Бегом на шпильках - Анна Макстед

— Нет, но уверен: ты сама мне все расскажешь.

Стараюсь быть краткой, то есть держаться в рамках диапазона его внимания. Крис трет лицо-так, будто хочет стереть его совсем.

— Он нарочно все преувеличивает. Просто злится, что ты взяла больничный. Знаешь, куколка, ты обломала весь кайф. Кайф обломан — из-за тебя.

У меня нет никакого желания вступать с ним в споры, так что я просто говорю, что мне ужасно жаль, после чего Крис слегка теплеет и предлагает вызвать мне такси. Кроме того, он нежно-нежно говорит, что брать больничные — это мой долг, и вообще, если каждый из нас будет брать свое, всем остальным будет только легче. Меня это ничуть не утешает и не убеждает.

Час спустя, — до смерти утомив таксиста причитаниями, — вваливаюсь к себе в квартиру. Не знаю, чья тут вина, — моя или кокаина, — но я чувствую себя трупом. Нависаю над телефоном, уставившись на него, словно вампир в искушении заказать пиццу с чесноком. А чего я, собственно, боюсь? Хватаю трубку и давлю на кнопку ускоренного набора.

— Эй! — радостно приветствует меня Бабс, похоже, забывшая о нашем недавнем споре. — Я тут как раз подстригала газон.

— Мне очень жаль, — отвечаю я (последнее время «очень жаль» стало моим автоответом на любой вопрос).

Мысленно рисую картинку: Бабс подстригает квадратик травы размером с кухонную салфетку, в то время как соседи в ужасе наблюдают за этими упражнениями, удивляясь, почему это она не может, как все нормальные люди, нанять консультанта по садоводству. Уже, было, открываю рот, собираясь завести скулеж про работу, как Бабс вдруг добавляет:

— Я сама собиралась тебе звонить. У тебя появился поклонник.

— Неужели?! — взвизгиваю я. Тщеславие слоновьей ступней раздавливает все мои животрепещущие проблемы. — И кто же это?

— Робби! — восклицает она. — Он без ума от тебя. Такой славный парень. Он…

— Он же плешивый, — говорю я лицемерно, поскольку я тоже теперь плешивая. — К тому же я встречаюсь с Крисом.

— А-а, с этим, — отвечает Бабс, намеренно окуная коротенькую, невинную фразу в гадкие помои скрытого смысла. — С тем, кому плевать на этикет и кто не дарит свадебных подарков?

— Ты не должна принимать это на свой счет, Бабс, — говорю я, отчаянно стараясь быть милой и любезной. — Крис… э-э… Крис просто не считает свадебные подарки обязательными. Он не очень-то верит в знаки и символы.

Ответная реакция Бабс наводит на мысль об оскорбленном религиозном фанатике. И где-то посреди вспышки ее раздражения до меня доходит, что «знаки и символы» были не самым удачным примером.

Я понимаю, — и для меня это большой удар, — что не хочу говорить с ней о работе: больше не чувствую, что понимание с ее стороны гарантировано. Не хочется мне выкладывать Бабс и мои интимные подробности. Подумать только: а мне-то казалось, что наши с ней отношения всегда были простыми. Но теперь я стала чувствовать себя с ней ужасно неловко, словно пришелец, пытающийся имитировать человеческое существо. И, чтобы хоть немного успокоить ее, говорю:

— Хотя, знаешь, ты права. Робби — приятный парень.

— Послушай, позвони ему, сходите куда-нибудь, выпейте по рюмочке, просто так, ничего серьезного.

Я давно заметила, что замужние подруги неизменно и, естественно, из самых лучших побуждений стараются подыскать пару своим непристроенным товаркам, — вот только их великодушие и благородство крайне редко распространяется на поиск парней, которые выше ростом и более сексуальны на вид, чем их собственные мужья. Вообще-то я намеревалась призвать к перемирию, но вызвала лишь обиду. Молча записываю номер телефона Робби и обещаю позвонить ему.

