и можем лишиться многих людей. Едем в Портсмут и доведем все до сведения правительства. Таково мое слово и так думает, вероятно, Мак-Шанус. Мы сделали все, что могли, и даже больше, чем могли.

– Ай! Как здраво он рассуждает, – прибавил Мак-Шанус. – Я последний человек на свете, который побежит прочь, когда увидит лисицу. Но Ин, мой мальчик, мы пошли ко дну, это так же верно, как свет солнца, а к чему хлестать хорошую лошадь до смерти? Целое состояние просажено на уголь, а море такое горячее, что вся рыба сварится в нем, – и никакого следа, точно от гребного судна. Капитан не отстает от меня в познании других людей, которые имеют право на твое внимание. Поезжай в Европу и наведи справки об их благосостоянии. Там, быть может, есть кто-нибудь, кому скучно без тебя. Поезжай в Европу, говорю тебе, и узнай, что случилось с Анной Фордибрас. Это будет гораздо лучше, чем жариться здесь на солнце и превращаться в подобие негра!

Наши мысли, как видите, вполне совпадали. Мы отправились на поиски «Бриллиантового корабля» и потерпели неудачу. Тем не менее я был по-прежнему глубоко убежден в том, что он плавает в южной части Атлантического океана. Весьма возможно, что Анна Фордибрас находилась именно на нем, а не в Европе. Осторожность говорила мне: «вернись», тщеславие, напротив, шептало: «иди вперед!» Я послушался первого голоса и уступил убеждениям товарищей. Матросы выслушали наше решение молча и заложив руки в карманы. Редко случается, чтобы на судне, возвращающемся домой, были такие довольные сердца и такой молчаливый экипаж. Мы должны были скоро увидеть белые скалы Англии, но мы оставляли позади себя «Бриллиантовый корабль».

Мы направили нашу яхту к северу и провели все утро в мрачном молчании. Мак-Шанус отказался от всякого завтрака, кроме небольшого сухарика и огромной сигары, и затем стал предаваться воспоминаниям. Он, сколько мне помнится, принялся спорить о законе случайностей, вспомнил о каком-то американском гражданине, который на вопрос, счастливый ли он человек, отвечал, что у него как-то раз были на руках четыре туза, когда он играл в покер в бытность свою в Мексике, и что он за всю жизнь получил один только выстрел в ногу. Затем плаксивым тоном он заговорил о том, что ему решительно все равно, жить или умереть, зато он многое дал бы, чтобы иметь возможность узнать, что теперь делается в Гольдсмит-Клубе в Лондоне.