Остров соблазна - Конни Мейсон

Ее беспокоила не только луна.

За этой дверью что-то цвело. Что-то дикое, запретное и неописуемое сладкое. Аромат окружал Еву, повелевая выйти наружу, сдаться, раствориться в экзотическом благоухании.

«Меня манит не только соблазнительный запах какого-то цветка с непроизносимым названием», — со вздохом поняла Ева. Ее зовет что-то, чего нельзя уловить обонянием.

Мужчина. Мужчина, чья спальня находится всего в нескольких шагах от нее.

Николас Скотт не дает ей уснуть.

Ева целый день пыталась себя урезонить, убедить в том, что боится платить по счетам в сделке с черноглазым демоном. Говорила себе, что если сдержит слово — а леди не пристало разбрасываться пустыми обещаниями, — то сделает это исключительно по велению долга. Она стиснет зубы и будет покорно переносить прикосновения капитана, пока в часах не упадет последняя песчинка.

А потом рассмеется ему в лицо и вернется в свою комнату. Ее честь останется непопранной, а правота будет доказана.

Капитану придется доставить ее в Чарльстон, когда он увидит, что охотиться за ее девственностью бесполезно.

Ах, если бы только добраться до Ричмонда, где живет мамин брат! Выйдет ли она, в конце концов, замуж или будет доживать свои дни старой девой у дядиного очага, она сделает все необходимое, чтобы прожить безупречную жизнь. Она никогда не окажется во власти чужих людей. Ее семья позаботится об этом.

Никто никогда больше не будет ее пороть.

И если для этого нужно позволить Николасу Скотту наслаждаться, да будет так. Она выдержит все и уйдет невредимой.

В Ньюгейтской тюрьме у Евы прорезался настоящий талант лгуньи. Но теперь даже она сама не могла проглотить собственную наглую ложь.

Да, Еве было любопытно, что с ней сделает Николас, и она хотела, чтобы к ней прикасались с нежностью, а не со злобой.

И, черт возьми, ей хотелось, чтобы к ней прикасался именно Николас Скотт! Только прикасался. Он обещал.

Но почему же он не хочет этого теперь?

Ева не знала. Она накинула поверх хлопковой сорочки халат и вышла за дверь, пока не успела себя отговорить.

Ей показалось, что щеколда звякнула неестественно громко. Но когда она замерла в коридоре, выискивая в ночной тишине признаки чьего-либо присутствия, то не услышала ничего. Пока отвага не успела ее покинуть, Ева осторожно зашагала по коридору к спальне Николаса.

Она занесла руку, чтобы постучать, но одернула себя. А если ее услышит кто-нибудь еще, кроме капитана?

Ева попробовала повернуть ручку. Та поддалась под ее ладонью. Ева толкнула дверь и проскользнула внутрь.

На большой кровати, возвышавшейся в центре этой мужской территории, не было никого. Но простыни были смяты и разбросаны не меньше, чем на ее постели.

— Если вы пришли за серебром, то ошиблись комнатой.

Голос капитана заставил Еву подскочить на месте. И тут она увидела его. Широкие плечи Николаса вырисовывались в раме высокого окна. Лунный свет заливал его спереди, но Ева различила, что на нем нет одежды. Этого следовало ожидать.

Как же еще может спать владыка острова Дьявола?

Каждая мышца была очерчена в резком контрасте тьмы и света; его тело покрывала серебряными поцелуями луна. Он упирался обеими руками в подоконник, по-прежнему глядя на море. У Евы пересохло во рту.

— Но ведь вы пришли не за серебром, не так ли, Ева?

— Как… — ее голос сорвался, и она шумно сглотнула. Капитан даже не повернул головы. — Как вы поняли, что это я?

— Я знаю звук ваших шагов, — проговорил Николас, медленно поворачиваясь к ней лицом. — Я знаю запах вашей кожи. Что еще вы хотите для меня открыть?

Она хотела открыть ему каждый дюйм своего тела и даже изуродованные места. Но произнести это вслух у нее не поворачивался язык.

— Я хочу открыть вам, что умею держать слово.

Николас медленно пошел к ней. Было слишком темно, чтобы все хорошо разглядеть, но картина, которая складывалась из мимолетных, подаренных лунным светом фрагментов, была изумительна. Однажды в детстве Ева побывала в зверинце и видела настоящего живого льва из Африки. Развевающаяся на ветру буйная грива, пульсирующая сила в каждом движении, необузданная мужественность, сочащаяся из всех пор, — лев в расцвете сил не шел ни в какое сравнение с этим мужчиной. Ева не могла оторвать от него взгляда.

— Я простил вам тот каприз. Вы мне ничем не обязаны.

Его голос прозвучал утробно, как раскатистое урчание. Ей все равно, пусть даже он съест ее живьем.

— Я обязана вам жизнью.

— И вы меня поблагодарили. — Его белые зубы ярко блеснули в темноте. — Или вы пришли поблагодарить меня еще раз, Ева?

— Я пришла, потому что… потому что у вас есть песочные часы и… потому что ни вам ни мне, похоже, не удается уснуть.

Он остановился на расстоянии вытянутой руки. В большой общей камере Ньюгейта Еве приходилось быть невольной свидетельницей разнообразных совокуплений, но она никогда не видела мужчины великолепнее того, что стоял перед ней сейчас, устремляясь к ней налившейся плотью.

— Чего вы хотите? — спросил он.

Какое страшное напряжение ощущалось в его голосе! Ева готова была поклясться, что этот звук может натянуть тетиву и что стрела долетит до самого Бристоля.

— Вы обещали, что… будете только прикасаться ко мне.

— И вы хотите, чтобы я к вам прикасался?

Он приблизился на шаг.

Ева кивнула, не доверяя своему голосу. Он подошел вплотную. Ева положила ладонь на его голую грудь. Сердце капитана бешено колотилось.

— Песочные часы, — прошептала Ева.

— Вы так хотите?

Она кивнула, начиная снимать халат.

— Не надо, — приказал он. — Я сделаю это сам.

Николас пересек спальню и перевернул песочные часы, стоявшие на ночном столике. Потом он медленно пошел к Еве.

— Помните, вы здесь, потому что хотите этого. Вы попросили меня об этом.

В его тоне прорезался зазубренный край чего-то темного и опасного.

— Если я захочу уйти…

— Не захотите. — Его голос понизился до шепота. — Но если все-таки захотите, я не стану вас удерживать. Клянусь всем, что для меня свято.

Капитан замер. Он был абсолютно неподвижен. Еве даже показалось, что он не дышит. Потом, хотя губы Николаса почти не двигались, Ева услышала единственное произнесенное им слово:

— Останьтесь.

Оно провалилось на самое дно сознания, пустив по поверхности мощную рябь. Это одно-единственное слово несло в себе такую острую муку, что Ева резко вдохнула. Долю секунды она как будто чувствовала то, что чувствовал капитан.

Его терзала боль.

Он стоял на краю пропасти и с большим трудом удерживал равновесие.