Глава 11

Что меня всегда поражало, так это сколько в мире людей, которые делают ставки и выигрывают, рискуют и побеждают, в то время как я, — человек, который с момента своего рождения только и делал, что неукоснительно придерживался правил, — попадаю в беду, как только делаю шаг в сторону. Как же мне быть? Последние шестнадцать лет Бабс тащила меня через все, — неважно, через что. Когда нас бросил отец, — и пусть даже я не очень-то расстраивалась по этому поводу, — Бабс целый год делила со мной школьную парту (Франни тогда тщетно пыталась раздуть семейную ссору между своими родителями). С Бабс мне ни разу не пришлось следить за собой. Она вселяла в меня уверенность. И вот теперь, когда ее увели, я разваливаюсь на куски.

Нет, это не так. Я не разваливаюсь на куски, у меня все хорошо. И чтобы это доказать, схожу-ка я в спортзал. Или, может, лучше в бассейн? Не плавала уже тыщу лет, а ведь я обожаю плавать. Рядом с Хендоном есть бассейн, не хуже олимпийского, и, когда я жила в родительском доме, то каждое воскресенье проплывала по сотне раз туда и сюда, после чего пешком возвращалась домой и валилась спать. Я очень выносливая девушка. «Ты же с самого начала знала, что это будет спортзал», — думаю я, входя в тесный холл. Даже если это означало, что придется тащиться в город. Не могу устоять перед искушением бегущей дорожкой. Бабс же, наоборот, предпочитает бегать вдоль обочин: бегущая дорожка дает ей ощущение «быстрого движения в никуда». А мне нравится.

— Знакомые все лица, — слышится сиплый голос.

Жму на красную кнопку «СТОП», и, повернувшись, вижу перед собой богиню в черно-белой лайкре.

— Привет, Алекс!

И все — иначе я тут же брошусь обниматься. Я без ума от приветливых, дружелюбных людей — ну, вы сами знаете, тех, что благодарно поднимают руку, когда вы останавливаете свой автомобиль перед «зеброй», давая им возможность перейти улицу; тех, что ловят ваш взгляд и понимающе улыбаются, когда какой-нибудь религиозный фанатик заводит свои нудные проповеди в вагоне метро; тех, что обязательно скажут: «Вы уронили пятерку, девушка», когда вы ее действительно уронили, — в общем, тех, что на фоне всеобщей враждебности дарят случайные мгновения счастья просто так, ничего не требуя взамен. Тех, кого, к сожалению, не так много.

— Ты прямо слиплась с этой машиной, — говорит она. — Думаю, моя миссия на сегодня — затащить тебя на наши занятия по пилатесу.

— О! Спасибо. Я польщена. — Только через мой труп. Неаэробика. Фу! Черта с два ей удастся завлечь меня на своего пилатеса. Бессмысленная потеря моего драгоценного эндорфинного времени!

Четыре минуты спустя я уже лежу на голубеньком половичке, знакомясь со своими поясничными мышцами. Не уверена, что мне это нравится. В плане потоотделения — почти совсем ничего, и к тому же в зале сплошь жирные тетки, одна из которых все время пердит как тромбон, пытаясь дотянуться до пальцев ног. Едва не прокусываю губу, стараясь сдержать смех. Хотя упражнения с виду кажутся легкими, но не тут-то было. Даже простая команда, вроде: «Теперь садимся на седалищную кость, спину держим прямо, ноги вытянуты перед собой. Держим голову. Выше! Еще выше! Еще прямее! Работаем мышцами спины и живота», на поверку оказывается мучительнейшей из пыток. Растяжка — это сплошь страдание и скучища, и я прихожу к выводу, что поступаю очень благоразумно, лишь делая вид, что работаю. Следующий маневр требует сесть на пол, упершись кончиками пальцев в согнутые колени, — «пальцы ног не должны касаться пола!», — втянуть живот и, сгруппировавшись, перекатиться на спину, наподобие мячика, после чего — вернуться в сидячее положение, используя «трансверсус абдоминис», что, как я полагаю, является не чем иным, как пижонским термином для мышц живота. Мне удается — опять же хитростью.