Сорок звонких капелей. Осенние листья - Владимир Алексеевич Солоухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Абстрактное искусство в живописи, в поэзии, в скульптуре, даже в театре. Расщепление формы.
Унылый натурализм, который несправедливо сравнивают с фотографией, ибо современная фотография может быть очень даже художественной и даже… абстрактной. Унылый натурализм — окаменелость, окостенелость, мерзлота.
Но в том-то и дело, что в природе существуют две критические точки, на которых кончается жизнь: точка замерзания и точка кипения, когда предмет либо окаменевает, либо испаряется, теряя форму.
Мне кажется, что и в искусстве есть эти критические точки, эти полюсы, спорящие между собой, а между тем в чем-то очень сходящиеся. В том именно, что ни в той, ни в другой точке жизни нет: в одном случае она заморожена, в другом — кипяток и пар.
Истинная, теплая, полнокровная живая жизнь находится не в точке замерзания и не в точке кипения, но где-то посередине шкалы.
* * *
Некоторые критики вдруг обрушиваются на какую-нибудь книгу, говоря, что она, книга, искажает действительность.
Но, может быть, книга искажает не действительность, а то представление о действительности, которое у критиков существует и с которым они боятся расставаться?
* * *
К вопросу о «рассказать» и «сказать». У Константина Симонова есть стихотворение «Жди меня». Оно общеизвестно. В нем поэту удалось очень много сказать от имени всех, кто в то время воевал вдали от жен и любимых.
Потом Симонов написал сценарий «Жди меня» — самостоятельное произведение искусства. Потом был фильм «Жди меня» — самостоятельное произведение искусства. Конечно, в фильме рассказано было больше, чем в стихотворении: эпизоды войны — фронта и тыла, разные подробности. Но всё уже было сказано в стихотворении, и ничего сверх этого фильм не сказал. И все мы больше помним несколько стихотворных строк, нежели фильм, идущий около двух часов.
* * *
У одного знакомого, который только что побывал в Эрмитаже, я спросил:
— Скажи, что поразило тебя больше всего? Вспомни, подумай и скажи. Самое сильное впечатление.
Знакомый подумал:
— А вот что. Идёшь, идёшь — и вдруг на втором этаже сквер!
* * *
Записная книжка — протез памяти.
* * *
В институтах мозга изучают мозг того или иного человека, рассматривают в микроскоп, определяют химический состав.
Это все равно, как если бы попала к нам книга из неведомой цивилизации на совершенно недоступном языке. И вот мы стали бы определять химический состав ее бумаги, типографской краски, кожи на переплете.
Но книга осталась бы непрочитанной. И никакие анализы не помогли бы нам узнать ее иную, духовную, сущность.
Мне кажется, это относится не только к изучению мозга, но и к изучению природы вообще.
* * *
Как понимать сочетание традиций и новаторства? Как понимать сочетание корней и листьев одного дерева, как понимать сочетание истоков и устья одной реки, как понимать сочетание подножия и вершины одной горы?
* * *
Для того чтобы написать автобиографию, я должен был бы, помимо прочего, рассказать о всех людях, с которыми мне так или иначе приходилось встречаться, а также обо всем, что я успел перечувствовать и о чем передумал, живя на земле.
* * *
Разные фабрики, артели, кустари выпускают метры, то есть те простейшие измерительные приборы, при помощи которых отмериваются ткани, брёвна, верёвки, электрические шнуры и все земные расстояния.
И вот в моих руках метр. У меня возникает сомнение: а вдруг он не метр? Вдруг он из-за ошибки кустаря на один миллиметр меньше или больше? Как убедиться? Очевидно, нужно сравнить с другим метром. Но где гарантия, что другой метр есть метр? Может быть, когда-нибудь в первый раз ошиблись, и теперь на всей земле выпускают метры-недомерки или метры-перемерки?
Оказывается, этого быть не может. А если бы и создалось такое положение, оно было бы легко поправимо. В Париже, в специальном помещении, в подвале, при неизменной температуре хранится всемирный, единый платиновый эталон метра. Это первоначальный, подлинный метр. Это метр-идеал. Любую палку или ленту, считающуюся метром, можно сравнить с идеалом и узнать, в какую сторону отклонилось дело.
Итак, с метром просто. А как быть с личностью, с нравственностью, с моралью человека, с нормой его поведения среди себе подобных и по отношению к ним?
Должна ли существовать некая идеальная личность, чьё поведение, чья нравственность, чья мораль были бы тем идеалом, такой нормой, по которой любой человек в любое время мог бы проверить своё собственное поведение, посмотреть, в какую сторону произошло отклонение и велико ли оно?
Очевидно, авторитет такой личности-эталона должен быть недосягаемым для слишком изменчивого социального климата, в котором живёт человечество, ибо в конечном счёте может быть пересмотрена историческая и нравственная ценность каждой личности.
* * *
Наука может уничтожить гору Эверест или даже ликвидировать Луну. Но она не может сделать хоть чуточку добрее человеческое сердце. Здесь начинается роль искусства.
* * *
Композитор делает музыку, но и музыка делает его. Точно так же любая профессия, любая работа делает своего делателя, формирует склад его ума, души, характера и даже внешность.
Леонов высказал в связи с этим мысль, что, может быть, не случайно революция делалась руками главным образом металлистов и матросов.
* * *
Искусство нужно воспринимать дилетантски, так, как его воспринимает большинство людей — тех, для кого оно, в сущности, и создается. Но если это, конечно, не та степень, когда про Венеру говорят: «Какая-то голая баба, а кругом кусты».
* * *
Для писания басен, кроме поэтического или драматического таланта, необходимо самое обыкновенное остроумие, которое тоже дар, как поэтический, певческий или иной.
Поэту, прозаику не обязательно быть остроумным. Баснописец должен быть таковым. Блеск остроумия создает настоящую басню.
* * *
Знания, как и впечатления жизни, как и словарный запас, бывают активные и пассивные. Можно приобрести огромное количество знаний, которые никогда не понадобятся. Как если бы нахватать бумажных денег, обращающихся на Марсе.
* * *
Есть уменье: из легкой проволочки, выгибая ее искусно, делать этакие контурные портреты в профиль, где уловимо сходство. И вот мы смотрим, и любуемся, и даже говорим: «Как здорово!»
Но существуют: темпера, масло, тушь, гуашь, пастель, уголь, карандаш. Огромное количество современных стихов — именно проволока. Этакая проволочная поэзия.
* * *
Поэзия есть искусство в его чистом виде, экстракт, квинтэссенция искусства, то золото, которое в других
